К третьему классу относятся комментарии на великих пророков (407-420 гг.), которые превосходнее предыдущих. В них также помещаются два перевода, а равно оба объясняются, но с преимущественным вниманием к греческому тексту. Реже, чем в комментариях на малых пророков, видна склонность к аллегории. — Особенность, значение и заслуги Иеронима, как толковника, обусловливались его обширными познаниями в еврейском тексте, с коими из древних равнялся только Ориген. Но между тем как Ориген из своих познаний сделал лишь приложение к критике текста LXX, критике, при том к несчастью не сохранившейся до нашего времени, Иероним сделал их более плодотворными, приложив к последовательному объяснению Священных книг и составлению перевода на все ветхозаветные книги. При этом, как толкования, так и перевод его сохранились. Таким образом, Иероним первый из христианских толковников составил объяснение по еврейскому тексту и дал возможность христианам, и не знакомым с еврейским текстом, отвечать смело на обвинения со стороны евреев в искажении христианами библейского текста. Иероним же представил первый опыт научного выяснения причин разностей между переводом LXX и еврейским текстом, и таким образом пролагал путь к взаимному научному примирению иудеев и христиан, освобождая тех и других от взаимного обвинения в намеренной порче библейского текста. — Иероним, далее, первый из христианских толковников представил опыт столь развитого, и часто до крайности любимого ныне, филологического объяснения библейского текста, нередко разбирая значение еврейских и греческих слов священного текста и на основании разбора сего составляя свои толкования. — Принимавшееся, затем, и другими отцами историческое объяснение библейского текста Иеронимом развито гораздо в большей степени, чем у предыдущих толковников. Все пророческие писания толковник хотел ставить в прямую и неразрывную связь с библейской историей и освещать историческим объяснением, хотя далеко еще не в полной степени этот метод приложен им. Но во всяком случае, сообщаемые бл. Иеронимом буквально-исторические изъяснения священного текста, особенно пророческих книг, и доселе остаются руководственными для современных толковников и благодарно и обширно цитуются последними.
В своих толкованиях Иероним нередко упоминает о евреях — «учителях своих» и приводит современное еврейское, иногда ошибочное, а иногда и правильное, понимание библейского текста. Поэтому его следует считать первым христианским толковником, гармонически соединившим развитое до него иудейское и христианское понимание библейского текста, между тем как предыдущие толковники совершенно чуждались многовекового опыта иудейского толкования. — Наконец, в заслугу Иерониму должно поставить его дальнейшее многовековое влияние: его перевод сделан церковным в Католической Церкви, его толкования были родоначальниками Лиры и лютеранских толкований, опиравшихся на еврейский текст, хотя потом удалившихся от принципа церковности Иеронима, в чем, конечно, он не виновен. — По сравнению с предыдущими толкованиями, это — почти первый опыт самостоятельного научного, свободного от проповеднического и назидательного, раскрытия смысла ветхозаветных писаний: разделение между экзегетикой и проповедью-моралью. Ему предшественниками были Ефрем Сирин и Феодорит, но у них толкования, если не имели формы «бесед и слов», то по содержанию были преимущественно моральны. Для истории толкования ценно его сочинение De viris illustribus, где перечисляются древние толковники и их толкования. Недостатком Иеронимова толкования можно счесть слишком частое увлечение полемикой, или точнее бранью, с еретиками и философами. Едва не в каждом стихе ветхозаветного писателя, конечно жившего за несколько столетий до современных Иерониму еретиков и совершенно не ведавшего их, Иероним тем не менее находит осуждение еретическому учению, а для себя повод побранить их. Эта брань занимает места много, а пользы для уяснения библейского текста конечно не дает никакой. Лишь свидетельствует об остроумных, но малоценных аллегорических сопоставлениях толковника, и охлаждает, а под час и раздражает, читателя его толкований.
