древнейшие произведения литературы писались в стихах. И так продолжалось еще долго после этого. И только в 18-19 веках эти две области сравнились между собой по значению. Согласимся, что писать в стихах гораздо сложнее, чем в прозе. Попробуйте написать так и этак простую записку о том, что деньги на картошку на телефонном столике, а светлые брюки не одевай, потому что на улице дождь: тротуары в машинном масле и брюк потом не достираешься. Что потребует большего мастерства? То-то же! А ведь то, что написано прозой, вполне может излагаться стихом, а вот, чтобы наоборот - далеко не всегда! Попробуйте "Мцыри" Лермонтова рассказать словами - не о чем будет вообще говорить. А стихи дают возможность рассказать об этом же в тоне красивой, зажигающей трагедии. А что касается литературного авангарда, то здесь вообще клониться к низу дальше некуда, потому что если литература отказывается от связного содержания, то чем она принципиально отличается от бессвязного бреда?
Кроме того, говоря о литературе, как о виде искусства, аккумулирующем в себе и сам смыл, и саму возможность содержания, надо признать здесь, что ее содержание никуда не уходит от содержания нашей жизни, которое, как мы уже отметили для себя, имеет совершенно однообразное для истории значение. Отсюда и вечные сюжеты, и вечные персонажи, и вечные темы, и вечные завязки с развязками, и одна и та же фабула. Никаким новым содержанием литература также не наполняется, как и содержание самой нашей жизни. А если и наполняется, то только вслед за самой жизнью, которая в свою очередь ничем новым не наполняется. Меняется время описываемых событий и исторические условия. А события одни и те же, несмотря на то, что пиратов заменила братва, кавалеров частные детективы, придворных дам юные адвокатши, дуэли сменились драками в баре, ночные разговоры под балконами телефонными перезвонами, героические подвиги выполнением государственных заданий и т.д. Так что, в своем самом основном смысле литература также не исторична. Например, ее основная фабула - история об испытаниях, выпавших на долю двух любящих сердец, - вполне подходит и к истории Лейли и Меджнун и к истории Саши и Кати из "Двух капитанов" Каверина. Все это про одно и то же по своему основному смыслу. Как и все остальные сюжеты. Литература - не тот объект в истории, который мы пытаемся для себя определить как искомый. Наверное, к счастью. Но мы говорили об общей деградации искусства. Закончим эту тему театром.
Что мы здесь видим? Театр, там, где он сохраняет традиции, еще держится. Но, столкнувшись с его новыми формами, где герои ходят на ходулях, одеваются в одинаковые простыни или юбки (все повально!), совершают постоянные непереводимые пантомимы, вылезают из немотивированных содержанием бочек, передвигаются ползком, поочередно намеренно шарахаются спиной о жестяную пластины в центре сцены, монологи проговаривают лежа, а также совершают прочие безобразия, хочется, чтобы кто-либо властный и нормальный ткнул носом этих новаторов и как Белолобому (неразумному щенку, из какого-то детского произведения о животных) повторил несколько раз: "Ходи в дверь! Ходи в дверь! А не в окно!". Но даже если и предоставить театральных экспериментаторов самим себе без всякого воспитующего действия на них со стороны, то и обычный театр, не падая низко, никуда и не растет. Тоже все вершины уже достигнуты, остается только достойно повторять нажитое предшественниками.
