https://wodolei.ru/catalog/unitazy/kryshki-dlya-unitazov/
как сказала когда-то белая женщина-гинеколог: «Оставьте в покое клитор африканок».
Конечно, легко и просто рассуждать, когда ничего не случилось с твоим.
В наши дни многие страны Африки – Сенегал, Буркина-Фасо, Берег Слоновой Кости – законом запретили «вырезание». Государственный совет Египта пытался сделать это в тысяча девятьсот девяносто шестом году, но через несколько месяцев после принятого закона оппозиция религиозных радикалов свергла правительство. И мужчины добились, чтобы практика «вырезания» была легализована в больницах.
И, однако, нашелся один человек, имам мечети Ал-Азар в Каире, публично заявивший, что Коран не оправдывает этой традиции. Но нам всем предстоит пройти еще длинный путь, пока обман африканских женщин не прекратится.
Между тем в тысяча девятьсот девяностом году наша ассоциация впервые добилась дотаций, и начиная с того времени мы получаем официальную зарплату. Какой бы маленькой она ни была, эта помощь позволяет нам шире развернуть информационную работу с медико-социальным персоналом. И сегодня мы посещаем школы, колледжи, лицеи и университеты, встречаемся с медсестрами и акушерками – со всеми, кто по долгу службы несет ответственность за африканских женщин. Мы продолжаем ходить на предприятия, где трудятся африканки, и организовывать собрания с персоналом.
ГАМС – первая ассоциация такого рода в Европе, поэтому мы часто бываем на международных конференциях. Я выступаю как эксперт-консультант и докладчик. В двухтысячном году я знакомлюсь с Эммой Бонино – европейским депутатом, которая просит меня принять участие в международной акции «STOP FGM», что в переводе с английского означает «Стоп женским генитальным увечьям». Эта необыкновенная женщина борется за права личности в целом и женщины в частности.
Так я нашла работу. Я пробовала обучаться разным специальностям в восьмидесятые годы: одно время я посещала школу сиделок и школу медсестер, но не могла продолжать учебу в связи с той непростой ситуацией, в которой я оказалась из-за развода с мужем. Благодаря клинике, где я проходила стажировку, я нашла работу, но очень тяжелую: я обслуживала больных, которые были при смерти. Я работала ночью, с восьми вечера до восьми утра. А днем боролась за свои права. Дети росли. Я чувствовала себя менее одинокой, благодаря сенегальской подруге, жившей у меня дома. Она была моя единственная настоящая подруга и остается ею по сей день. Я держалась вдали от африканского сообщества – слишком много моих соотечественников отвернулись от меня, потому что я вышла за рамки, навязанные африканским женщинам. Одни помогали мне, не вмешиваясь в мой семейный конфликт; другие, оскорбленные, прогнали меня, когда мне было очень тяжело. Меня спасали социальные работники в мэрии, коллеги по ассоциации и несколько африканских подруг и друзей.
В тысяча девятьсот девяносто третьем году я сдала вступительный экзамен в университет «Париж-VIII», чтобы изучать африканскую социологию. Я хотела знать, была ли способна дойти до диплома. Через год занятий я потеряла терпение и изучала только то, что уже хорошо знала!
ГАМС по-прежнему работает в сотрудничестве с местными африканскими ассоциациями. Если семья отказывается слушать нас во Франции, наши коллеги в Африке принимают эстафету. Потому что до сих пор многие родители используют поездку на родину, чтобы сделать «вырезание» своим дочерям, обходя таким образом французские законы. На границе проверяют багаж, но не девочек. Как бороться с этим?
