Отзывчивый магазин Wodolei.ru 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Агустин любил повторять, что тому, кто прочтет его оду, уже не нужно будет читать другие труды по истории Кордовы.Скорее всего, в ту ночь Виолета заставляла меня рассказывать байки, чтобы избежать сексуальной близости. Она отстранялась, а я не настаивал, поскольку не хотел ее тревожить. Виолета расспрашивала о местных политиках. В старой газете, которую она нашла в столовой, ее заинтересовал фотоснимок невысокого мужчины в очках, и я ответил, что это Оканья, в чьих руках находится кордовское градоустройство.– Так это по его вине установлены гранитные исполины, которые мы видели на площадях?– Нет, дорогая, это долгая история, давнее дело.Потом Виолета задавала вопросы о нашей алькальдессе и о каждом из членов городского совета; у моей подруги была потрясающая память.Заснули мы около шести утра. * * * Я проснулся часов в двенадцать, чувствуя огромную усталость. Я впервые провел ночь рядом с Виолетой, не коснувшись ее, но я так ее любил, что не придал этому большого значения.Когда я раскрыл окна, в комнату ворвались брызги света, словно брызги морской воды, врывающиеся в пробоину в борту корабля; донеслось воркование голубей с площади Компания.Не прошло и часа, как мы с Виолетой оказались на улице, наслаждаясь прекрасной весной; на плече моей подруги висела фотокамера.И вот мы вступили в мечеть, и в этом лесу из колонн я снова почувствовал гордость. Десятки раз я бывал в старинном храме, но теперь словно попал туда в первый раз. Виолета крепко сжала мою руку, а потом порывисто обняла от избытка чувств. Сердце ее готово было выскочить из груди. Я таял как лед. Среди достоинств этой женщины была и чувственность, и способность удивляться и сопереживать. Из собора пахнуло курениями, этим запахом веяло по всему кварталу.Когда мы подошли к часовне Вильявисьосы, Виолета оглянулась по сторонам и, заметив, что никто на нас не смотрит, подошла ко мне и поцеловала. То был долгий, упоительный поцелуй, возместивший мне отсутствие ласк прошедшей ночью.Виолета потянула меня к стене меж двух колонн тысячелетней древности, и мы принялись исследовать друг друга. Бедра Виолеты прижались к моей ноге, моя подруга обезумела от страсти, целуя меня так, словно готова была поглотить. В одно из самых пылких мгновений этой неожиданной священной баталии под нашим натиском подалась створка неприметной двери. Дверь вела в чуланчик, где, по-видимому, хранилась церковная утварь, а еще губки, моющие порошки и всякая всячина. Едва оказавшись в чуланчике, мы заперлись изнутри и разделись.«Ой-ой-ой, – подумал я, – если нас здесь застукают, отправят в комиссариат!»И этот страх возбуждал меня, опьянял и заставлял приложить все усилия, чтобы войти в подругу как можно глубже, как будто таким образом я мог затушить пожар, пожиравший влажное блестящее тело женщины, созданной для любви. Виолета кричала, распластавшись на старом письменном столе, а я зажимал ей рот, чтобы нас не услышали. Но и сам я, готовый взорваться, отчаянно кричал от страшного давления в затылке и продолжал двигаться внутри ее, растворяясь в водянистой смеси небывало могучих наслаждений.Наши души, покинув тела, парили меж колонн, ласково касались смальтовых чешуек на куполе михраба, потом усаживались на крыше собора и смотрели на реку Гвадалквивир, на Калаорру и Алькасар. Вот он, мой город, объект Всемирного наследия. Кордова казалась прекрасной с высот нашего блаженства, сходного с губительным наводнением.А потом пришел запах розмарина, ладанника, сосны, земляничного дерева, каштанов, оливок, лесных орехов. На нашем головокружительном астральном пути нам попался город-дворец Медина-Асаара и показал нам сокровища Омейядов, которые больше тысячи лет таятся в его стенах.И вдруг мы камнем рухнули обратно, в собственные тела.Язык Виолеты у меня во рту, мой член в ее вульве, ее руки сплетены с моими, ее слюна смешалась с моей слюной, наша кровь слилась воедино, наши волосы превратились в сеть, узлы которой невозможно распутать.Пролежав несколько минут в оцепенении, в изнеможении, словно убаюканные музыкой Листа, мы, по-прежнему не сводя друг с друга глаз, медленно и торжественно оделись, как будто таинство любви продолжалось и в повседневной жизни. Мы причесались, улыбнулись и снова поцеловались. * * * День встречи с Фламелем был уже близок. Я много читал, а Виолета между тем бродила по Кордове.