После уселся за стол, углубившись в чтение.
Через несколько часов с некоторым даже раздражением осознал:
перед ним некий оккультный труд, понять который невозможно
хот бы потому, что значения практически всех терминов -
неизвестны, никакой сюжетной структуры в записях нет, и
уяснение содержания требует многодневной, кропотливой
расшифровки едва ли не каждой фразы. А ветхие древние
манускрипты, переложенные коричневой пергаментной бумагой, и
вовсе были доступны для прочтения и понимания какому-нибудь
изощренному профессионалу.
Его отвлек стук в дверь.
Ричард спешно разместил бумаги и оружие в ящиках письменного
стола.
- Херр Валленберг! - раздался голос Михаила.
- Слушаю вас... - Ричард раскрыл дверь.
- Пора поужинать, - сказал Миша. - Погода - дерьмо:
снег с дождем. Чего вам идти в ресторан? Вы не думайте, -
упредил он возможный отказ, - что мои приглашения могут как-
то повлиять на на наши деловые релэйшнс... В России просто
так принято... Вы не стесняйтесь. У нас это ни к чему не
обязывает. У нас даже знаете как? - хозяин гостя приглашает,
кормит-поит, целуются, а потом заморочка какая-то, и -
запросто тесак под ребро... А потом чего уж там вспоминать,
кто сколько съел или принял на грудь... Ничего так
инвитэйшн, да? Ну, эт-я шучу... Не бойтесь. Братец никак не
отойдет от вчерашнего, влежку... Ну, а мы вдвоем тихо-мирно
и посидим, как?
- Хорошо, - сказал Ричард. - Только без тесаков. Я это
не люблю.
Миша хохотнул в ответ и - загромыхал толстыми подошвами
башмаков по лестнице, ведущей на первый этаж.
На ужин предлагалась прожаренная в специях свинина,
овощной салат и красное вино. Ричард, впрочем,
удовлетворился холодной кока-колой.
Миша смешно и интересно рассказывал ему о событиях своего
прошлого московского бытия, о порядках и нравах незабвенного
коммунистического государства, и Ричард, наверное, засиделся
бы с ним до полуночи, если бы не одолевавшая его
сонливость... Сонливость и чувство глубокой досады.
Он, влекомый каким-то упорно-механическим чувством
кладоискателя, откопал эти отсыревшие идиотские бумаги,
вкупе с пистолетами и кинжаламим, и - что дальше?
Его грызло осознание того, что он крупно и глупо проиграл.
Проиграл во всем. И безусловно права Элизабет, что развелась с
ним - неудачником, своею судьбой и природой на неудачи
обреченным.
- Миша. - Он поднялся из-за стола. - Спасибо за ужин. Я
- ваш должник. Компанию более составить не могу: что-то
тянет в сон...
- А разница, - сказал Миша. - Во времени. Вы же к
своему привыкли, к американскому... Вот и сбои. А завтра
проснетесь в пять часов утра и будете думать, куда бы себя
деть... Вы бы пересилили себя, посидели бы еще чуть...
- Не могу, - признался Ричард искренне. Повторил: -
Спасибо.
- Ну, - Миша протянул ему руку, - Отдыхайте. Извините,
как говорится, что обошлось без драки... - И - уткнулся в
телевизор, где сообщались последние российские новости.
В районе Карлсхорста, к великому Мишиному удовольствию,
до сих пор принималась трансляция программ бывшего
советского телевидения, что еще более приближало его
берлинскую жизнь к некоей новой ипостаси прежней,
московской.
Ричард же, укладываясь спать, уже в наступающей полудреме,
путано размышлял и о себе, и о своем недавнем собеседнике,
как о заложниках времени, диктующего постоянно меняющиеся
правила игры, что вмиг разоряют недальновидных и
увлекающихся; времени, должным в итоге, конечно же, слиться
с Вечностью, упраздняющей и время, и правила.
И неотвратимость такого слияния определилась в его
сознании столь очевидно, что он подумал: ведь к этой истине
способен придти любой и каждый, кто только в состоянии о ней
задуматься... Только в состоянии... В состоянии...
На него уже начал действовать клофелин, подмешанный во
время ужина коварным Михаилом в кока-колу.
БЕРЛИН. КАРЛСХОРСТ.
ДЕКАБРЬ 1992г.
Дождавшись, когда Валленберг поднимется по лестнице в
свои апартаменты, Михаил скоренько сполоснул тарелки, убрал
остатки еды в холодильник и, выключив телевизор, прислушался
к воцарившейся в доме тишине.
Лже-брат Алексей почивал в соседней комнате, откуда время
от времени доносился легкий храп; крепость же сна американца
никаких опасений у Аверина не вызывала, а потому, взяв
запасные ключи от дверей второго этажа, он смело отправился
наверх, захватив карманный фонарик.
