Лишь для Эфиопии было сделано исключение, ее объявили союзником Португалии – разногласия в тонкостях религии были отложены на будущее. И поэтому, когда негус обратился к португальцам с просьбой о помощи, на берег Эфиопии высадился португальский отряд в пятьсот солдат, моряков и благородных идальго. Во главе его, в панталонах и жилете из красного бархата и золотой парчи, французском плаще из дорогой черной ткани, расшитой золотом, и в черной шляпе, усыпанной драгоценными камнями, выступал сам дом Криштован, пятый сын адмирала Васко да Гамы. Дому Криштовану было ужасно жарко, но он представлял здесь христианнейшего короля и потому терпел эти муки. Арабские имамы были разбиты.
В несколько лет португальцы наводнили Эфиопию, словно саранча. Впереди солдат и торговцев шли христианские миссионеры. Португальцы старались превратить Эфиопию в добровольную колонию и переусердствовали. Недовольство против спесивых и жадных союзников накапливалось с каждым годом, и, когда иезуитам удалось обратить в католичество одного из негусов, произошел взрыв. Эфиопия восстала, многие из миссионеров были убиты, а оставшимся в живых семи тысячам португальцев пришлось покинуть страну.
Португальские миссионеры, как это случалось не раз, проявили себя не с лучшей стороны, за что и поплатились. Однако они принесли существенную пользу современной исторической науке. Как лазутчики они были мастерами своего дела. Уже в XVI веке миссионеры проникли в самые отдаленные уголки Эфиопии, туда, где после них европейцев не было вплоть до начала нашего века. И оставили подробные описания всего, что видели.
А один из миссионеров, Альвареш, добрался и до Лалибелы, чуть было не разрушенной имамом Ахмедом Граном. Посвятив несколько страниц своего труда восторженному описанию церквей Лалибелы, он завершил его такими словами: «Я прекращаю, чувствуя утомление от моего труда и пребывая в уверенности, что никто не поверит мне, если я напишу более, да и за то, что я написал, меня будут корить как лжеца. Но клянусь именем господа, что все написанное здесь правда, я мог бы написать куда больше, если бы не боялся обвинений во лжи». Потом, решив, видно, что репутация его все равно погублена, миссионер все-таки не удержался и добавил: «Подобного храмам Лалибелы на отыщешь во всем мире».
Лалибела – странное, словно из звоночков колокольчиков слово – не только географическое название. Это имя одного из эфиопских царей династии Загве, правившего с 1182–1220 год (иногда встречаются иные даты его царствования, что происходит из-за разночтений между эфиопским и европейским календарями).
Ничем особенным негус Лалибела не выделялся среди других царей, и, если впоследствии церковь провозгласила его святым и придала ему соответствующие черты, причиной тому – храмы Лалибелы.
Порой создание того или иного памятника понятно, логично и объяснимо вполне реальными причинами. Карнакский храм получился именно таким, какой он есть, потому что являл собой основное святилище страны. Тадж-Махал должен был быть построен, ибо он – гробница жены Великого Могола. Эти памятники могли быть иными, но возникновение их закономерно. А вот появление храмов Лалибелы ничем не объяснишь, хотя бы потому, что в Эфиопии у них нет предшественников и единственный в мире их прототип и близнец находится на другом берегу Индийского океана и отделен не только расстоянием в несколько тысяч километров, но и половиной тысячелетия.
К сожалению, побуждения царя Лалибелы определить невозможно, зато их следствие налицо. Так или иначе, примерно в 1200 году царь замыслил создать чудо на берегу ручья с претенциозным названием «Иордан». Скорее всего в этих местах уже существовали пещеры, где жили христианские отшельники, может, даже какой-то исключительный но святости аскет, имени которого история не сохранила. Здесь был применен необычный способ строительства. В склоне горы вырубалась траншея глубиной десять-пятнадцать метров, которая квадратом охватывала громадную глыбу породы, а из этой глыбы высекали церковь. Достигались сразу две цели. Во-первых, не надо было решать проблемы, стоящие перед обыкновенным строителем, так как автор получал уникальную возможность ваять целый храм как статую. Во-вторых, что немаловажно в то тревожное время, церкви были потаенными: каждая из них стояла в яме. Между церквами в горе были проделаны подземные пещеры и ходы, по которым можно быстро и незаметно перейти в соседний двор.