Есть судьи и прокуроры, которые могут вызвать родителей в суд для разъяснительной работы в случае, если ребенок родился во Франции и еще не успел подвергнуться экзекуции. Наша задача в том, чтобы сообщать о таких случаях. Как бы я хотела, чтобы маленькие девочки, появившиеся на свет во Франции от родителей-иммигрантов и воспитывающиеся в традициях двух культур, были француженками по рождению и жили по законам, никоим образом не карающим ни за самобытность, ни за национальные обычаи, а только за преступления перед личностью, за увечья, уродующие человеческую жизнь. «Традиции! Культура!» – выкрикивали лозунги те, кто возражал против принятия закона в начале нашей активной битвы. После каждого нашего публичного выступления нам звонили с оскорблениями. Сегодня все по-другому, я очень счастлива, когда мне говорят: «Видели тебя по телевизору, сестра. Это очень здорово – то, что ты делаешь, продолжай бороться, нам нужно искоренить варварские традиции!»
Но слышу я подобное только последние два-три года…
Я думаю, что «вырезание» вскоре исчезнет, но полигамия, уверена, будет сопротивляться еще долго.
В Сенегале мужчина думал дважды, прежде чем бросить жену. Семьи всегда присматривали за тем, как складывается семейная жизнь, и в любой момент могли «забрать» дочь, неудачно выданную замуж. Но вдали, в изоляции, в городе, будучи заложницей семейных традиций, в плену у детей и мужа, африканская женщина вынуждена выживать. Она в полной финансовой зависимости. Таких женщин еще немало. Многие мужчины тем не менее утверждают, что могут прокормить своих детей без семейных пособий.
Я вспоминаю семью, где мужчина имел пятнадцать детей от двух жен. Десять из них ходили в школу, и в этой школе меня попросили вмешаться, чтобы урегулировать странную ситуацию.
Две матери говорили мне тогда, в две тысячи втором году:
– Деньги приходят на счет мужа, и у нас нет к ним доступа. Он взял часть денег и уехал в Африку повидаться со своей третьей женой. Бот уже три месяца, как он там, сейчас начало новой четверти, а у нас нет денег на содержание детей. То, что он оставил, едва хватает на троих старших.
Легко пополнить личный счет, увеличивая число семейных пособий и имея школьные дотации на десятерых детей… Тот муж прекрасно жил в своей деревне.
Наверняка можно что-то сделать, чтобы предотвратить подобное. Ситуация была бы не такой унизительной, если мужья, даже живя в полигамии, давали бы женам возможность учиться. Однако подавляющее большинство мужчин используют семейные пособия, чтобы взять себе вторую или третью жену и унижать ту, что была у него раньше. Я думаю, что государство недостаточно активно ведет работу в этой области. А сколько еще предстоит сделать для защиты прав женщин во всем мире!
В июле две тысячи третьего года африканские страны подписали конвенцию, называемую «протоколом Мапуто» – дополнение к Хартии прав человека – и посвященную женщинам. Это замечательный документ, который, если когда-нибудь будет применен, приведет к реальному улучшению условий жизни африканок. Он провозглашает равенство мужчин и женщин, осуждает насилие над женщинами и пагубную для их здоровья практику – генитальные увечья и насильственные браки в том числе.
Увы, некоторые страны, подписавшие протокол, все еще не ратифицировали его. На сегодняшний день, чтобы он вступил в силу, нужно, чтобы минимум пять из нератифицировавших протокол стран перестали требовать внесения поправок и отстаивать права на культурную самобытность… У каждого свои аргументы, а женщины остаются подневольными, несмотря на международные требования. И мы, африканки, категорически протестуем против того, чтобы переставили даже запятую в подписанном тексте протокола. Мы ждем ратификации всеми африканскими странами без исключения. Эмма Бонино и многие другие собираются провести кампанию по привлечению общественного мнения, чтобы протокол был не только ратифицирован, но и применен всеми странами, и особенно теми, кто все еще не может решиться на это.
С две тысячи второго года я являюсь президентом европейской сети за предотвращение женских генитальных увечий (EuroNet – FGM). Появление этой сети стало возможным благодаря встрече, организованной в Швеции Международным центром репродуктивного здоровья, и инициативе ГАМС. Сеть начала активно работать в тысяча девятьсот девяносто восьмом году, благодаря университету Ган в Бельгии, ассоциации сомалийских женщин в Гетеборге и миграционным властям на местах. Мы хотим усилить сотрудничество на европейском уровне, чтобы повысить эффективность нашей работы и улучшить здоровье иммигранток, искоренив варварство генитальных увечий, насильственных и ранних браков.
