Обращался в магазин 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Начнешь серьезнее относиться к жизни. У тебя появятся обязанности. Ты сама поймешь.
– Знаешь, – вздохнула Эллен, – я мечтаю стать образцовой матерью.
Она опустила в раковину чашку, набрала в нее воды, чашка пошла ко дну. Эллен пустила по воде тарелку. Чашка поджидает ее в засаде. Эту игру Эллен помнила с детства. Торпеды со стороны порта, бум, плюх!
– Все мы об этом мечтаем, – вздохнула Жанин. Она звякала тарелками в буфетной, ставя их на место.
– Я всегда боялась, что не нужна тебе, – вырвалось у Эллен. Она смутно надеялась, что мать не слышит, что звон посуды заглушит обидные слова.
– С чего это вдруг? – Пораженная, Жанин выглянула из буфетной.
– В ту ночь, когда умер отец, ты стояла в дверях, я к тебе подошла, а ты сказала: «Только не ты, не ты». Я навсегда запомнила.
– Неужто правда? – Жанин принялась развешивать по крючкам чашки. – Какой ужас! – сказала она беззлобно. Ей эти слова не казались такими уж страшными.
– У меня тогда ноги замерзли, – продолжала Эллен.
– Ночь была холодная. – Жанин взглянула на дочь. – Ты росла таким странным ребенком. Не от мира сего. Я никогда не знала, что у тебя в голове. А однажды ночью я нашла тебя на площадке для гольфа, почти голышом. Что ты там делала?
– Скакала на коне с индейцами сиу, – ответила Эллен со смущенной улыбкой, готовая провалиться сквозь землю. Ну и глупость! – Я представляла, будто они ждут меня там. Целое племя. Я их видела. Как наяву.
Жанин, забыв на минуту о чашках, подняла глаза на дочь.
– Ты сама-то понимаешь, какая ты счастливая? Все видят вытоптанное, пожелтевшее городское поле для гольфа, а ты видишь равнины, где охотятся сиу. Все видят глупых девчонок, а ты – Гангстерш. Даже Дэниэла, господи помилуй, ты представляешь философом-мстителем. А теперь еще и Чиппи Нортон. Наверняка это самый обычный человек, живет себе, занимается своими делами, а для тебя он – толстый симпатяга-сыщик. Ты можешь вообразить, будто целое племя сиу среди ночи зовет тебя играть. Везет же тебе! Завидую.
– Ты? Завидуешь?
– Да, представь себе. Я обычная пожилая женщина в обычном пригородном бунгало. Я знаю, кто я. Воздушных замков не строю. – Жанин хмыкнула. – Фу ты черт! Дала же себе слово не хмыкать, когда ты сказала, что ждешь ребенка. Говорила себе: не смей хмыкать. И вот не удержалась. Прости.
– Ничего. Если б ты не хмыкнула, я бы подумала: что-то не так.
– Я могу сидеть с малышом, когда ты выйдешь на работу, – предложила Жанин.
– Хорошо, спасибо, – поблагодарила Эллен. – Знаешь, все так меня поддерживают! Рональд и Джордж хотят нянчить малышку. А Эмили – давать ей уроки музыки.
– У меня будет ребенок! – объявила она миссис Бойл.
– Знаю, милочка. Все знают. Правда, чудесно? Я научу ее играть на пианино.
– Ее?
– Конечно. Судя по форме живота, это будет девочка.
– Научите ее гаммам, – сказала Эллен. – До-ре-ми-фа-соль-ля-си, села кошка на такси.
– Что?
– Так приговаривала моя старая учительница музыки.
– До-ре-ми-фа-соль-ля-секс, милочка. А с возрастом секс все лучше и лучше.
Эллен улыбнулась воспоминанию и продолжила, обращаясь к Жанин:
– А еще Дэниэл…
– Господи помилуй, Эллен. Не неси чепухи, – отрезала Жанин. – И все-таки приятно, что твоя глупая фантазия по-прежнему работает. Теперь, когда у тебя будет ребенок, она тебе понадобится. Дэниэла к внуку не подпущу. К дочери – еще куда ни шло. А к внуку – ни за что на свете.
Глава десятая
– Боюсь, у меня не получится, – жаловалась Эллен. – Не выйдет из меня мать. Как ты управлялась, Кора?
– Не задумывалась, только и всего. Любой женщине на моем месте я бы посоветовала: цени свое грубошерстное пальтецо (тебе еще не один год его носить) и не поднимай глаз. Опасайся взглядов.
– Взглядов?
