https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/shtorki-dlya-dusha/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Хотя она представлена не одним тираном, а группой вождей, это нисколько не смягчает ее деспотического характера (14).
Город должен быть построен по определенному плану. Все граждане наделяются землей, которая, однако, остается собственностью государства.
Если и прежде Платон ориентировался на Спарту, то теперь его город-казарма еще больше приближается к спартанскому образцу. У власти должны стоять старые люди, лишенные увлечений и иллюзий.
Все тяжелые работы в Городе падают на плечи рабов и иноземцев. Рабство увековечивается (15). Жизнь "свободных" граждан проходит под бдительным наблюдением властей. Этому способствует система взаимного шпионажа. Особое значение придается спорту и военному делу. С двадцати лет начинается долгая армейская служба.
Чтобы человек не имел возможности предаваться праздности, он должен быть все время чем-то занят: упражнениями, пением, работой, назначенной правительством. Оно будет указывать, какие развлечения допустимы, какие нет. Искусство - особенно опасная область; авторов, которые в чем-либо нарушат строгие порядки, ждут суровые уголовные кары. Скульптор не свободен ни в сюжете, на в выборе материала. Музыкант не имеет права писать чистую музыку без слов: песни должны быть патриотического и воспитательного содержания. Недремлющее око направлено и на театр - любимый греками театр. "Не ожидайте же,- обращается Платон к драматургам,- что мы так легко позволим вам раскинуть у нас на площади шатер и привести сладкоголосых артистов, оглушающих нас звуками своего голоса; будто мы дадим вам витийствовать перед детьми, женщинами и всей чернью и об одних и тех же занятиях говорить не то же самое, что говорим мы, но большей частью даже прямо противоположное. В самом деле, мы - да и все государство в целом,- пожалуй, совершенно сошли с ума, если бы предоставили вам возможность делать то, о чем сейчас идет речь, ели бы должностные лица не обсудили предварительно, допустимы ли и пригодны ли ваши творения для публичного исполнения" (16).
Но особенно непримиримо относится государство "Законов" к посягательству на официальную идеологию. Таковой у Платона является уже не философия, а старое язычество. Оно должно служить делу гражданского "единомыслия". Платон помнит о свободе мнений, царившей в кружке Сократа, и, увы, боится ее. "У молодых людей,- говорит он,- возникают нечестивые взгляды, будто нет таких богов, признавать которых предписывает закон" (17). Ирония судьбы! Это почти дословно то, в чем обвиняли Сократа...
Но Платон как будто совсем забыл об учителе, он требует, чтобы на всех, кто проявит идейные колебания, немедленно доносили. Врагам государственной веры он приготовил наказания: штрафы, изгнание и даже смертную казнь (18).
В "Законах" религия совершенно теряет черты чего-то живого и тем более индивидуального. Все частные и домашние святилища упраздняются; религиозные общества и тайные места молитвы запрещены. Культ строго расписан и является обязанностью всех лояльных граждан. Это и неудивительно: в его новом Государстве личность окончательно подавлена, атмосфера наушничества и страха парализует всякую нежелательную власти активность. Человек низведен до уровня послушного орудия в руках тирании.
В этом зловещем проекте Платон, по меткому замечанию Вл. Соловьева, окончательно совершил прямое принципиальное отречение от Сократа и от философии.
Когда читаешь "Законы", начинает казаться, что страницы этой книги написаны маньяком, тяжелым душевнобольным, дошедшим на старости лет до полного маразма. Но даже усматривая в "Законах" явные черты умственного и душевного расстройства, нельзя только этим объяснять дух книги. Еще работая над "Государством", философ поддался искушению поставить во главу угла не человека, а строй, в "Законах" же он сознательно заключил сделку с Судьбой, всецело проникся презрением к личности, освятив насилие над человеческим духом.
Три основные линии эллинского миросозерцания пересеклись в Платоне. Величие его заключалось в прозрении высшего духовного мира, где человек находит свою небесную родину. Но кроме солнечного света Логоса, в его сознание проникает и обманчивый лунный свет дионисического дуализма; позади же всего грозно сверкают звезды ночного неба - Судьба и Необходимость. Столкновение этих трех начал и привело "идеализм" к духовному тупику. Недаром конец земного пути философа был окрашен пессимизмом и унынием.
О том, что мрачная тень нависла над седой головой основателя Академии в последние годы его жизни, свидетельствуют разные предания. Говорят, Платон сделался в это время необычайно угрюмым, сгорбился и ходил, не поднимая головы. Никто не видел улыбки на его лице. Жизнь его была трагедией, и, как положено в трагедии, она окончилась гибелью героя. Но, в отличие от участи героев Софокла или Еврипида, то была не физическая гибель, а глубокое внутреннее крушение. Впрочем, скоро пришла и смерть тела. Платон умер в 347 году. В то время ему было уже около восьмидесяти. Ученики погребли его неподалеку от Академии, в которой он вел с ними беседы в течение сорока лет.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава двадцать вторая
ЛОГОС И ХАОС. ОТРЕЧЕНИЕ ОТ СОКРАТА
1. Платон. Тимей, 24 а cл. Платон возвращается к теме Атлантиды в своем неоконченном диалоге "Критий", 108 е cл.
