и заснула.
Я усмехнулся:
— Много прочитала?
Веки Ханны дрогнули и закрылись. Я бросил взгляд на часы — половина пятого утра. Я собрал разбросанные листы рукописи и сложил на тумбочке возле кровати. Постель Ханны была в беспорядке: простыня сбилась, одеяло перекрутилось, словно его пытались отжать в стиральной машине.
Я расправил простыню и встряхнул тонкое шелковое одеяло, оно вздулось бугром и медленно опустилось на Ханну, как купол парашюта. Я аккуратно накрыл ее босые ступни, поцеловал Ханну в щеку и пожелал ей спокойной ночи. Затем погасил свет и вернулся в кабинет. Джефф тоже уснул, положив ноги в носках на подлокотник дивана. Его ботинки валялись на полу возле телевизора. Я выключил телевизор, сел за стол и придвинул к себе пишущую машинку.
В девять утра, когда я все еще работал, а Джефф мирно спал на диване, явился полицейский, чтобы забрать Джеймса Лира.

* * *

Бледно-розовый Крабтри сидел на развороченной постели, подложив под спину две большие пуховые подушки и одну маленькую диванную подушечку. Из одежды на нем были только трусы в тонкую голубую полоску. Лучи утреннего солнца освещали его обнаженное тело, покрытое светлыми волосами — я не помнил, чтобы у него были такие светлые волосы, — создавая вокруг плеч, бедер и лодыжек золотистую ауру. Крабтри читал «Парад любви». Одной рукой он придерживал лежащую на коленях рукопись, другой нежно гладил голову своего друга. Голова была единственной видимой частью Джеймса Лира, все остальное тело лишь угадывалось под скомканными простынями. Выглядывающая из-под одеяла прядь волос была удивительно похожа на клок черной шерсти Доктора Ди. Брюки и рубашки, застывшие в причудливых позах, валялись на полу возле кровати. Витающий в комнате влажный запах осенних листьев напомнил мне запах кожаных рабочих перчаток, школьной раздевалки и старой брезентовой палатки. Навалившись на ручку двери, я просунул голову в спальню Крабтри. Он посмотрел на меня и улыбнулся. Это была добрая улыбка, без намека на обычную иронию. Я уже много лет не видел на лице Крабтри такой улыбки. Мне было безумно жаль стирать с лица моего друга это чудесное выражение.
— Он проснулся? — спросил я, мысленно порадовавшись, что не застал их за исследованием «серповидных отростков» друг друга или еще какой-нибудь крабтрибовской забавой, вроде игры в зоопарк, и Джеймс Лир не висит привязанный за ноги к потолку, иначе офицеру Пупсику пришлось бы разговаривать с покачивающейся на веревке «совой». — К нему посетитель.
Крабтри вскинул бровь и уставился на меня, надеясь угадать по выражению моего лица, кто этот загадочный посетитель. Безрезультатно. После минутного замешательства он наклонился и осторожно приподнял простыню, разрушив уютный кокон Джеймса. Из-под простыни показалась тощая шея и гладкая бледная спина. Джеймс Лир спал, как ребенок, свернувшись калачиком и подсунув ладони под щеку. Крабтри вытянул губы трубочкой и с умилением посмотрел на спящего. Затем повернулся ко мне и покачал головой — дескать, сам посуди, разве можно тревожить мальчика в такой ранний час. Он расплылся в снисходительно-нежной, почти сладкой улыбке, я даже подумал, что Крабтри влюблен. Однако это была слишком печальная мысль, и я поспешил прогнать ее прочь. Я привык полагаться на моего друга и всегда находил утешение в удивительной способности Терри Крабтри относиться ко всем романтическим чувствам с безжалостным сарказмом.
— Устал, бедняжка. — Крабтри накрыл Джеймса одеялом.
— Отговорки не принимаются, — сказал я, — ему все же придется проснуться.
— Почему? — удивился Крабтри. — Кто там? Старина Фред? — Он коварно улыбнулся и широким жестом указал на развороченную кровать и раскиданную по полу одежду. — Так зови его сюда.
— Полицейский, — сказал я.
Он открыл рот и снова закрыл. Беспрецедентный случай — Крабтри не нашелся с ответом. Помолчав, он положил рукопись на тумбочку и, склонившись над Джеймсом, что-то ласково прошептал ему на ухо. Джеймс тихо застонал и с трудом оторвал голову от подушки. Вывернув шею и щурясь, как только что вылупившийся цыпленок, он посмотрел в мою сторону. Его черные набриолиненные волосы топорщились в разные стороны.
— Привет, Грэди.
— Доброе утро, Джеймс.
— Полицейский? Это правда?
— Боюсь, что да.
После некоторой борьбы ему удалось выпутаться из простыни и перекатиться на спину. Он приподнялся на локтях, поморгал сначала одним глазом, потом другим, затем, приоткрыв рот, подвигал нижней челюстью, словно проверяя, насколько слаженно работают суставы и мышцы его нового тела. Одеяло соскользнуло вниз, открыв плечи и голый живот Джеймса, на котором отпечатались складки от простыни. На плечах были видны лиловые засосы и красные следы от зубов Крабтри.
— Чего он хочет?
— Ну, думаю, он хочет узнать, что случилось в доме ректора.
Джеймс молча откинулся на спину и уставился в потолок. Его левый висок прижался к локтю Крабтри.
— Ты ужасно храпишь, — сказал он, не глядя на Терри.
— Угу, многие жалуются. — Крабтри слегка подтолкнул Джеймса локтем. — Иди, Джимми, не трусь. Ты все запомнил? Скажешь как я велел.
Джеймс кивнул и медленно сел на постели. Он с сожалением посмотрел на свою остывающую подушку, затем резко повернулся в мою сторону:
— Я готов. — Он откинул простыню и, сверкнув голой задницей, спрыгнул с кровати. Джеймс одевался быстро и решительно. Отыскав среди разбросанных по комнате вещей свою одежду, он натянул трусы, влез в джинсы и поднял с пола мою фланелевую рубашку. Джеймс начал застегивать пуговицы и вдруг замер, заметив у себя на плече сочный лиловый засос. Он мягко коснулся его пальцами и посмотрел на Крабтри. Губы Джеймса расползлись в улыбке — кривовато-смущенной и почти благодарной. Я подумал, что в свое первое утро, после того как он стал любовником мужчины, Джеймс не выглядит особенно удивленным или расстроенным. Застегивая пуговицы моей рубашки, он продолжал поглядывать на Крабтри. В его взгляде не было слащавой сентиментальности, лишь легкое недоумение — словно, изучая своего нового друга, он пытался запомнить, как выглядят его колени и локти.
— Интересно, — начал я, — и что же ты велел ему говорить?
— О, он скажет, что ему очень, очень жаль, что он случайно убил собаку и готов понести любое наказание.
Джеймс согласно кивнул и полез под кровать за носками.
Я тяжело вздохнул:
— Боюсь, одними извинениями он не отделается.
Джеймс вылез из-под кровати.
— Кажется, я оставил ботинки в холле.
— Не думаю, что они тебе понадобятся. — Крабтри беззаботно махнул рукой. — В самом деле, не собирается же он тебя арестовать.
В холле громко скрипнула половица и раздалось позвякивание какого-то металлического предмета. Мы вздрогнули и переглянулись.
— Мистер Трипп, — послышался голос офицера Пупсика, — у вас все в порядке?
— Да-да, — крикнул я, — мы идем. — Я взял Джеймса за плечо и развернул лицом к двери. — Пошли, Джимми.
Уже стоя на пороге спальни, Джеймс обернулся и указал подбородком на лежащую возле кровати рукопись.
— Ну как? — спросил он.
Крабтри так сильно откинул голову, что его длинные волосы рассыпались по плечам, и с прищуром посмотрел на Джеймса. Я подумал, что редактор — это своего рода Оппенгеймер Роберт Оппенгеймер (1904–1967) — американский физик, руководил созданием атомной бомбы.