– Знаешь, как женщины смотрят друг на друга? Бегло, оценивающе. Роскошная красавица смотрит на замарашку и думает: «Ой-ой-ой! Слава тебе господи, что это не я! Я не испортила фигуру сексом и пончиками, не ношу грубошерстного пальто». А замарашка, глядя на красавицу, жалеет себя: «Будь я чуточку осторожней и в жизни, и в сексе, не разгуливала бы в грубошерстном пальто, не таскалась бы, волоча за собой детей, и не искала бы утешения в пончиках».
– Ты замечательная мать. А у меня материнских чувств нет и в помине. Если честно, я и детей-то не очень люблю.
– Чужих детей никто не любит. Твои собственные – другое дело, – возразила Кора. – Стать матерью – дело нехитрое. Все само собой получается. Гораздо труднее отпустить детей.
– Ну да, ты ж командирша. От природы командирша. Если вдруг тебе не на кого станет кричать, у тебя начнется ломка.
Что правда, то правда. Не так давно Стэнли пришлось терпеть Корины словесные уколы.
– Стэнли, ты, похоже, совсем не знаешь, что такое отдых?
– Нет. Честно говоря, отдых меня пугает. С тех самых пор, как я увидел в каталоге немнущиеся домашние брюки. Было написано «брюки», «немнущиеся домашние брюки». Представил себя в них и в домашней рубашке с открытым воротом – и меня в пот от ужаса бросило. Ну и гадость! Отдых – страшное дело. Не умею отдыхать… – Стэнли расхаживал кругами по спальне и размахивал руками.
– Ложись, Стэнли. Я просто подумываю взять тебя в гости к родителям. Ты ведь у меня первый приличный кавалер, они будут рады, что я наконец поумнела.
– Лучше поздно, чем никогда.
– В одежду для отдыха наряжаться тебя никто не заставит, обещаю.
– Как же ты все-таки справляешься? – допытывалась Эллен.
– Помогает чувство вины.
– Женщинам в этом нет равных.
– Поэтому они лучше воспитывают детей, чем мужчины. Мужчины совсем не умеют терпеть, – вздохнула Кора.
Подруги задумались. Жить, не умея и не желая терпеть?
– Вот засранцы! – сказали они хором. Вернувшись домой, Эллен застала у себя Дэниэла. Да не одного, а с приятелем, – наверное, из тех «типов» и «хмырей», что всегда были на вторых ролях в его жизни. В жизни, которая когда-то казалась Эллен сказочной, а теперь, когда Дэниэл постарел, – безрадостной, растраченной впустую.
– Какого черта ты здесь? – возмутилась Эллен. – Как ты смеешь вламываться ко мне в квартиру?
– Вот пришел забрать диван, – усмехнулся Дэниэл.
Как ни в чем не бывало. Ну и шуточки – без спросу забрать у человека диван!
– Это мой диван! Поставь на место!
– Собственно говоря, – заявил Дэниэл свысока, – диван принадлежит мне. Я его купил.
– А я его люблю! Не трожь! Ты здесь больше не живешь. Убирайся!
– Без дивана не уйду.
Эллен уселась на диван. Точнее, плюхнулась, как бы показывая: это мое!
– Я тебя от тюрьмы спасла, подонок! Я за квартиру заплатила. Я…
– Знаю, знаю.
Дэниэл понемногу выходил из себя. Он твердо вознамерился получить диван. Как-никак в диванных подушках – тысячи фунтов, выигрыши за много лет. А Эллен об этом не подозревает.
За долгие годы у Дэниэла набралось немало счастливых примет. Не все были связаны с одними и теми же носками, трусами и завтраками, важнее было другое. Во-первых, он каждый раз брал кое-какую мелочь из кошелька женщины, с которой просыпался утром (он называл это «взять в долг»). Готовил ей кофе в постель и, пока закипал чайник, рылся у нее в кошельке. А во-вторых, Дэниэл никогда не тратил выигранные деньги, а прятал их в диванные подушки Эллен (в свой бывший диван), у нее в квартире (в своей бывшей квартире). Теперь он собрался переезжать из квартиры на двоих у букмекера в квартиру попросторней. Дэниэлу нужны были деньги. И диван тоже.
– Мне он нужен, – твердил Дэниэл. – Без него не уйду.
– Уйдешь, никуда не денешься. Никогда еще он не слышал в голосе у Эллен столько твердости. Подумайте, что делает с женщинами беременность, – она придает им решимости. Вот досада! Эллен сидела на диване будто приклеенная.
– Давай, Джек! – Дэниэл подал своему спутнику («типу»? «хмырю»?) знак поднимать один край дивана, а сам взялся за другой.
Джек медлил.
– Не знаю, как быть. Чей диван?
– Мой! – сказала Эллен.
– Мой! – отрезал Дэниэл.