2. Там же, 28 b, с.
3. Там же, 29 b.
4. Там же, 29 d.
5. Там же, 29 е.
6. Там же, 31.
7. Там же, 33 d.
8. Платон следует здесь языческой мифологии и философии, которым свойственна пантеистическая идея предвечного Лона. Изначальный дуализм духа и материи у Платона позволяет сближать его с индийской доктриной Санхьи (см.: U. Bhattacharjee. Plato and Bhagavad-Gita.- "The Calcutta Review", 1927, р. 133 ff.). Творец для него лишь "мастер", изготовляющий вещи из уже имеющегося материала (см.: А. Е. Тауlor. Рlato, р. 138). Об отличии такого относительного творения от творения абсолютного (из небытия к бытию) см.: Н. Лосский. Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция. Париж, 1938, с. 104.
9. Платон. Тимей, 30 а.
10. Там же, 48 а.
11. П. Флоренский. Общечеловеческие корни идеализма.-БВ, 1909, февраль, с. 421.
12. Платон. Тимей, 47 с.
13. Платон. Законы, 709 b.
14. О тиране см.: Платон. Законы, 709-711.
15. Об отношении Платона к рабам см.: Законы, 777 е. В другом месте он говорит, что "земледелие предоставлено рабам", ремесла - чужеземцам (Законы, 806 е).
16. Платон. Законы, 817 b-d.
17. Там же, 890 a.
18. Там же, 890 с.
Часть VI
АРИСТОТЕЛЬ И КОНЕЦ СТАРОЙ ЭЛЛАДЫ
Глава двадцать третья
ОТ АКАДЕМИИ ДО ЛИЦЕЯ
Афины, Малая Азия, Лесбос, Македония, 347-335 гг.
Удивление - начало философии.
Аристотель
Среди тех, кто претендовал стать преемником Платона, на первом месте был, разумеется, Аристотель. Основатель Академии всегда высоко ценил огромные познания и педагогический дар Стагирита. Нередко Платон поручал Аристотелю читать лекции и заниматься с учениками. И все же руководство школой досталось не ему: на это были свои причины. Из двадцати лет, проведенных Аристотелем в Афинах, половину этого времени он уже не мог считаться правоверным "академиком". Ему стало тесно в рамках платонизма, его влекла природа как неисчерпаемый объект изучения; и вообще у Аристотеля наметилось совсем иное отношение к жизни и задачам философии, чем у учителя. Согласно преданиям, в последние годы отношения между Платоном и его учеником ухудшились, хотя верность Аристотеля Академии доказывает, что до разрыва дело не дошло. Очевидно, Платона тревожил отход Стагирита от "идеализма", но даже пиетет перед наставником не поколебал Аристотеля: он говорил впоследствии, что никакие дружеские узы не могут заставить его отказаться от собственных взглядов (1). Нелегкими были и отношения Аристотеля с товарищами. Говорят, что в Академии он многих раздражал своим насмешливым тоном и самоуверенностью. Но основной причиной того, что Аристотель не был избран главой школы, явилась его критика идей Платона. Мог ли Платон хотеть, чтобы ему наследовал человек, оспаривавший наиболее важные его концепции. Скорее всего именно сам Платон назначил себе другого преемника: им стал после смерти философа его племянник Спевсипп.
Сразу же после этого Аристотель покинул Афины и уехал в Малую Азию к атарнейскому правителю Гермию, с которым его связывала давняя дружба по Академии. Он женился на племяннице Гермия и поселился у него, всецело уйдя в научные исследования. Но через три года персидский царь Артаксеркс, которому подчинялась Атарнея, обвинил Гермия в измене; его арестовали, увезли в Сузы и там казнили.
Аристотель тяжело переживал трагическую гибель друга; ему пришлось оставить Атарнею и искать другое пристанище, где можно быдо бы заниматься любимой наукой. Вместе с семьей он решил перебраться на остров Лесбос к Теофрасту, тоже близкому ему человеку. Там он продолжил свои биологические изыскания, изучая размножение акул и морских ежей, органы слуха у рыб, наблюдая, анатомируя, ставя опыты.
Но вскоре в жизни ученого снова произошла перемена. Когда-то еще его отец, врач, служил при македонском дворе, теперь же царь Македонии Филипп стал настойчиво звать к себе Аристотеля. "У меня родился сын,писал он,- но я менее благодарен богам за то, что они мне его дали, чем за то, что они позволили ему родиться в твое время. Ибо я надеюсь, что твоя забота и твои поучения сделают его достойным будущего государства".