Молодые девушки, готовые бороться за свои права, регулярно приходят теперь в наши ассоциации. И я надеюсь, что они подхватят эстафету, поскольку мы начинаем уставать, ожидая проявлений доброй воли мужчин-политиков, такой призрачной.
В иммиграции мы оказались принесенными в жертву. Мы должны были выставлять напоказ нашу частную жизнь, чтобы бороться эффективнее. Мы – первые жены иммигрантов, испытавшие насилие мужей и давление нашего сообщества во Франции. Я говорю о первой иммиграции, о своей. Как преподавателю грамоты, мне иногда приходилось в некотором роде клянчить разрешение у мужей, чтобы они позволили своим женам посещать мои уроки. Каким-то чудом мне всегда это удавалось.
Встав, подобно нам, плечо к плечу, африканки могут научиться бороться, для начала полностью отказавшись от «вырезания» своих девочек. Они могут требовать – почему бы и нет? – избавления от этого увечья с помощью восстановительной хирургии, весьма развитой сегодня. Все больше и больше молодых африканок хотят жить настоящей жизнью женщины. Европейкам трудно понять эту пустоту, преследующую нас. Операция по восстановлению клитора требует психологической подготовки: зарубцевавшийся в детстве шрам забывается на некоторое время, но боль – никогда. И в этот раз боль напоминает о себе в послеоперационный период, но теперь женщина сама сделала выбор. Подозреваю, что это странное ощущение – обрести исчезнувшую часть тела.
Я встречала прооперированных молодых женщин – «восстановленных». Первая, которая поделилась с активистками ГАМС, заставила нас смеяться. Она сказала:
– У меня есть клитор! Это работает! Это так м-м-м…
В двадцать лет еще жизнь впереди… Многие последовали за ней, последуют и другие.
Но остережемся утверждать, что восстановительная хирургия решает все проблемы. Это не выход из положения. Требуется тотальное искоренение варварских обычаев в мире. Пока они существуют, одного закона недостаточно. Необходимо будоражить общественное мнение и вести просветительную работу.
В Судане, несмотря на то что закон, запрещающий увечья, был принят в сороковых годах, инфибуляция – чудовищнее чего не существует – остается обычной пыткой для женщин. Некоторые главы африканских государств отступают перед тем, что один из них называет «эмоциональной реакцией определенных религиозных лидеров или представителей меньшинств». В период введения закона он даже попросил, чтобы закон был применен с «разумностью», настолько сильны сопротивления некоторых этнических групп. Мы, восставшие против дикости, нуждаемся в помощи религиозных деятелей и народных поэтов, в их умении подбирать нужные слова и убеждать африканских матерей в том, что религия абсолютно не требует жертвы в виде покалеченных женских гениталий.
Бог не поскупился, создавая женщину, зачем разрушать его произведение?
Особенно нужны информационные акции в деревнях, где труднее всего заставить матерей понять, что «вырезание» девочек будет иметь трагические последствия для их здоровья.
На сегодняшний день увечья женских гениталий практикуются в тридцати европейских странах, но главным образом – в Египте, Мали, Эритреи, Эфиопии, Сомали…
Знают ли туристы, приезжающие полюбоваться сокровищами фараонов, что в Каире, например, существуют лавочки, которыми заправляют мужчины, где «вырезание» маленьких девочек практикуется безнаказанно и за деньги? Такие «лавочки» имеются и в жилых домах!
Жертвами варварской традиции являются сто сорок или сто пятьдесят миллионов женщин во всем мире. Почти в два с половиной раза больше населения Франции.
Я стала одной из жертв. Моя беззаботная жизнь оборвалась в тот злополучный день. Стечение обстоятельств было роковым. «Вырезание» в раннем детстве, брак в подростковом возрасте, беременность до достижения зрелости – я не знала ничего другого, кроме подчинения. Это то, чего хотят мужчины, – к их удовольствию, и то, что навечно сковывает женщин, – к их несчастью.