Эллен растянулась на диване, заявляя на него свои права. Потом разразилась тирадой:
– Не получишь! Козел! Всю жизнь соки из меня сосал, не видать тебе дивана! Я его люблю! Убирайся! Пошел вон!
Дэниэл попятился, вспомнив, как метко Эллен запустила в него когда-то яблоком. Эллен привстала на диване:
– Духу твоего чтобы здесь не было! Джек направился к дверям, бросив на ходу:
– Разбирайся сам, Дэниэл. Жду тебя на улице.
Дэниэл не сдавался.
– Это мой диван, – твердил он. – Я его купил.
– Негодяй, – заорала Эллен. – Совести у тебя нет! Был твой, а стал мой. Вспомни, сколько ты денег из меня выкачал! Я за него расплатилась сполна. Не видать тебе дивана. Я на нем сидела, когда в первый раз пришла сюда. На этом диване ты меня соблазнил. Я сказала, что одна грудь у меня больше другой. А ты спросил, какая из них моя любимая – та, что побольше, или та, что поменьше. Было так здорово! На этом диване мы занимались любовью. А когда ты ушел, я ждала тебя тоже на этом диване.
Здесь мне бывало и одиноко, и по-настоящему хорошо. Здесь я смотрела любимые фильмы и напивалась с Корой. На нем мы провели медовый месяц. Пили всякую гадость, брызгались шампанским. На этом диване я жила.
Дэниэл молча стоял, засунув руки в карманы, не глядя на Эллен.
– Так и быть, пусть остается у тебя, – выдавил он наконец и пошел к выходу.
– Если хочешь знать, – вполголоса сказала Эллен ему вслед, – на этом диване я буду играть с малышкой. Кормить ее. Здесь она будет спать, а я – работать за письменным столом. У меня есть планы. В первый раз за всю жизнь появились планы. – Эллен ласково похлопала любимый потертый подлокотник. В воздух поднялось облачко пыли. Эллен засмотрелась на него. – На будущей неделе отдам диван в чистку. А еще, – добавила она, когда Дэниэл был уже у дверей, – не приходи сюда больше. Я сменю замки.
Вскоре Дэниэл ей позвонил и попросил не отдавать диван в чистку, не заглянув сперва в подушки. Не зная, что и думать, Эллен повесила трубку, подошла к дивану и, расстегнув подушку, достала пачку денег. Десять минут спустя Эллен все еще вытаскивала деньги, пачку за пачкой. Достав последнюю, она глазам своим не поверила. По всей комнате лежали деньги, целое состояние. Сидя на полу, Эллен трогала их, рассматривала, перебирала.
– Деньги, – ошарашенно повторяла она. – Целая куча денег. Недаром я не отдала диван. Он приносит удачу.
Эллен позвонила Коре.
– Что ты собираешься с ними делать? – поинтересовалась та.
– Не знаю, – ответила Эллен. – Ума не приложу. В первый раз вижу такую кучу деньжищ. Целую гору. Это выигрыши Дэниэла.
– Ему что-нибудь достанется?
– Он не берет. Говорит, что ему тогда изменит удача.
– Забирай все. – В Коре проснулась жадность. – Можешь поехать в кругосветное путешествие. Купить новую машину. Именно что новую, на которой до тебя не ездил кто попало. Можешь одеться как королева. Можешь…
– Купить бутылку самой-самой лучшей, дорогой водки, – вставила Эллен.
– Водки?! – вскричала Кора. – У тебя тысячи фунтов, а ты мечтаешь о бутылке водки!
Корин голос гремел в телефоне. Эллен отвела трубку подальше от уха. Повернула ее, стала рассматривать из-под густой челки. Телефон был старенький и свое уже отслужил. Выцветший, обшарпанный. Много лет Эллен беседовала по нему с Корой. Много-много лет.
– Могу купить новый телефон, – вырвалось у Эллен.
– Водка и новый телефон! – У Коры в голове не укладывалось. – И это все? Счастливая ты. Счастливая, только сама не знаешь об этом.
– Счастливая? – промямлила Эллен. – Я? Счастливая? Как у тебя язык повернулся? Я даже не умею делать обратное сальто. Всегда мечтала научиться.
– Обратное сальто? – вяло переспросила Кора.
– Да. Понимаю, у меня есть работа, квартира, скоро будет ребенок, но моя мечта – научиться делать обратное сальто. Подпрыгиваешь, кувыркаешься пару раз в воздухе. Приземляешься. Раскинув руки, кричишь: «Опля!» – и срываешь аплодисменты. Вот и все. Как ты можешь называть меня счастливой? Что такое счастье? Я несчастна. Я бы не стала утверждать, что…
Но тут Кора сказала:
– Пока, Эллен. Завтра поболтаем.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30


А-П

П-Я