По ссылке сайт Водолей 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

«Я твоя, Марк. Я твоя. Не волнуйся. С этого момента я сделаю все, что ты скажешь», но она этого не сделала. Гнетущее сомнение, недоверие все еще оставалось, но все это уже не могло заставить ее отказаться от желания быть с Марком. Это она вложила его руку в глубокий вырез золотистого платья. Это она подвинулась ближе, когда он поднял юбку, чтобы почувствовать ее, каждый сантиметр ее тела, узнать, – с его докторскими знаниями она не сомневалась в этом – что она, невероятно, еще девственница, старомодная глупая девственница. Она, которую хлестал кнутом сексуальный извращенец, которую ласкали и которой никогда не владели, потому что она всегда сопротивлялась. А теперь, Боже, как ей хотелось этого теперь.
На его лице было выражение ярости, а рот чуть улыбался, и он делал все так, чтобы она захотела его еще больше, просовывая ее руку себе между ног, целуя ее до изнеможения. Золотистое платье, блеснув, полетело на палубу, подхваченное ветром. Он сильнее вдавил ее в диван. Господи, она не могла мечтать, что может быть так хорошо. «Еще, еще…»
– Да, моя девочка, ты получишь еще… и еще… пока не попросишь меня взять тебя в Марокко… будешь просить и просить…
Она не слышала, не слушала. Ветер и рев океана были для нее частью этого ошеломляющего открытия…
Спала ли она? Она не знала, но глаза были закрыты, и, когда открылись, она не могла бы сказать, где она. Она была одна, под мягким шерстяным одеялом. Яхта все еще двигалась по волнам, но теперь так медленно и ровно, словно снимают кино, и это не настоящая яхта, и Нью-Йорк только нарисован сзади, как фон. Платье все еще лежало рядом с ней. Она села, медленно, неуверенно, будто предстояло снова учиться ходить, жить после какой-то операции. Она натянула платье по пояс, когда подошел Марк. Он выглядел смущенным, как, наверное, и она сама.
– У тебя такая красивая грудь, можно я еще раз дотронусь?
Желание, чтобы все повторилось снова, вернулось с той силой, которую она подавляла всю свою жизнь.
Она хотела опять сбросить платье, но он остановил ее.
– Нет, не сейчас. Мы слишком близко от берега. Помнишь, Золушка, ты сказала, что должна возвращаться вовремя?
Он стоял рядом на коленях. Неужели она так сказала, когда они удирали с вечеринки Форги? Это был другой день, и она была другим человеком.
Взгляд Алексы упал на часы. Час пятнадцать. Новый день. Она не знала, какое это число, но помнила, что в студии надо быть через восемь-девять часов. Еще есть время понежиться в его руках, а потом идти в студию, идти куда угодно, впервые в жизни с новым выражением на лице, которое будет светиться от счастья, потому что она отдалась любимому мужчине.
Любимому? Она попыталась выбросить это слово из головы. Марк натянул на нее платье. «Застегнись, дорогая». Он встал и показал на берег.
– Вот отсюда мы раньше уходили в плавание. Скоро, любимая, мы будем в Бронксе… потом – Спайтен Дайвил, оттуда в Клойстерс и опять вернемся к реке Гудзон. И Лицо Вечной Молодости ступит на твердую землю… – Он опять говорил полунасмешливо-полунежно, но Алекса больше не желала слышать этот тон.
Она поднялась и стряхнула платье с плеч – без молнии это могло произойти и невольно.
– А спальни на яхте нет? Что, Бен всегда спит на открытом воздухе?
Он притянул ее к себе так сильно, что пуговицы на его рубашке больно вдавились ей в кожу.
– Ты разве не хочешь подчиняться комендантскому часу?
Алекса медленно покачала головой.
– Иди за мной вниз… в каюту хозяина. На яхтах не бывает спален.
Каюта была абсолютно белой. Алекса вздрогнула, вспомнив белизну комнаты в отеле «Фермонт». Почему плохие воспоминания врываются в счастье настоящего?
– Я сейчас, – сказал Марк, – дам указания капитану.
– Капитану? Ну конечно, должен быть капитан. Кто-то же должен вести «Ночную звезду» по ночи ее мечты.
Она легла на широкую белую кровать, покрытую тонкой тканью. Спален, может, и нет, но это, точно, кровать. Через иллюминатор Алекса видела огни города, но теперь они были справа, а не слева. «Ночная Звезда» снова развернулась. На минуту Алекса забеспокоилась. Вдруг Марк решил, что она решила сбежать на несколько дней? Решил везти ее на мыс Мэй, или на Бермуды, или…
Он вернулся в каюту. Впервые Алекса увидела черные волосы на его груди. Мужчина. Настоящий мужчина, желанный, желающий, неотразимый. Алексу уже затрясло в лихорадке, когда он просто посмотрел на нее сверху.
Он сел во вращающееся кресло, вделанное в пол, раскрыл руки и прошептал:
– Иди сюда.