Даже в порнографии, которая по рейтингу популярности занимает двадцать первых сайтов (двадцать первых!!!) в списке наиболее посещаемых тем интернета, произошел откат от достигнутых позиций. Наше "даже" говорит не об осуждении порнографии. Мы не вправе осуждать свой интерес к ней. Это - тоже наша природа. Отказавшись от материализма, как возводящего эту природу в причину Всего, мы отказались и от идеализма, который делает эту природу иллюзорной и недостойной. Мы договорились, что раз уж Бог создал нас для жизни и в природе, то ничто в природе не может не быть занятием для людей, если это не встречает сопротивления других участников данного занятия. Наше "даже" имеет в виду только соотносительность порнографии с искусством, потому что с одной стороны это уровень средневекового бродячего цирка (раньше в нем показывали исключительные уродства человека и гребли на этом деньги, а теперь показывают наоборот исключительные достоинства и гребут деньги, опять же, с этого), а с другой стороны, она прямо является не искусством, а наркотиком, миром мечты, в котором через отождествление с персонажами переживается то, на что вряд ли пошел бы каждый человек в реальности. Поэтому никто не против порнографии. Это - дело личного интереса. Здесь каждый свободен в предпочтении, отвергании или даже в поклонении ее стереотипам. Большого общественного вреда за ней вряд ли можно заметить. А полезна она хотя бы уж тем, что способствует обмену опыта между людьми, будит чувства, дает сексуальный заряд, совершает методико-наглядное обучение начинающих, сближает случайных знакомых и помогает коротать длинные зимние вечера. Но и здесь - ощутимые потери. От французских игриво-монументальных картинок она перешла к чувственной голландской, оттуда перевалила к изобретательной итальянской, оттуда откинулась к смачной немецкой, а от нее докатилась до механистически-животной американской, где никакого томления, никакой неги, где все смешалось в уродливую кучу: кони, люди, собаки, идиоты в масках, заумники с камерами, мужчины с мужчинами, женщины и мужчины с неженщинами-немужчинами, хлещут плети, жужжат вибраторы, им на смену приходят телефонные трубки и баллончики дезодорантов, истекает кал и струится моча, как будто все это происходит в меблированном туалете, куда каждый рвался, судя по отправлениям, как минимум три дня, но когда все там счастливо встретились, то решили пока повременить ради других потребностей. Конец пришел и этому "искусству".
Если любое творчество, даже такое примитивное, достигает своих пределов и начинает угасать, то такие рваные ритмы могут возникать только от истощения творческого запала человека. У Бога не могло бы истощаться ничего. Пределы достигаемого в искусстве говорят о том, что данные пределы порождаются пределами возможностей того, кто за этими достижениями стоит.
Наука, например, не знает никаких пределов, поскольку Бог постоянно эти пределы необозримо расширяет. А там, где Его нет, естественны вот такие тупики и откаты назад. Без Его поддержки недолго задерживается человек даже на том высоком, чего достиг собственными усилиями. Если все в истории прогрессирует, а искусство регрессирует, то это не то, для чего Он затевал историю. На этом придется и закончить.
А впереди у нас совершенно невеселая перспектива. Этика, за неимением ничего другого.
Добро и зло
Этика - это понятия о морали и нравственности. То, что нами обычно принято объединять знакомыми всем категориями Добра и зла. Не случайно эту сферу духа мы оставили напоследок. Нравственность, как явление истории, конечно же, имела бы право рассматриваться и самой первой, но … как ее вообще можно рассматривать с точки зрения возможного анализа? От чего прикажете отталкиваться при этом самом анализе? Что брать за основу для размышлений? Самым лучшим подспорьем для размышлений являются справочники, энциклопедии, хроники, указатели имен, учебники, словари, информационные указатели, сборники статей и прочие печатные издания информационно-собирательного характера, где может содержаться необходимый набор фактов, который в свою очередь можно принять к сведению, переварить и переосмыслить. Ну, а если дело методологически исследуется прямо через исторический аспект своей сущности, (как наше дело), то специальные издания и монографии вообще являются исключительно единственными возможными источникам, на которые можно не то, что бы всерьез, а вообще хоть сколько-нибудь правомерно опираться в своей работе.
А где брать такие правомерные источники для такой нашей растяжимо-обтекаемой темы, как этика? Кому-нибудь приходилось встречать "Учебник Добра и зла", "Словарь нравственных нормоуложений", "Энциклопедию хороших поступков" или "Алфавитный указатель злых деяний"? Мне они тоже не попадались. Именно поэтому мы постоянно отодвигали этику под конец, в надежде на то, что, отыскав что-либо более предметно-конкретное еще до нее, мы избавим себя от необходимости встать с ней лицом к лицу. Потому что, столкнувшись с нею лицом к лицу, любой впадает по непреложной необходимости в зону оторванного от фактов свободного философствования, чего как раз хотелось бы меньше всего.
Если мы берем к работе самый голый факт, то, чем более он гол, тем легче нам разглядеть в нем его истинное содержание. А если мы берем для этого же самого просто голое умозаключение, (что предполагает философствование), то будь оно хоть абсолютно голо, хоть разукрашено в самые категорические одежды, а до тех пор, пока мы не подтвердим его фактом, оно так и останется всего лишь философской теоремой, которую следует доказать. То есть любое умозаключение может приниматься в качестве жизнеспособного и правомочного только тогда, когда оно опирается на факт. Раньше мы так и делали. Более того, мы вообще старались всегда идти от факта к умозаключению. Это было оправдано. Потому что, как принято избито говорить, - "факты упрямая вещь". Они могут этим своим упрямством создавать конструктивные пределы возможных разбросов для любого умозаключения до тех пор, пока оно своими выводами полностью не уместится в рамки, не противоречащие факту. Факт определяет собой умозаключение. Это - естественно.