Двадцатого марта 2005 года выдалась хорошая погода. На небе появились облака, в воздухе чувствовалась приятная влажность. В это время «Книга еврея Авраама» уже должна была находиться в руках Фламеля, а «Книга каббалы» – вот-вот добраться до Аликанте, где ее передадут правительству Израиля. С этим не предвиделось никаких затруднений. Однако я нуждался в духовной пище, в благословении Николаса, чтобы приступить к Великому деланию; вот почему Кордова была моей последней надеждой, последней ступенью лестницы, ведущей к бессмертию. XXXIV Я позвонил в колокольчик дома номер пять по улице Маэсе Луис, и дверь тотчас распахнулась – меня ждали. Меня встретил почтенного возраста человек, согбенный, совершенно седой, с огромным красным носом и косолапой походкой, облаченный в костюм мажордома начала XX века. От старика так и веяло высокомерием.– Сеньор Пино, вы весьма пунктуальны. Меня зовут Хулито Аументе, я поэт-дилетант, по профессии антиквар, волею случая мажордом, а еще хозяин этого дома, где имею честь принимать великого Николаса Фламеля. Когда он нас посещает, я исполняю здесь соответствующие обязанности. Мой двоюродный дед, великий кордовский музыкант Мартинес Рукер, многим обязан дону Николасу. Фламель помог нашему семейству в трудные времена, и все представители нашего рода – от которого теперь остались только я, согбенный старик, да моя сестра – пронесли через всю жизнь уважение, благодарность и готовность служить этому человеку. То же можно сказать и о моих друзьях. Вы слышали о группе «Песнь»? Если пожелаете, я представлю вас Пабло, Хинесу и… Впрочем, остальные уже умерли. Умерли в глубокой старости. Кроме Рикардо, который сошел со сцены, когда ему не исполнилось и шестидесяти. Он теперь где-то в небесных кабачках, закладывает за воротник вместе с Верньером, Висенте Нуньесом и ангелами Льебаны – а те пьют как проклятые. Злые языки поговаривают, что иногда в полдень Висенте появляется в таверне Туты. Поэтому суеверный Тута оставил за Висенте его столик и до половины наполняет вином его стакан. Не знаю уж, кто выпивает это вино, но к трем часам дня стакан совершенно пуст. Вы верите в привидения? В потусторонний мир? В переселение душ? Я уже сыт по горло своим долгожительством. Кто до сих пор веселится – единственный из всех, – так это Хинес Льебана: он заключил договор с дьяволом, пишет ангелов и замаскированных чертей, с крыльями и благостными личинами. Вот отчего и не помирает. На момент перевода книги Хинес Льебана (р. 1921 г.) был еще жив.

Есть еще Пепито де Мигель, тоже из нашей обоймы, посвящает сонеты всем, кому ни попадя. Ну а мне надоело. Переродиться бы мне в тигра да потрепать этих людишек! По-моему, всему есть предел! Я славно проводил время в горах, в Барбара-де-Браганса, у приятелей, и тут мне звонит великий Николас: «Слушай, Хулито, двадцатого я буду у тебя, так что спускайся с гор девятнадцатого». Вот так, без лишних слов – прямо королевский приказ. И я расстаюсь со своими дружками, чтобы оказаться здесь. А почему? У меня нет никаких обязательств. Недавно издали мое полное собрание сочинений. Я подарил свой ноутбук, роздал все пишущие машинки. Продал библиотеку – больше ста тысяч томов, подлинная лавка древностей! Живу, скажем так, как рантье. Когда в кармане пусто, Николас пересылает мне кучку евро. Из радостей жизни только и остается, что езда на мотоциклах «харлей» – так, что чуть ли не выходишь за звуковой барьер. Сижу всегда на заднем сиденье – а суть веселья в том, что, если мы разбиваемся, шею обычно ломает водитель. Поэтому, если мне хочется с кем-нибудь разделаться, я просто обзываю его трусливым пидором, который не умеет ездить. А потом поудобнее устраиваюсь на заднем сиденье и жду, когда мы грохнемся.Этот болтливый поэт-мажордом не давал мне и рта раскрыть. С тех пор как распахнулась дверь, ораторствовал он один. Так прошло несколько минут; потом послышались шаги.В этом доме пахло камфарой, хотя аромат растущих в патио гераней, роз и гелиотропов слегка перебивал запахи древнего особняка с полуразрушенными дорическими колоннами римской эпохи и коринфскими с растительным орнаментом, явно оставшимися от арабов. В одном из проходов внутреннего дворика я заметил даже саркофаг II века нашей эры – на нем стояли цветочные горшки. Я смотрел на картины: архангел Рафаил работы Мигеля дель Мораля был главным украшением столовой со стульями XVIII века и хрустальными люстрами. На полках – керамические вазочки и вязаные салфетки.Я снова услышал шаги, но на сей раз другие, более твердые и уверенные.– Привет, Рамон, как дела?– Привет… Жеан. Что ты здесь делаешь?Я был так изумлен, что даже заглянул за спину своего знакомого, которого так почитал и любил.– Я пришел…– Ну конечно, чтобы заменить Николаса, – резко перебил я. – Он, как обычно, не смог явиться в назначенное время.