Некоторые женщины продолжают говорить: «Меня подвергли „вырезанию", и моя дочь должна пройти через это». Они думают, что их дочери не найдут мужей.
Но я встречала в африканских деревнях бабушек, иногда восьмидесяти лет, которые говорят совсем по-другому: «Знаешь, дочка, почему мужчины придумали это? Чтобы заставить нас молчать! Чтобы контролировать нашу жизнь женщины!»
Слова «оргазм» нет в нашем языке. Удовольствие женщины – не только табу, но и нечто совсем неведомое. Впервые услышав слово «оргазм», я побежала в библиотеку. И тогда поняла, чего нам не хватало. «Вырезанием», практикуемым в детстве, нас заставляют поверить, что мы родились такими. Нас лишают удовольствия, чтобы доминировать над нами, но не могут лишить способности мыслить.
Существо, находящееся в заточении в узкой камере, даже в наручниках и кандалах, сохраняет свободу мысли. Тело в неволе, но мозг свободен. Именно так я воспринимала себя. Мне понадобилось время, чтобы научиться убеждать женщин отстаивать свои права. Вначале, особенно когда нужно было выступать на конференциях, меня сковывало сильнейшее смущение. Я думала: «Я – необычное существо, диковинный зверь, на которого все пришли поглазеть, чтобы понять, как он устроен». И я боялась смотреть на людей, стараясь угадать их мысли, – это было ужасно. Через несколько минут мне хотелось сбежать: «Что я здесь делаю? Зачем выставляю себя напоказ? Почему обсуждаю это? Почему я?»
Иногда мне задавали очень дерзкие и интимные вопросы, обращаясь ко мне лично, в то время как я говорила о проблеме в целом.
– Когда вы занимаетесь любовью, что ощущаете?
– Я не отвечу вам, поскольку это моя интимная жизнь.
Вероятно, я выглядела спокойной, но мне казалось, что меня обдали холодным душем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Конечно, легко и просто рассуждать, когда ничего не случилось с твоим.
В наши дни многие страны Африки – Сенегал, Буркина-Фасо, Берег Слоновой Кости – законом запретили «вырезание». Государственный совет Египта пытался сделать это в тысяча девятьсот девяносто шестом году, но через несколько месяцев после принятого закона оппозиция религиозных радикалов свергла правительство. И мужчины добились, чтобы практика «вырезания» была легализована в больницах.
И, однако, нашелся один человек, имам мечети Ал-Азар в Каире, публично заявивший, что Коран не оправдывает этой традиции. Но нам всем предстоит пройти еще длинный путь, пока обман африканских женщин не прекратится.
Между тем в тысяча девятьсот девяностом году наша ассоциация впервые добилась дотаций, и начиная с того времени мы получаем официальную зарплату. Какой бы маленькой она ни была, эта помощь позволяет нам шире развернуть информационную работу с медико-социальным персоналом. И сегодня мы посещаем школы, колледжи, лицеи и университеты, встречаемся с медсестрами и акушерками – со всеми, кто по долгу службы несет ответственность за африканских женщин. Мы продолжаем ходить на предприятия, где трудятся африканки, и организовывать собрания с персоналом.
ГАМС – первая ассоциация такого рода в Европе, поэтому мы часто бываем на международных конференциях. Я выступаю как эксперт-консультант и докладчик. В двухтысячном году я знакомлюсь с Эммой Бонино – европейским депутатом, которая просит меня принять участие в международной акции «STOP FGM», что в переводе с английского означает «Стоп женским генитальным увечьям». Эта необыкновенная женщина борется за права личности в целом и женщины в частности.