Но факт не просто определяет собой умозаключение, он его собой порождает! Ведь, даже совсем не имея в виду какой-нибудь мысли или идеи, мы можем к ним придти, натолкнувшись, на соответствующий факт. А на сами факты мы имеем возможность благодатно натыкаться в любимой нами справочной литературе. Натыкаясь на факты, мы, тем самым, в общем-то, натыкаемся и на сами умозаключения, потому что, обратившись к фактам не праздного любопытства ради, а получения каких-либо ответов на свои вопросы для, мы придем в процессе этого ко всем возможным умозаключениям. Поле, засеянное фактами, дает всходы выводов. Если признать факты полным набором того, что может представлять собою жизнь (а это так и есть, ибо, что такое факт, как не единично-событийный элемент, из которого складывается все тело истории?), то не погрешит против истины утверждение о том, что на основе фактов можно получить полный набор выводов о жизни. Мы шли этим путем, и это был, повторимся, правильный путь. Поэтому мы и держались за него до конца. Но он себя исчерпал.
А теперь нам придется идти от умозаключений. И это очень печально, потому что в этом случае очень легко может получиться так, что, не располагая изначально какой-либо нужной идеей или мыслью, мы так никогда и не натолкнемся на нее, если не натолкнемся на генерирующий их своим смыслом факт. Идя от умозаключений к фактам, у нас не будет совершенно никаких гарантий, что без фактологической основы мы наловим у себя в голове тот весь возможный набор предположений, который мог бы образоваться обратной связью с ними фактов, при которой факты берутся за основу. И тем более у нас не будет никакой уверенности в том, что именно там, где мы что-то пропустим, не будет находиться именно то, что мы ищем. Мы вполне можем и промахнуться. Мы это с досадой осознаем. И это делает нашу работу менее веселой, но зато и более ответственной.
Кроме того, проникая в область философствования, надо помнить, что это занятие требует специальной подготовки. Специальная подготовка требует специального языка. А специальный язык дает специальные понятия. Специальные понятия дают специальное знание. А специальное знание лично нам ни черта не дает, потому что предположить, что целью человека на земле по мысли Бога является получить докторскую по этике, значило бы уравновесить по значимости критерии Создателя с критериями ученого совета, утверждающего защиту этой докторской.
Однако, упомянув такую науку, как этика, сразу же согласимся и с необходимостью дать ответ на законный вопрос некоторых читателей - а почему бы нам всем не обратиться к ней? Разве она ничему не учит? Неужели со времен Аристотеля, который придумал само это слово, и до нынешнего дня, эта наука не создала ничего такого, чем сможет воспользоваться человек в своей жизни? Резонный вопрос. Но почему вы именно у нас об этом спрашиваете? Задайте сначала себе этот ваш вопрос - какими достижениями науки этики я руководствуюсь в своей повседневной жизни? Ответ не будет рождаться в муках. И смысл этого ответа затронет сразу же как продуктивность самой этой науки, так и целесообразность нашего обращения к ней, основывающуюся на ее продуктивности. Это, во-первых.
Во-вторых, возвращаясь к специальному языку, являющемуся следствием специальной подготовки, мы не рекомендовали бы кому-либо руководствоваться желанием познать смысл Добра и зла через специальные термины этики. В таких случаях здоровье дороже. Иначе придется долго кругами ходить вокруг таких, например, выкладок, как - "источник нравственности детерминируется эмпирическим монизмом мыслей о своей "яйности", как внутренней светоносности". Или долго стоять в оцепенении перед таким заявлением, как - "мораль выступает эпифеноменом онтологической сопричастности ноэзису и ноэме". Если вы выйдете из оцепенения, то можете впасть в кому от предположения, что "интенциональность через нравственное побуждение традуктивно цели определяется через модус "выигрыш-проигрыш" или "выгодно-невыгодно". Если же вы и после этого будете подергиваться и тянуть бессознательно-настойчивую руку к философско-этическим трудам, то можете нарваться на контрольную фразу в голову: "Тинктура добродетели в человеке не может не опровергать гилозоизма, даже если ее основная доминанта эсхатологична по гносеологии".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155