Мысль о том, что в доме остались какие-то ценности, не
вывезенные родителями Ричарда в Америку, зародилась у
Михаила еще тогда, когда новый хозяин настойчиво потребовал
очистить подвал, а затем быстро нашла свое подтверждение,
ибо, вернувшись из магазина и, обследовав пол, он заметил,
что одну из плит настила буквально несколько часов назад,
сразу же после уборки, приподнимали.
А вот что за ценности хранились в подполе, именно сейчас
и предстояло выяснить.
Он прошел в кабинет, и луч фонарика сразу же высветил
желтый портфель с многочисленными проржавевшими застежками,
стоявший у письменного стола.
Вот оно!
Стараясь не шуметь, он поднял портфель и двинулся обратно.
Времени для обследования содержимого этого саквояжа у него
было предостаточно.
Спустившись на кухню, поставил портфель на стол. От отсыревшей
кожи несло холодной затхлой землей и плесенью.
Криво усмехнувшись, он взялся за застежку, просунутую в
металлическую петлю...
Трепетов, словно выполняя учебное упражнение, бесшумно
вынырнул из-за двери, и - опустил кусок водопроводной трубы,
обмотанной свитером - на голову согнувшегося над портфелем
Михаила, чье тело в тот же миг послушно и мягко завалилось
под кухонный стол.
" А все-таки, - подумалось ему с долей хвастливости, -
выигрывать должен профессионал, ребятки..."
Он уже протянул руку к портфелю, как вдруг в доме погас
свет.
Что это? Пробки? Или же...
Интуитивно он ощутил какую-то неведомую опасность...
Стараясь двигаться бесшумно, взял со стола портфель и двинулся
в сторону прихожей.
Бумажник Михаила с дневной выручкой и документами на
"Мерседес", запаркованным во внутреннем дворике, лежали у
него в кармане брюк вместе с ключами от автомобиля.
С вешалки он снял пальто Ричарда - модное, кашемировое,
решив, что оно заменит ему спортивную нейлоновую куртку,
оставляемую в качестве сувенира незадачливому Михаилу.
Некоторое время он выжидал, настороженно прислушиваясь к сырой
темноте, обступившей его, затем медленно открыл фрамугу
окна, ведущего в сад и - тихо спрыгнул на землю, тут же
резко отступив в сторону...
Страхи оказались напрасны: ни в саду, ни около дома не было
ни души.
Мирный Карлсхорст тихо погружался в сон, гася огни в оконных
просветах.
Отключив пультом сигнализацию, Трепетов уже взялся за ручку
"Мерседеса", как вдруг ощутил возле себя движение
стремительно скользнувшей тени, после чего сознание как бы
на миг оставило его, а после тут же вернулось, однако
находился он теперь не возле дома, а на заднем сиденье какой-
то машины, плотно зажатый с двух сторон громоздкими
личностями с телосложением чемпионов японской национальной
борьбы сумо.
- Что, сука, отпрыгался? - донеслись до него слова,
леденящим ужасом проникнувшие в душу.
Он дернулся, в глупейшей попытке вырваться из салона, но
тут же получил укол в ногу и - захрипел, цепенея от действия
известного ему медикамента, одобренного еще в пору расцвета
его карьеры специальными медэкспертами Комитета
Государственной безопасности...
Тем временем в эфире звучал следующий разговор на
англоамериканском:
- ... Из дома вышел "объект". С портфелем. Э-э, его
свинчивают...
- Кто?!
- Наверное, люди "немца"...
- Как?! Этого не может быть! Их там нет! Мы...
- Взяли. Профессионально. Он в машине. Красный
микроавтобус. "Понтиак".
- Вы уверены, что это "объект"?
- Кажется... Пальто его... В доме нет света...
- Ч-черт! Срочно работайте вариант "аппендикс"...
- Понял.
"Фольксваген" с мигалками, где находилась оперативная
группа сотрудников ЦРУ, переодетых в полицейскую форму,
перехватила "Понтиак" при выезде его на узкое шоссе, с тыла
опоясывающее Карлсхорст.
Водитель дисциплинированно остановился, приготовив документы
для проверки, и даже улыбнулся подошедшему полицейскому, ибо
неприятности боевому российскому экипажу "Понтиака" способен
был принести лишь предатель Трепетов, однако тот беспробудно
спал, привалившись щекой к мощному плечу одного из своих
стражей и никаких сигналов "sos" категорически подать не
мог.
Полицейский потянулся за документами, и - бросил в салон машины
металлический предмет, зажатый в кулаке, сам же - отпрыгнув
в сторону, за капот.
Бесшумно сверкнула нестерпимая вспышка, высветив каждую
рытвинку и волосок на лицах сидевших в "Понтиаке" людей;
вслед за ней салон мгновенно заполонили ватно-белые клубы
усыпляющего газа, и уже через минуту бездыханный, дважды
отравленный Трепетов и желтый портфель с полусгнившей
эсэсовской формой заботливо перемещались из "Понтиака" в
кузов "Фольсвагена".