Так я нашла работу. Я пробовала обучаться разным специальностям в восьмидесятые годы: одно время я посещала школу сиделок и школу медсестер, но не могла продолжать учебу в связи с той непростой ситуацией, в которой я оказалась из-за развода с мужем. Благодаря клинике, где я проходила стажировку, я нашла работу, но очень тяжелую: я обслуживала больных, которые были при смерти. Я работала ночью, с восьми вечера до восьми утра. А днем боролась за свои права. Дети росли. Я чувствовала себя менее одинокой, благодаря сенегальской подруге, жившей у меня дома. Она была моя единственная настоящая подруга и остается ею по сей день. Я держалась вдали от африканского сообщества – слишком много моих соотечественников отвернулись от меня, потому что я вышла за рамки, навязанные африканским женщинам. Одни помогали мне, не вмешиваясь в мой семейный конфликт; другие, оскорбленные, прогнали меня, когда мне было очень тяжело. Меня спасали социальные работники в мэрии, коллеги по ассоциации и несколько африканских подруг и друзей.
В тысяча девятьсот девяносто третьем году я сдала вступительный экзамен в университет «Париж-VIII», чтобы изучать африканскую социологию. Я хотела знать, была ли способна дойти до диплома. Через год занятий я потеряла терпение и изучала только то, что уже хорошо знала!
ГАМС по-прежнему работает в сотрудничестве с местными африканскими ассоциациями. Если семья отказывается слушать нас во Франции, наши коллеги в Африке принимают эстафету. Потому что до сих пор многие родители используют поездку на родину, чтобы сделать «вырезание» своим дочерям, обходя таким образом французские законы. На границе проверяют багаж, но не девочек. Как бороться с этим?
Есть судьи и прокуроры, которые могут вызвать родителей в суд для разъяснительной работы в случае, если ребенок родился во Франции и еще не успел подвергнуться экзекуции. Наша задача в том, чтобы сообщать о таких случаях. Как бы я хотела, чтобы маленькие девочки, появившиеся на свет во Франции от родителей-иммигрантов и воспитывающиеся в традициях двух культур, были француженками по рождению и жили по законам, никоим образом не карающим ни за самобытность, ни за национальные обычаи, а только за преступления перед личностью, за увечья, уродующие человеческую жизнь. «Традиции! Культура!» – выкрикивали лозунги те, кто возражал против принятия закона в начале нашей активной битвы. После каждого нашего публичного выступления нам звонили с оскорблениями. Сегодня все по-другому, я очень счастлива, когда мне говорят: «Видели тебя по телевизору, сестра. Это очень здорово – то, что ты делаешь, продолжай бороться, нам нужно искоренить варварские традиции!»
Но слышу я подобное только последние два-три года…
Я думаю, что «вырезание» вскоре исчезнет, но полигамия, уверена, будет сопротивляться еще долго.
В Сенегале мужчина думал дважды, прежде чем бросить жену. Семьи всегда присматривали за тем, как складывается семейная жизнь, и в любой момент могли «забрать» дочь, неудачно выданную замуж. Но вдали, в изоляции, в городе, будучи заложницей семейных традиций, в плену у детей и мужа, африканская женщина вынуждена выживать. Она в полной финансовой зависимости. Таких женщин еще немало. Многие мужчины тем не менее утверждают, что могут прокормить своих детей без семейных пособий.
Я вспоминаю семью, где мужчина имел пятнадцать детей от двух жен. Десять из них ходили в школу, и в этой школе меня попросили вмешаться, чтобы урегулировать странную ситуацию.
Две матери говорили мне тогда, в две тысячи втором году:
– Деньги приходят на счет мужа, и у нас нет к ним доступа. Он взял часть денег и уехал в Африку повидаться со своей третьей женой. Бот уже три месяца, как он там, сейчас начало новой четверти, а у нас нет денег на содержание детей. То, что он оставил, едва хватает на троих старших.
Легко пополнить личный счет, увеличивая число семейных пособий и имея школьные дотации на десятерых детей… Тот муж прекрасно жил в своей деревне.