– Видишь ли, Рамон, Николас – человек, которого ищут, преследуют и атакуют. Он просто не может объявить, что двадцатого марта будет находиться там-то и там-то – и четко выполнить свое обещание. Однажды, когда ты будешь меньше всего этого ожидать, вы повстречаетесь. Даже Хулито верит, что Николас – это я. Так что, пожалуйста, в присутствии Хулито называй меня Николасом.– Вот уж не думал, что ты – доверенное лицо Фламеля. Теперь я понимаю, почему ты по чистой случайности все время попадался на моем пути. Ты следил за мной.– Или охранял. Взгляни на вещи с другой стороны: Фламель послал меня, чтобы я окончательно тебя подготовил. Через несколько дней ты окажешься в Синтре и приступишь к своей миссии, к своему Великому деланию. Если у тебя будет нужный внутренний настрой, если ты будешь самим собой, у тебя все получится.– Что именно получится? И стоит ли игра свеч? Я в этом уже не уверен.– Послушай, Рамон, тебя чересчур волнует встреча с Николасом. Общение с человеком, которому больше шестисот лет, – непростая штука. Однажды, когда Фламель переживал глубокий внутренний кризис и готовился – даже стремился – покинуть этот мир, он сказал, что философский порошок, превращающий неблагородные металлы в золото, способен на многое, пока поступки мудреца свободны от алчности. Однако возможности алхимии простираются гораздо дальше, значит, нужно следовать иной дорогой, той, что выше и прекрасней, – дорогой духа. Итак, Фламель осознал, что добился богатства (каковое он, кстати, использовал лишь на то, чтобы помогать другим), но еще не понимал, что ему далеко до открытия универсального снадобья. Он думал, что со дня на день умрет, но эта мысль его вовсе не тревожила. Ему казалось, что по воле божьей его жизнь и должна окончиться вот так… Но потом он познакомился с Педро Добрым, автором «Прекрасной маргаритки», посвятившим свою жизнь исцелению страждущих и не знакомому с золотой алхимией. Таких подробностей о нем Фламель тогда не знал и отправился в Феррару просто потому, что никогда не общался с другими алхимиками и хотел поприветствовать автора замечательной книги. Встреча состоялась в Ферраре, в доме Педро. Мудрецы крепко подружились, тогда-то Фламель и принял впервые эликсир, исцелив свои недуги, которых накопилось предостаточно. А Педро тогда увидел «Книгу еврея Авраама» – Николас всегда возил ее с собой, намереваясь возвратить законным владельцам, иудеям. Однако шли века, в руках Фламеля оказалась уже и каббалистическая книга, близнец «Книги еврея Авраама», а Николас так и не нашел того, кто был бы достоин принять рукопись…Только теперь он решился передать книгу – под давлением Израиля, – но, как тебе известно, лишь «Книгу каббалы», трактат религиозного характера. Фламель, конечно, чувствует опасность и идет на этот шаг, чтобы избежать преследования кучки людей, одержимых властью, которые верят, что рукопись укрепит их могущество и поможет навсегда стереть палестинцев с лица земли. Представь себе, как напуган Николас, если посылает улаживать дело собственную дочь, каким бы опасным ни было это задание. И все для того, чтобы тайна существования книги по алхимии осталась нерушимой. Если бы Николас тебе не доверял, ты бы ни о чем не догадался. Понимаешь? Так оставь свои сомнения за пределами круга, который нас объединяет. Чего ты хочешь, Рамон? Он вручил тебе собственную дочь! Не будь ты избранным, смог бы ты получить так много? Сам догадываешься, что нет.– Прости, Жеан. Ты прав, прав во всем.Теперь, когда страсти поутихли, мной овладело любопытство и я спросил о целителе Педро Добром. Жеан усмехнулся при виде моей детской любознательности.– Вот как все получилось: один алхимик открыл камень, способный очищать металлы, а другой сотворил снадобье, эликсир. Так было угодно случаю, судьбе или Господу. Если бы Педро получил золото раньше, чем составил эликсир, многие из нас, ныне живущих, скорее всего, были бы уже в могиле. А если бы Николас добыл эликсир, люди, спасенные им от нищеты, тоже умерли бы, но по другим причинам.Жеан долго рассказывал мне о великих мастерах, таких как Арнольдо де Виланова и Альберт Великий, об «Алхимических четках» – главном творении последнего. Упомянул он и о Папе Бонифации VIII, и о соборе Парижской Богоматери – настоящей каменной книге, содержащей все ключи к алхимическому Великому деланию. По его словам, в этом соборе-книге магические символы вытесаны из камня:– Дабы в течение многих веков люди говорили о сотворенном нами, дабы дом сей сделался напоминанием и, возможно, школой для многих грядущих алхимиков, что будут жить после нас и до скончания веков.– Я был в Нотр-Даме, но ничего подобного не заметил. Придется туда вернуться.– Там есть детали, недвусмысленно указывающие на тайные материи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53


А-П

П-Я