Было так естественно опуститься в его объятия, обхватить ногами стул и сцепить их позади, двигаться вместе с ним, вверх и вниз, вверх и вниз, стонать от удовольствия, когда волна за волной оргазм взрывал изнутри тело, пока они снова не оказались на кровати – то он сверху, то она сверху, целовать друг друга, пока она взлетала к небесам.
Когда Алекса наконец заснула, она знала, что стала какой-то другой – одновременно и освобожденной, и пленницей. «Обреченная», – промелькнуло в мозгу последнее слово.
В семь часов Алекса, одетая в пару тимовских брюк и футболку «Ночная звезда» (и то и другое висело на ней мешком), и небритый Марк сели завтракать. В первый раз она не могла есть – теперь пришел аппетит другого рода.
– А что тебе известно о своей компании, где ты собираешься иметь долю? – В его голосе не было больше усмешки. Он был нежным, спокойным, но в то же время требующим ответа.
– Ты, наверное, лучше меня все о ней знаешь. – Алекса пыталась говорить искренне, но он тут же оборвал:
– Это не ответ.
– Хорошо-хорошо. Как ты знаешь, Форга вложил деньги в «Дэви», – она заколебалась, не понимая, почему у Марка такой сердитый вид, – из-за разработок, рецепта… как тебе угодно, который создала твоя мама. – Он не ответил, но она продолжала держать оборону: – Женщины без ума от всего этого. Ты меня поддразнивал насчет вечной молодости, но не думай, что они покупают одну баночку и больше не возвращаются. Они берут еще и еще, значит, это чего-то стоит. Как бы там ни было, женщины пытаются вернуть молодость со времен Клеопатры. Уж я-то хорошо это знаю.
Скрыть горечь в голосе не удалось. Эта горечь останется навсегда частью ее.
– Что значит «я-то хорошо знаю»?
Марк наколол на вилку кусок ветчины и протянул ей. Алекса не хотела есть, но все равно засунула его в рот. Это даст время подумать. Подозрительность снова победила в ней, рассказывать про смерть мамы и ее загадочные обстоятельства она не будет.
С почти непринужденным лицом Алекса ответила:
– Ну, ты знаешь, когда я ездила по стране, наобщалась с многими, все лелеют надежду снова похорошеть.
– Не надо мне лапшу вешать. Ты имела в виду что-то другое.
Алекса отставила тарелку и вытерла рот.
– Почему ты не рассказываешь про свою мать? Ты ведь не зовешь ее Мадам Дэви? Почему ты никогда не хочешь о ней говорить?
Выражение лица Марка не изменилось.
– Мы не были близки. – Он снова заговорил с сарказмом. – Как и ты, она была девушкой, нацеленной на карьеру – ее рецепты появились еще до меня… – Он помолчал и добавил: – И моего отца.
– Расскажи об отце. Он тоже был доктором? Марк покачал головой и посмотрел на часы, давая понять, что пора переходить на разговор о нем и его собственной жизни. Но Алекса настаивала:
– Марк, почему ты так… скрытничаешь… мне кажется, во всем?
Он засмеялся, но совсем не весело.
– Я не скрытничаю. Просто хочу оставить прошлое в покое – отрезать себя от него. – Увидев взволнованность Алексы, он сказал: – Мой отец был простой человек, порядочный, никакой не гений. Можно сказать, коммерсант, но, кажется, не по призванию. Имел баржи, торговал. Импорт, экспорт…
– Где?
Марк странно посмотрел на нее:
– К чему этот допрос? Я что, устраиваюсь на работу? – Он снова глянул на часы. – Скоро восемь. Как насчет вчерашнего комендантского часа?
– Мне наплевать.
Марк подошел и поцеловал ее долгим поцелуем. Оба снова задышали неровно, но он первым все прекратил.
– Я родился в Париже, но мой папа американец, и я сразу стал американцем. Что тогда делал отец? Я был слишком мал, чтоб запомнить, но в голове у него точно была уже схема, как сделать нас богатыми.
– А что твоя мать тогда делала? Она уже стала химиком? Не Мадам Дэви, а мисс как? Когда они с отцом познакомились, она была химиком мисс…
– Трудно произнести. Светлана Сергеева… да… – Марк опять посмотрел странно. В чем дело, Алекса не знала, но при слове «Светлана» она поняла, что чувствовала Джо в «Мортимерс», когда Барри назвал ей настоящее имя Мадам Дэви.
Они причаливали к доку, знакомому Алексе. Кафе «У воды». Сходить с «Ночной звезды», расставаться с Марком – все это приносило ей почти физическую боль. Она напряженно вглядывалась в него: он определенно собирался сказать что-то еще.
– Когда они познакомились, она была студенткой, русской эмигранткой. В Париже она училась химии. Молодая, увлеченная наукой и, наверно, красивая… – Он рассказывал о ней, как о незнакомом человеке.
– А она разве до сих пор не красива? Должна быть красива. – Алекса не поддразнивала его. Может, если она не прервет разговор, двери в его мир и его тайны приоткроются.
Марк поднял ее на ноги и крепко обнял.
– Время уходит, и, может быть, для нас с тобой навсегда.