Наверняка можно что-то сделать, чтобы предотвратить подобное. Ситуация была бы не такой унизительной, если мужья, даже живя в полигамии, давали бы женам возможность учиться. Однако подавляющее большинство мужчин используют семейные пособия, чтобы взять себе вторую или третью жену и унижать ту, что была у него раньше. Я думаю, что государство недостаточно активно ведет работу в этой области. А сколько еще предстоит сделать для защиты прав женщин во всем мире!
В июле две тысячи третьего года африканские страны подписали конвенцию, называемую «протоколом Мапуто» – дополнение к Хартии прав человека – и посвященную женщинам. Это замечательный документ, который, если когда-нибудь будет применен, приведет к реальному улучшению условий жизни африканок. Он провозглашает равенство мужчин и женщин, осуждает насилие над женщинами и пагубную для их здоровья практику – генитальные увечья и насильственные браки в том числе.
Увы, некоторые страны, подписавшие протокол, все еще не ратифицировали его. На сегодняшний день, чтобы он вступил в силу, нужно, чтобы минимум пять из нератифицировавших протокол стран перестали требовать внесения поправок и отстаивать права на культурную самобытность… У каждого свои аргументы, а женщины остаются подневольными, несмотря на международные требования. И мы, африканки, категорически протестуем против того, чтобы переставили даже запятую в подписанном тексте протокола. Мы ждем ратификации всеми африканскими странами без исключения. Эмма Бонино и многие другие собираются провести кампанию по привлечению общественного мнения, чтобы протокол был не только ратифицирован, но и применен всеми странами, и особенно теми, кто все еще не может решиться на это.
С две тысячи второго года я являюсь президентом европейской сети за предотвращение женских генитальных увечий (EuroNet – FGM). Появление этой сети стало возможным благодаря встрече, организованной в Швеции Международным центром репродуктивного здоровья, и инициативе ГАМС. Сеть начала активно работать в тысяча девятьсот девяносто восьмом году, благодаря университету Ган в Бельгии, ассоциации сомалийских женщин в Гетеборге и миграционным властям на местах. Мы хотим усилить сотрудничество на европейском уровне, чтобы повысить эффективность нашей работы и улучшить здоровье иммигранток, искоренив варварство генитальных увечий, насильственных и ранних браков.
Молодые девушки, готовые бороться за свои права, регулярно приходят теперь в наши ассоциации. И я надеюсь, что они подхватят эстафету, поскольку мы начинаем уставать, ожидая проявлений доброй воли мужчин-политиков, такой призрачной.
В иммиграции мы оказались принесенными в жертву. Мы должны были выставлять напоказ нашу частную жизнь, чтобы бороться эффективнее. Мы – первые жены иммигрантов, испытавшие насилие мужей и давление нашего сообщества во Франции. Я говорю о первой иммиграции, о своей. Как преподавателю грамоты, мне иногда приходилось в некотором роде клянчить разрешение у мужей, чтобы они позволили своим женам посещать мои уроки. Каким-то чудом мне всегда это удавалось.
Встав, подобно нам, плечо к плечу, африканки могут научиться бороться, для начала полностью отказавшись от «вырезания» своих девочек. Они могут требовать – почему бы и нет? – избавления от этого увечья с помощью восстановительной хирургии, весьма развитой сегодня. Все больше и больше молодых африканок хотят жить настоящей жизнью женщины. Европейкам трудно понять эту пустоту, преследующую нас. Операция по восстановлению клитора требует психологической подготовки: зарубцевавшийся в детстве шрам забывается на некоторое время, но боль – никогда. И в этот раз боль напоминает о себе в послеоперационный период, но теперь женщина сама сделала выбор. Подозреваю, что это странное ощущение – обрести исчезнувшую часть тела.
Я встречала прооперированных молодых женщин – «восстановленных». Первая, которая поделилась с активистками ГАМС, заставила нас смеяться. Она сказала:
– У меня есть клитор! Это работает! Это так м-м-м…
В двадцать лет еще жизнь впереди… Многие последовали за ней, последуют и другие.