Из этих слов явствует, что к тому времени философ уже приобрел известность. С другой стороны, пригласить Аристотеля входило в обширные политические планы Филиппа.
До тех пор Македония, затерявшаяся среди лесов, где еще бродили стада зубров, считалась глухой окраиной греческого мира. Южные полисы долго третировали ее как полуварварскую страну и не заметили ее возросшей мощи. Теперь Македония заявила о себе как новая грозная сила. Филипп, воспитанный в Фивах, мечтал придать своей династии блеск эллинской культуры. Этим он надеялся прочнее связать Македонию с остальной Грецией. Одновременно он готовился к покорению всей страны, усыпляя бдительность эллинов мирными заверениями.
Тщетно афинский оратор Демосфен громил Филиппа в своих речах, предсказывая, что скоро тот явится в Грецию с оружием в руках; большинство афинян не верило в это, а нашлись и такие, которые образовали промакедонскую партию, полагая, что сильная монархия - единственное спасение для разложившейся нации.
Аристотель, хотя и не был приверженцем этой партии, относился к Македонии с большой симпатией. С ней была связана его семья, в Афинах же он всегда оставался "метеком", чужеземцем.
В 343 году Аристотель прибыл в Македонию и впервые встретился со своим учеником - Александром. Наследнику шел тогда тринадцатый год. Это был мальчик с лицом архангела и темпераментом Ахилла. От матери, горячей последовательницы Дионисова культа, он унаследовал пылкость и необузданность, а от отца - политический ум и безмерное честолюбие.
Три года Аристотель и Александр провели вместе. Ученый привязался к подростку, в котором дикарь мог уживаться с утонченным эллином. Он приобщил его к греческой культуре; "Илиада" с тех пор стала настольной книгой Александра: даже в походах он не расставался с ней. Замечая раннее развитие царевича, Аристотель не боялся посвящать его в сложные философские проблемы. Александр, по словам Плутарха, "воспринял не только этическое и политическое учение Аристотеля, но приобщался к более глубоким учениям" (2). Наследник гордился оказанным ему доверием и претендовал на монопольное обладание этими тайнами мудрости. Годы спустя он выражал недовольство тем, что Аристотель публикует свои книги. "Я хотел бы,- писал он учителю,- не столько могуществом превосходить других, сколько знаниями о высших предметах". Это, конечно, была поза, ибо вовсе не о философской деятельности мечтал молодой македонянин; в его желании стать единственным обладателем Аристотелевых познаний проявилась все та же ненасытная жажда власти, которая с детства владела Александром.
С тайной завистью следил юноша за успехами отца. Тот же сумел захватить выход к морю, разбить фокидян, владевших Дельфами, одну за другой присоединял к своей монархии афинские колонии. "Он мне ничего не оставит",жаловался Александр.
Филипп был искусным дипломатом; он знал, где нужно действовать подкупами и интригами, а где - силой и угрозами. При этом он повсюду продолжал твердить о своих мирных намерениях.
Обстановка в те годы напоминала время перед началом второй мировой войны. Демосфен видел, что Филипп, пользуясь раздробленностью Эллады, неуклонно расширяет сферу своего государства. "Мы равнодушно смотрим, как усиливается этот человек!" - восклицал Демосфен, выступая на собраниях в Афинах. Он не желал слушать тех, кто уверял, что Филипп призван стать вождем общеэллинского движения. "Он ничего общего не имеет с греками,- говорил оратор,- он варвар - жалкий македонянин, уроженец той страны, где прежде и раба порядочного нельзя было купить... и вот мы все еще медлим, проявляем малодушие и смотрим на соседей, полные недоверия друг к другу". Демосфен изобличал мнимое миролюбие Филиппа: "Или, может быть, про людей, которые устраивают осадные машины, вы до тех пор будете утверждать, что они соблюдают мир, пока они не подведут эти машины к самым вашим стенам?" (3)
Но, несмотря на все усилия врагов Филиппа, влияние промакедонской партии росло. В конце концов под ее давлением Афины призвали Македонию на помощь против соседей. Филипп с готовностью явился и под видом "помощи" начал настоящее покорение Греции.
Опомнившись слишком поздно, афиняне наскоро сколотили союз и осенью 338 года выступили против македонской армии. При Херонее противники встретились, и Филипп одержал полную победу. В битве отличился и юный Александр, который первым сумел обратить греков в бегство. После Херонеи был заключен мир, и Филиппа признали "вождем" всех эллинов. Старой полисной демократии пришел конец.
С этого времени Александр больше не возвращался к урокам Аристотеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40


А-П

П-Я