"Полицейские" работали споро, но шесть человек в черных
масках и комбинезонах, выпрыгнувшие из тьмы, обладали
реакцией и приемами нападения еще более изощренными и
отточенными: им, людям Краузе, потребовались считанные
секунды, по истечение которых команда ЦРУ оказалась недвижно
лежащей в придорожной канаве, за исключением водителя в
полицейской форме, взятого в качестве "языка" и помещенного
вместе с Трепетовым и злосчастным портфелем в багажник
подъехавшего к месту горячих событий бронированного
"Мерседеса".
- Магистр, портфель у нас. Но...
- Что "но", что "но"...
- Там... какая-то старая форма...
- Какая еще форма?
- Форма... Вонючая, сырая... И фуражка СС. С черепом.
Мятая.
- И все?
- В портфеле - все. И еще: "объект" - не с нами...
- Что за идиотские сюрпризы! А кто же был в машине?!
- Русский. Нас ввело в заблуждение пальто...
- Пальто, русский, черт вас всех подери! Вы несете
какую-то чушь!
- Мы все исправим, магистр! - Немедленно! - Не
волнуйтесь, магистр!
Много незримых, однако же бурных страстей кипело той
декабрьской ночью в тихом и сонном Карлсхорсте, но, также
как тысячи его обитателей, ничего не ведал о них и виновник
всей кутерьмы - Ричард Валленберг, спавший, а, вернее,
лежавший, утратив сознание, в темноте выстуженной от
раскрытой форточки, спальни.
ТРЕПЕТОВ И АВЕРИН
Аверин и Трепетов, прикованные наручниками к батарее
центрального отопления, тянувшейся вдоль стены пустого
гаража, очнулись практически одновременно и - с изумлением
уставились друг на друга, припоминая те последние события
своей сознательной жизни, что смутно хранила их воспаленная
память.
- Леша, где мы? Что происходит, в натуре? - просипел
Михаил, испытывая позывы к рвоте и сильнейшую головную боль.
Трепетов - с бледно-зеленым лицом утопленника, хотел было
произнести: черт его, мол, знает, - но изо рта его вырвался
всего лишь болезненный хрип.
- Напали на нас, что ли? - предположил Михаил каким-то
озябшим голосом. - А?..
- Пи-ить... - прошептал Трепетов с мольбой в голосе.
Будто услышав его, в гараж из боковой двери - видимо,
ведущей в недра некоего дома, своей стеной к гаражу
примыкаюшего, появился мужчина лет тридцати в теплом плаще с
погончиками, идеальным пробором в набриолиненных волосах, с
гладким бледным лицом и ртом, перекошенным в фальшивой
улыбочке.
- Тысяча извинений за столь неудобный ночлег, -
произнес он по-русски с явным германским акцентом, учтиво
наклонив пробор и неспокойно смотря исподлобья. - Сейчас
вами займется врач. Ма-арти-ин! - крикнул он в сторону
двери, и в гараже появился сутулый верзила - прилизанный, в
белой рубашке и черном галстуке.
Верзила осклабился, показав крупные как у лошади зубы,
коричневые от табака и, вытащив из кармана брюк ключи,
отковал от батареи обессиленных узников.
- Прошу, - указал тип в плаще на проход в дом, первым
поднявшись к нему по низкой металлической лесенке,
вмурованной в бетонный пол гаража.
Аверин и Трепетов покорно двинулись вслед за ним. Замыкал
шествие человек с длинным лицом и лошадиными зубами.
Вошли в прохладный сумеречный холл, выложенный черным с
серыми прожилками мрамором. Канделябры, китайские вазы,
рыцарские доспехи, секиры и двуручные мечи на стенах,
ведущая наверх резная дубовая лестница...
- Туда, - показал человек в плаще под лестницу, и
вскоре пленники шагали в подземелье дома, - коридором,
сплошь выложенным голубым кафелем, лазурно сиявшим в
люминисцентном свечении ламп.
- Похоже на преддверие операционной, - остановившись,
хрипло заметил Михаил, незамедлительно получив увесистый
пинок, призывавший продолжать движение согласно указанному
маршруту.
Коридор привел в бильярдную.
Кожаные диваны и кресла, бильярд, стойка с киями, большой
застекленный портрет Гитлера, под ним - цветок в
пластмассовом горшке и - сервировочный столик с
многообразием напитков спиртных и безалкогольных.
На диване сидели двое угрюмых молодых людей, одетых в
свитера, джинсы и кожаные куртки.
Облокотившись о биллиардный стол, человек с аккуратным пробором о
чем-то задумался, кривя губы; затем, повернув в сторону
кожаных мальчиков плоскую, тщательно выбритую щеку,
произнес:
- Обыщите их еще разок. Поподробнее.
Мальчики - низкорослые, с могучими красными шеями, послушно
поднялись с дивана;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37