Но остережемся утверждать, что восстановительная хирургия решает все проблемы. Это не выход из положения. Требуется тотальное искоренение варварских обычаев в мире. Пока они существуют, одного закона недостаточно. Необходимо будоражить общественное мнение и вести просветительную работу.
В Судане, несмотря на то что закон, запрещающий увечья, был принят в сороковых годах, инфибуляция – чудовищнее чего не существует – остается обычной пыткой для женщин. Некоторые главы африканских государств отступают перед тем, что один из них называет «эмоциональной реакцией определенных религиозных лидеров или представителей меньшинств». В период введения закона он даже попросил, чтобы закон был применен с «разумностью», настолько сильны сопротивления некоторых этнических групп. Мы, восставшие против дикости, нуждаемся в помощи религиозных деятелей и народных поэтов, в их умении подбирать нужные слова и убеждать африканских матерей в том, что религия абсолютно не требует жертвы в виде покалеченных женских гениталий.
Бог не поскупился, создавая женщину, зачем разрушать его произведение?
Особенно нужны информационные акции в деревнях, где труднее всего заставить матерей понять, что «вырезание» девочек будет иметь трагические последствия для их здоровья.
На сегодняшний день увечья женских гениталий практикуются в тридцати европейских странах, но главным образом – в Египте, Мали, Эритреи, Эфиопии, Сомали…
Знают ли туристы, приезжающие полюбоваться сокровищами фараонов, что в Каире, например, существуют лавочки, которыми заправляют мужчины, где «вырезание» маленьких девочек практикуется безнаказанно и за деньги? Такие «лавочки» имеются и в жилых домах!
Жертвами варварской традиции являются сто сорок или сто пятьдесят миллионов женщин во всем мире. Почти в два с половиной раза больше населения Франции.
Я стала одной из жертв. Моя беззаботная жизнь оборвалась в тот злополучный день. Стечение обстоятельств было роковым. «Вырезание» в раннем детстве, брак в подростковом возрасте, беременность до достижения зрелости – я не знала ничего другого, кроме подчинения. Это то, чего хотят мужчины, – к их удовольствию, и то, что навечно сковывает женщин, – к их несчастью.
Некоторые женщины продолжают говорить: «Меня подвергли „вырезанию", и моя дочь должна пройти через это». Они думают, что их дочери не найдут мужей.
Но я встречала в африканских деревнях бабушек, иногда восьмидесяти лет, которые говорят совсем по-другому: «Знаешь, дочка, почему мужчины придумали это? Чтобы заставить нас молчать! Чтобы контролировать нашу жизнь женщины!»
Слова «оргазм» нет в нашем языке. Удовольствие женщины – не только табу, но и нечто совсем неведомое. Впервые услышав слово «оргазм», я побежала в библиотеку. И тогда поняла, чего нам не хватало. «Вырезанием», практикуемым в детстве, нас заставляют поверить, что мы родились такими. Нас лишают удовольствия, чтобы доминировать над нами, но не могут лишить способности мыслить.
Существо, находящееся в заточении в узкой камере, даже в наручниках и кандалах, сохраняет свободу мысли. Тело в неволе, но мозг свободен. Именно так я воспринимала себя. Мне понадобилось время, чтобы научиться убеждать женщин отстаивать свои права. Вначале, особенно когда нужно было выступать на конференциях, меня сковывало сильнейшее смущение. Я думала: «Я – необычное существо, диковинный зверь, на которого все пришли поглазеть, чтобы понять, как он устроен». И я боялась смотреть на людей, стараясь угадать их мысли, – это было ужасно. Через несколько минут мне хотелось сбежать: «Что я здесь делаю? Зачем выставляю себя напоказ? Почему обсуждаю это? Почему я?»
Иногда мне задавали очень дерзкие и интимные вопросы, обращаясь ко мне лично, в то время как я говорила о проблеме в целом.
– Когда вы занимаетесь любовью, что ощущаете?
– Я не отвечу вам, поскольку это моя интимная жизнь.
Вероятно, я выглядела спокойной, но мне казалось, что меня обдали холодным душем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21