от литературы, прищурив глаза, он внимательно наблюдает сквозь защитные стекла очков за яркой вспышкой, которая сопровождает взрыв авторского эго.
— Неплохо, — голос Крабтри дрогнул, — очень даже неплохо.
Джеймс, как довольный ребенок, заслуживший похвалу строгого родителя, боднул головой воздух и расплылся в счастливой улыбке. Подхватив валяющиеся у порога ботинки, он размашистой походкой зашагал через холл к входной двери, где его поджидал офицер Пупсик.
Крабтри выпрямился и широко распахнул глаза.
— Я хочу это опубликовать. — Он схватил лежащую на тумбочке рукопись и с размаху хлопнул по ней ладонью. — Надеюсь, они мне позволят. Уверен, что позволят. Нет, честное слово, это просто гениальная вещь.
— Замечательно, — сказал я, чувствуя, как по спине пробежал легкий холодок. — Небольшое усилие со стороны офицера Пупсика, и он станет вторым Джином Дженетом. Давненько никому не удавалось написать хорошую книгу, сидя в тюрьме.
Крабтри сморщил нос:
— Брось, Трипп, за убийство собаки не сажают в тюрьму. По-моему, это преступление называется вандализмом?
— Да что ты говоришь? А про жакет он тебе ничего не рассказывал?
Крабтри нахмурился и отрицательно качнул головой. Мое сообщение взволновало его. Я снова почувствовал неприятный холодок под сердцем.
— Ну, по крайней мере, у тебя точно не будет проблем с издателями, — сказал я. — Скандальная репутация автора гарантирует успех книги.