– Нет! – закричала Алекса. – Не говори так. Почему ты так говоришь? Мне жаль, что не вышло с Марокко, очень жаль, но… Марокко будет на том же месте через неделю, через месяц, через год. – Она неожиданно поняла, что говорит словами Форги. Чертов Форга, но слова так и сыпались с языка: –…На следующий год я смогу купить себе кусок Марокко.
Марк оттолкнул ее, словно она вдруг превратилась в вампира. Но когда он заговорил, в его голосе не было злости, лишь одна мертвенная скука.
– Я все это уже слышал. Я тебе скажу только одно: ты должна для себя решить… – Он заколебался.
Алекса видела, что он больше ничего не скажет.
Яхта не двигалась. Они встали на якорь. Надо было идти, но она не могла шевельнуться, так хотелось, чтобы он сказал… что? Она не знала. Что любит ее? Это ничего не изменит. Без двадцати восемь.
Через час надо быть в студии. Слава Богу, что в студии, а не на публике. В студии неважно, как выглядит модель – как провинциалка, как оборванка или как дива с вечеринки со смазанной помадой и опухшими глазами. Она только холст, на котором нарисуют то, что им нужно. Сегодня она появится в матросской куртке на два размера больше, держа в пластиковом пакете платье за три тысячи долларов, а никто и не заметит… хотя, казалось, на лице у нее будет написано, что она занималась любовью всю ночь, что она влюблена.
– Скажи мне, Марк… скажи… что ты хотел мне сказать? – Алекса робко дотронулась до его плеча.
Он взял ее руку в свою, но не обернулся.
– Будь осторожна, – медленно проговорил он, – будь осторожна с Форгой. Он безжалостный манипулятор. – Марк опять заколебался и добавил: – Может достать тебе с неба Луну, звезды, долю в компании – что угодно. Все это так, но в то же время… он может… – Марк смотрел ей прямо в глаза. – Он может в один момент передумать и выкинуть тебя на помойку, и глазом не моргнет.
– Я могу о себе позаботиться, – дерзко ответила Алекса. Автоматический ответ. Другого от нее с детства никто не слышал.
– Можешь? Надеюсь, ты права. Другие тоже так думали, а потом поняли, что ошибались. Но было слишком поздно.
Ей хотелось вцепиться ему в пиджак, попросить, чтобы обнял ее снова, пообещал, что придет на помощь, когда ее выбросят на помойку, но он уже заговорил с матросом, снова отстраненный, весь в делах. Затем повернулся к ней:
– Ты знаешь, где мы? Я решил, здесь лучше всего высадиться – ближе к твоей студии. Ты ведь туда сейчас пойдешь? Направо от кафе стоит автомобиль. Скажешь водителю адрес. Времени у тебя навалом, если, конечно, не будешь заезжать домой.
Он позаботился обо всем, но Алекса чувствовала себя втоптанной в грязь. Она поборола в себе вопрос, которым столько женщин испортили себе все: «Когда мы снова увидимся?»
Он сказал, время уходит. Она должна как-то доказать ему, что знает, что у нее теперь есть выбор – по крайней мере, она надеялась, что он все еще есть.
Барри думал, что сойдет с ума, пока дозвонится до Форги. Он перепробовал три телефона, и тут от ужасной мысли его чуть не стошнило. Может, Форга уже за границей или сейчас как раз направляется к одному из своих самолетов, как часто бывало, собираясь на другой конец земли. Но нет, наконец Форга ответил, и без двадцати восемь, весь в нервном поту, издерганный отсутствием и черного кофе, и порошка, которые привели бы его в порядок, он уже сидел в офисе на Шестьдесят второй улице, ожидая аудиенции великого и всемогущего.
В этом кабинете они впервые встретились. По пути к Форге Барри лихорадочно пытался придумать, с чего начать. Джо выплеснула абсурднейшие обвинения, сначала невольно – что взять с пьяной! – но утром-то она была в ясном уме и твердой памяти и изложила все кратко и трезво!
Через час Барри уже проклинал себя за то, что так легко поддался недоверию. Не стоило корчиться все утро, думать, на какой козе подъехать к Форге. Как только Барри зашел в кабинет, он немного успокоился – босс сидел за неизменным массивным мраморным столом, как всегда, невозмутимый, безупречный, неприступный и недосягаемый для каких бы то ни было проявлений внешнего мира.
Не успел Барри и слово сказать, Форга указал ему на боковую дверь.
– Почему б тебе не освежиться? Не волнуйся. Я знаю, что тебя беспокоит.
Барри сделал все, как ему сказали, и засунул под мощную струю холодной воды не только лицо, но и всю голову и держал ее там, пока ум не начал проясняться. Хотя с утра он только спешно побрился, воспользовавшись запасами Кико, сейчас он выглядел спокойным и чувствовал, что может нормально функционировать.
В кабинете на боковом столике его ждала чашка турецкого кофе, который он терпеть не мог, и все же выпил залпом. Его горький вкус подействовал на него благотворно.
Форга сидел в кожаном кресле с медными ручками. Он на секунду закрыл глаза, потом открыл и вперился в Барри, словно просвечивая того рентгеновскими лучами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43


А-П

П-Я