Следующее место после Иеронима, по авторитету в древности среди западных толковников, занимает бл. Августин († 430 г.). Он, хотя не обладал познаниями Иеронима, но многое сделал для объяснения Писания и после Иеронима среди западных древних толковников занимает первое место. От него сохранились следующие толковательные труды. Бытие, объясненное в четырех сочинениях его: «О Бытии две книги против Манихеев» (написано ок. 389 г.), с разрешением еретических вопросов; «О Бытии по букве» — ?ber imperfectus (ок. 393 г.). т. е. объяснение 1:1-27; «О Бытии по букве 12 книг» — с буквальным и аллегорическим изъяснением, направленным против неумеренных аллегористов; 14 книг locutiones et quaestiones: Locutiones in Heptateuchum — VII libr., Quaestiones in Heptateuchum — VII libr. (написаны ок. 415 г.), обнимают Седмикнижие (Быт. — Суд.), с переводом его на латинский язык и объяснением трудных выражений. «Замечания» (Annotationes) на Иова и «Объяснение (Enarrationes) псалмов». Во многих проповедях изъясняются разные трудные места ветхозаветных писаний, в конце Исповеди есть объяснение части книги Бытия. — Но во всех его трудах мало обращается внимания на буквальный смысл, а преимущественно на моральный и иносказательный. Также во всех перечисленных толкованиях, как нередко показывают и заглавия их, бл. Августин, хотя и обещает в оглавлении говорить «по букве», но более является полемистом, богословом или нравоучителем, чем толковником, и потому, по взгляду даже современных католических богословов (Корнели) — поклонников Августина, эти труды Августина полезны более для богословов и проповедников, чем для экзегетов.
Много допускает он произвольных аллегорий, мистического значения чисел (особ. 6), моральных отдаленных рассуждений и приложений, и т. п. К вопросу о происхождении и писателях Священных книг относится довольно равнодушно: И. Навином или еще кем иным написана его книга, — все равно (Вопр. на Нав. № 6). Книги Премудрости Соломона и Сираха по нему написаны Сирахом, а после, впрочем, он усомнился в этом. Все псалмы написаны Давидом, а имена других псалмопевцев в надписаниях поставлены «пророчественно» Давидом же. Иногда задается праздными вопросами: что делал Бог в первый и дальнейшие дни творения, так как для произнесения творческого «да будет» нужно очень мало времени? и т. п. Но, конечно, нельзя всем его творениям придать такого характера. Настаивая на буквализме против Манихеев, Августин и сам иногда тщательно раскрывал буквальный смысл писаний. Кроме того, для толковников имеет большое значение его творение: «О граде Божием, где систематически изложены все Мессианские пророчества и идеей приготовления к Мессии освещена вся ветхозаветная история.
Не менее ценны для библеистов 4 книги его: «О Христианской науке — De doctrina Christiana» — первый опыт христианской герменевтики. В этом сочинении бл. Августин излагает правила христианского толкования и условия требуемые от толковника. 1) Цель Писаний есть угождение и любовь к Богу — и на этом пути развитие любви к людям. Таким образом, Писание понимается правильно, если все толкование руководится и проникается любовью к Богу и людям. 2) По причине разности в толкованиях и переводах книг, толковнику самому должно знать оригинальные языки Ветхо- и Новозаветных писаний: еврейский и греческий. 3) Должно тщательно выбирать библейские кодексы и неисправленным предпочитать исправленные рукописи. 4) При объяснении фигуральных выражений, символов, образов, нужно не всегда и не всюду одному образу придавать одинаковое значение, а сообразоваться с контекстом известного места. 5) Темные места должны быть изменяемы через сопоставление с более ясными. 6) Толковник должен быть знаком с языческой историей, географией, с физическими и математическими науками, музыкальными (т. е. изящными, словесными, поэзией…) и другими науками и приносить все это на служение святому Писанию. Должен также он обладать страхом Божиим, благочестием, разумом, чистотой сердца. Все это полезно, по мнению древних, не только для буквального изъяснения, но преимущественно для мистического и аллегорического. 7) Для латинян, незнакомых с оригинальными языками — греческим и еврейским, следует избрать правильный перевод, и таковым следует считать Италийский, как отличающийся благозвучием, буквализмом и ясностью. 8) В ветхозаветных писаниях перевод LXX, как плод богодухновенных мужей, должен быть предпочитаем еврейскому тексту, и все его уклонения от еврейского текста богодухновенны. Поэтому сам бл. Августин с опасением смотрел на труды Иеронима по переводу с еврейского на латинский. 9) Латинские кодексы должны быть исправляемы по греческим и по возможности так, чтобы едиными с последними словами выражали мысль библейского текста. Таким образом, бл. Августин частью соединяет и систематизирует правила, которыми руководились и другие рассмотренные толковники, но много высказывает и новых положений, к несчастью не примененных ни самим автором их, ни ближайшими по толкованию его преемниками. Например, знание еврейского языка, географии, истории, критика текста, выбор кодексов и их чтений, исправление переводов и т. п. Все это стало применяться лишь спустя тысячелетие по смерти Августина, так далеко опередившего свой век!