Из одиннадцати церквей десять построены при царе Лалибеле, одиннадцатая, в его честь, – вдовой царя. Церкви не повторяют друг друга, но все они эфиопские, ни одна из них не могла быть построена в другом месте. Лаконичность и строгость эфиопской архитектуры, которая зародилась в Аксуме и сохраняет по сей день определенные черты, помогают ученым реконструировать древние постройки. Если возникают сомнения в том, каким был дворец в Колоэ или Аксуме, достаточно обратиться к средневековым замкам Гондара, чтобы в зубчатых стенах, выступающих пилястрах и квадратных колоннах угадать древние традиции, да и современный каменный дом с арками и колоннами, с террасами строится по тем же канонам, что и дворцы Аксума. Торжество эфиопского стиля тем более впечатляет, если вспомнить, что царь Лалибела, задумав грандиозное строительство, призвал иноземных мастеров в помощь своим, эфиопским.
В летописях сохранились сведения о том, что к Лалибеле приехало 500 строителей и художников из Египта и Иерусалима. Еще одну любопытную деталь сохранили летописи: инструменты для строительства собирались по всей стране и в специальных мастерских изготавливались новые. И неудивительно: строительство продолжалось двадцать четыре года.
Храмы почти полностью сохранились, если не считать повреждений, нанесенных некоторым статуям и барельефам мусульманскими завоевателями. Но, за исключением этих горестных эпизодов, христианские монахи никогда не покидали Лалибелу и тщательно оберегали церкви.
Невозможно рассказать обо всех одиннадцати церквах-скульптурах, но упомянуть хотя бы вкратце о двух, наиболее интересных, следует.
Церковь святого Георгия стоит несколько особняком от остальных. Она совершенно невидима, пока не подойдешь к ней вплотную.
Представьте, что вы идете по пологому склону горы, между редкими коренастыми деревьями, и вдруг оказываетесь на краю обрыва – траншеи. В этом каменном колодце глубиной двенадцать метров стоит церковь, крыша которой вровень со склоном горы. Учитывая необычность точки, с которой зритель может увидеть храм, строители сделали его в плане правильным крестом. Вот этот крест длиной двенадцать метров с нанесенным на него геометрическим орнаментом и видишь у своих ног. Помимо четырех фасадов, как у любого другого здания, церковь имеет и пятый – крышу, – обращенный к небесам.
Если же спуститься в колодец, то оказываешься перед высоким красным храмом, стены которого оживлены карнизами, пилястрами и разнообразными окнами (зодчим не надо было беспокоиться о таких деталях, как рамы или переплеты, поэтому возникли окна в виде крестов, квадратов, свастик, овалов).
Самый большой из лалибельских храмов – Медане Алем. Сторона его – более тридцати метров. Со всех четырех сторон он обнесен колоннадой. Десятиметровые квадратные колонны поддерживают украшенный простым узором портик, а фасад, спрятанный за колоннадой, вытесан так, будто сложен из толстых деревянных балок, концы которых даже вылезают из стен.
Здесь не раз уже повторялись слова: ничего подобного в мире нет. Но по отношению к храмам Лалибелы этого не скажешь, потому что такой храм есть. Совпадение настолько удивительно, что я позволю себе объединить эти два сооружения, разделенные временем и пространством, в одной главе, чтобы подчеркнуть прихотливость путей творчества, могущих привести созидателей в разных местах Земли к поразительно сходным решениям.
…Традиции пещерного зодчества в Индии сложились за много веков до нашей эры, а с укреплением там буддизма пещерный храм стал настолько обычен, что к началу средневековья их было построено несколько тысяч. Самые знаменитые – пещерные храмы Аджанты и Элуры. Происходящие от скромных пещер буддийских отшельников, пещерные храмы постепенно превращались в значительные сооружения. Одно время они становятся основным видом индийского культового зодчества и оказывают такое влияние на развитие индийской архитектуры, что даже в храмах, построенных вдали от скал и гор, угадываются их предки – пещеры. Сам храм, сходный с крутой пирамидой, сложно изукрашенной скульптурами и барельефами, напоминает гору, а его внутренние помещения, придавленные плоскими перекрытиями, вызывают ассоциации с пещерами.
К середине 1 тысячелетия нашей эры пещерные храмы стали изысканны, сложны и огромны. Достаточно сказать, что буддийская пещера-храм Тхин-Тхаль в Элуре поднимается на три этажа, каждый площадью 800 квадратных метров. Площадь пещеры Дас Аватар – около тысячи квадратных метров.
К началу средневековья пещерных храмов строилось все меньше. Тому несколько причин: упадок буддизма, истощение запасов подходящих скальных обрывов, желание индуистских правителей сооружать храмы у себя в столицах, а не в неудобных местах, диктуемых прихотями природы.