* * *

Джеймс и полицейский стояли на крыльце и вопросительно поглядывали на меня через застекленную дверь, как двое мальчишек, явившихся узнать, нет ли у меня ненужной макулатуры. Я с облегчением заметил, что наручники все еще висели на поясе у офицера Пупсика.
— Мне очень жаль, мистер Трипп, — сказал полицейский, — но я вынужден забрать Джеймса. Доктор Гаскелл просил привезти его в офис, он хочет поговорить с ним.
Я согласно закивал головой и, повернувшись к Джеймсу, беспомощно развел руками — в очередной раз я отдавал его в руки других людей. И в очередной раз в его взгляде не было ни упрека, ни осуждения. Он просто улыбнулся и, легко спустившись по ступенькам, последовал за своим тюремщиком.
— Эй, минутку. — Я схватил лежащие на столике в прихожей ключи от машины. Молодые люди остановились и обернулись ко мне. — Думаю, тебе стоит кое-что прихватить с собой, не так ли, Джеймс? — Я многозначительно позвякал связкой ключей.
— А? Да, верно, — Джеймс слегка покраснел, но только слегка. Он чувствовал себя расслабленным и затраханным с головы до ног. Он был нежным и хрупким, как только что распустившийся цветок. Вряд ли его вообще можно было чем-то смутить. Скорее всего, он просто забыл об украденном жакете. И уж конечно меньше всего его волновало, что случится в кабинете ректора. Он просто плыл по течению и ждал, что произойдет дальше. — Кажется, я видел эту вещь на заднем сиденье машины.
— Какую вещь? — спросил офицер Пупсик.
— Жакет Вальтера… э-э… доктора Гаскелла, — я мило улыбнулся. — Все произошло совершенно случайно. Вообще-то, это моя вина. Я сказал Джеймсу, что хочу показать ему одну вещь, а он не понял, что она не моя, и… — Я осекся, видя, как стекленеют глаза офицера Пупсика. Нет таких объяснений и оправданий, которые показались бы полицейскому достаточно убедительными или правдивыми. — Словом, Джеймс хотел бы вернуть доктору Гаскеллу его собственность.
— О, — сказал Пупсик, — тогда считайте, что у вас появилась небольшая проблема. — Он удовлетворенно кивнул, довольный своей проницательностью. — Вы же оставили ее в мастерской. — Вскинув большой палец, он ткнул через плечо в направлении подъездной аллеи. — Ха, больше не было сил смотреть на эту ужасную вмятину?
— Что? Вы о чем? Я не… о боже!
Я сбежал вслед за ними по ступенькам крыльца и, вытянув шею, уставился поверх цветочных клумб на посыпанную гравием дорожку. Там ничего не было, кроме темного масляного пятна, похожего на лужу запекшейся крови.
— О черт!
— В чем дело? — насторожился офицер Пупсик.
— Грэди? — вопросительно произнес Джеймс.
— Ничего, все в порядке. — Я судорожно пытался вспомнить, где вчера вечером оставил машину. Ага, после лекции я вернулся домой пешком, так, а потом… или… нет, это было позавчера. — Ладно, Джеймс, ты пока отправляйся к доктору Гаскеллу и постарайся все объяснить, а я подъеду чуть позже, только… как только отыщу жакет.
— И все-таки, где она? — спросил Пупсик.
— Кто? Ах да, машина. Ну конечно, в мастерской. Вот ведь дырявая голова, отогнал ее в ремонт, а жакет забыл забрать.
— М-м, понятно. Если хотите, я могу вас подвезти.
— О, замечательно… то есть, нет. — Я благоразумно отклонил любезное предложение полицейского. — Спасибо, офицер, но думаю, мне не стоит ехать в этом. — Я подцепил двумя пальцами полы халата миссис Кнопфлмачер, надеясь, что выгляжу достаточно смешно. — Не беспокойтесь, я попрошу Крабтри — моего редактора, Терри Крабтри, он меня подвезет. Поезжай, Джеймс. Мы заскочим в мастерскую и тоже приедем.
Джеймс кивнул. Он уже не казался таким безмятежно-счастливым. Офицер Пупсик твердой рукой взял его под локоть и проводил до машины. Я шел чуть позади и, сунув руки в мешковатые карманы моего «счастливого» халата, старательно изображал спокойствие человека, которому совершенно нечего скрывать. Открыв дверцы машины, молодые люди обернулись, на лицах обоих было написано одинаковое недоверие.
Полицейский уселся за руль и, опустив стекло, еще раз окинул меня внимательным взглядом.
— Итак, — сказал он, указывая на меня дужкой солнечных очков, — вы утверждаете, что у вас находится собственность доктора Гаскелла, или, точнее, вы знаете, где она находится в данный момент. Так?
— Так. Собственность доктора Гаскелла находится у меня в целости и сохранности.
— И как только вы заберете ее из машины, которая находится в ремонте, вы доставите эту вещь доктору Гаскеллу. Верно?
— Верно. Доставлю немедленно.
Он кивнул, в последний раз подозрительно покосился на букеты розовой герани, вышитые на карманах халата миссис Кнопфлмачер, нацепил на нос темные очки и поднял стекло. Затем офицер Пупсик завел мотор и укатил, увозя с собой Джеймса Лира. Я слабо помахал им вслед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55