Наконец, из западных толковников рассматриваемого периода можно упомянуть еще о папе Григории Великом († 604 г.), которого современники считали «величайшим» — maximus — толкователем Писания. «В свитках Григория содержится такая глубина таинств, которую никакой мудрец не в силах изъяснить, хотя бы он говорил на всех языках», — говорит Исидор Испалийский. Главнейшие толковательные труды его: 36 книг «Моралей на Иова»; 22 беседы на Иезекииля. Сомневаются в принадлежности ему толкований на 1 Царств, Песнь Песней и 7 псалмов. Главным правилом толкования он полагал: сначала поставить исторический корень, чтобы потом разум был в силах насытиться плодом аллегорий. Экзегетическим ключом он считал троякий смысл: буквальный, аллегорический и моральный. Находился под сильным влиянием Августина и, подобно последнему, в своих толкованиях св. Григорий мало внимания оказывал букве и истории Писания и почти постоянно замечал, что «духовное и аллегорическое понимание — единственно истинно, а буквально-историческое понимание невозможно… в букве ничего исторического не звучит (например, Иезек. Иов. 9:13; 7:15; 3:2)». А потому толкования его состоят из назидательных и остроумно-мистических замечаний, сопоставлений, выводов, приложений по поводу библейского текста. Он и выбрал кроме Иова таинственную книгу Иезекииля, наиболее таинственные его видения (1-4:3 и 40:1-49), и еще более таинственно изъяснил их. Все образы и видения Иезекииля, по его объяснению, относятся ко Христу, избранным, жизни деятельной и созерцательной, апостолам, дарам Св. Духа, поступкам человеческим, низводящим эти дары или лишающим их, воскресению духовному и телесному, и т. п. Подобный же характер носят и его рассуждения о книге Иова. Иов — прообраз Христа, жена его — символ плотской жизни, друзья его — прообраз еретиков, и их имена, изъясняемые из латинского языка, на то же указывают. А слово Иов значит: терпящий, его страна Уц значит: утешающий. Следовательно, Иов есть образ страдания и утешения для каждого читателя его книги…
Святым Григорием заканчивается ряд западных, современных свв. отцам, толковников. Очевидно, для православного богослова из них особенно ценны толкования Иеронима и Августина, в коих много дано и сведений и руководств, из остальных же можно брать лишь нужное и в потребных случаях.
Второй период.
Послеотеческое и средневековое толкование (VII-XVI вв.).
С VI-го столетия начинается упадок богословского и всякого иного образования на Востоке и Западе. Этот упадок соответственно отразился и на толковательной литературе: вместо самостоятельных толкований стали появляться или подражания прежним, отеческим толкованиям, или собрание выдержек и извлечений из них, так называемые катэны и глоссы. На Востоке характер подражания и воспроизведения отеческих толкований носят труды Олимпиодора († 620 г.) на Иова, Песнь Песней, Екклезиаста; бл. Феофилакта на малых пророков и Евфимия Зигабена на Псалтирь.
Бл. Феофилакт, архиепископ Болгарский († 1107 г.), издавна известный (по Благовестнику), любимый и авторитетный в России толковник. Он преимущественно по Златоусту толковал новозаветные книги, но немного коснулся и ветхозаветных, изъяснив пять книг малых пророков: Осии, Аввакума, Ионы, Наума и Михея. Подобно Оригену, он определял троякий смысл Писаний и преимущественно раскрывал христианское и доступное христианам понимание пророческих книг, мало обращая внимания на буквально-исторический их смысл. Как в Новом Завете чаще всего он воспроизводит Златоуста, так в Ветхом Кирилла Александрийского.
Евфимий Зигабен († 1118 г.), по Толковой Псалтири, также издавна известен и любим в России. По методу толкования он сходен с Феофилактом и каждый псалом старается объяснить в разных смыслах: историческом, пророческом, аллегорическом и нравственном. Где уже трудно все их приложить, там останавливается он только на раскрытии каких-либо двух смыслов. Чаще всего, как и у древних аллегористов, темные и неудобопонятные места в переводе LXX, каковых в псалмах очень много, побуждают толковника обращаться к аллегоризму или новозаветному исполнению их, как пророчеств. Через это толковник, уклоняясь от контекста, представляет псалом сборником отрывочных выражений, в которых читатель переносится свободно из одного тысячелетия в другое, и нередко по несколько раз в одном псалме, если не стихе… Толкование Зигабена полезно в том отношении, что избавляет от справок в святоотеческих толкованиях, так как против каждого почти стиха толковник приводит множество цитат из них и иногда довольно обширных выписок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87