И вот на закате эры пещерных храмов появился в Южной Индии храм Кайласанатха в Элуре, возведенный по приказу раджи Кришны из рода Раштракутов. Произошло это в конце VIII века.
Храм Кайласанатха воплотил в себе два направления в индийском зодчестве. В нем слились пещерный храм и храм наземный – традиции храмов Аджанты и храмов Канчипурама.
Сочетая пещерное и наземное зодчество, Кайласанатха построен так же, как церкви Лалибелы: в пологом склоне горы вырубили траншею, окружившую монолитную глыбу, а затем эту глыбу скульпторы превратили в храм с двумя внутренними залами, со множеством статуй и барельефов.
Храм Кайласанатха, возведенный на пятьсот лет раньше, чем церкви Лалибелы, превосходит их размерами, сложностью и изысканностью форм. И неудивительно: эфиопские мастера были изобретателями, каждый храм – первый и единственный. В Индии архитекторы не только имели опыт строительства подобных сооружений (хотя никогда еще храм не строился именно таким способом), но и пользовались подробными трактатами по строительству, где были изложены все нормы и правила. Это, разумеется, ограничивало инициативу зодчих, лишало их права экспериментировать, зато давало им уверенность. К тому же царю Лалибелу, правившему обедневшей Эфиопией, пришлось собирать по стране инструменты, торговаться с мастерами, ввозить скульпторов и каменщиков из других стран, а у властителей деканской империи были в распоряжении десятки тысяч опытнейших мастеров и избыток инструментов.
Для сравнения достаточно обратиться к размерам храма Кайласанатха. Колодец, в котором он стоит, почти сто метров в длину, пятьдесят – в ширину. Основание храма – шестьдесят один на тридцать три метра, а высота его – тридцать метров. То есть в храме Элуры могли бы разместиться почти все лалибельские здания, к тому же по числу скульптур и барельефов Кайласанатха богаче, чем все эфиопские церкви, вместе взятые.
К счастью, эти арифметические подсчеты ничего не значат. Произведение искусства не измеряется кубометрами. Лалибела и Кайласанатха не соперники. Сравнивать их и нельзя, но соблазнительно обратить внимание читателей на то, что, по каким бы различным путям ни шла человеческая мысль, на этих путях встречаются удивительные совпадения.
Зимбабве
Копи царя Соломона
Как и многие рассказы об Африке, этот тоже начинается с записок португальца.
«В центре этой страны, – рассказывает португальский путешественник XVI века ди Гоиш, повествуя о той части Африки, где ныне расположена Южная Родезия, – находится крепость, сложенная из больших тяжелых камней… Это весьма интересное и хорошо выстроенное здание, при укладке которого, согласно сведениям, не употреблялось никаких скрепляющих материалов… Крепости, сооруженные таким способом, высятся и в других районах равнины. Всюду у царя есть свои наместники… Царь Бенамотапы владеет огромным государством…»
Вернее всего португальцы не забирались столь далеко в глубь материка и сведения о Зимбабве, встречающиеся в трудах того времени, почерпнуты у торговцев с восточного побережья Африки, которые часто бывали в царстве мономотапы (так произносился титул царя, португальцы звали его бенамотапой), могущественном средневековом африканском государстве.
Последующим европейским путешественникам рассказы о царях и крепостях не были интересны: Европа выкачивала из Африки ее богатства, в первую очередь рабов. И в течение нескольких столетий никаких сведений о таинственной крепости в Европу не поступало.
Лишь сто лет назад английский путешественник Адам Роджерс забрел в долину реки Лимпопо и в трехстах километрах от реки, в зарослях кустарников, обнаружил развалины гигантских каменных сооружений, которые он даже не смог толком описать, так как не видел раньше ничего подобного. Ясность внес немецкий геолог Маух. Спустя несколько лет он попал в те же места, осмотрел руины и объявил, что видел, без сомнения копию храма царя Соломона, а в долине, под крепостью, – копию дворца царицы Савской, в котором она изволила пребывать во время своего визита в Иерусалим.
Трудно сегодня догадаться, откуда у геолога Мауха возникла теория о храме царя Соломона и местожительстве царицы Савской, но в Европе, охваченной в то время интересом к Африке, которую делили европейские державы, слухи об открытии Мауха стали сенсацией. Очевидно вдохновленный этим рассказом, английский писатель Рай-дер Хаггард написал известный роман «Копи царя Соломона».
В 1890 году в долине реки Лимпопо появился отряд англичан, и фактическая сторона рассказов Мауха подтвердилась. Громадные каменные строения в самом деле возвышались в том районе, а по соседству жили племена, совершенно не представлявшие себе, кто и когда мог сотворить эти сооружения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44