А сейчас ей казалось нечестным бросать его прямо в гущу семейной беды.
– Не говори ерунды, Забавная Мордашка. Я возьму с собой еду – может, ребятам что-то и понравится. – Он схватил наполовину распакованную корзину и снова все в нее сложил, вытащил ключи от магазина из-под куска материи, выпроводил Фрэнки на улицу, вышел сам и запер дверь на замок. Через несколько секунд они уже сидели в машине, и Фрэнки говорила ему, как доехать до дома Софии.
– Какого возраста твои племянники, Фрэнки?
Глаза Фрэнки вдруг наполнились слезами. Тереза сказала, что жизнь обоих – и Софии, и неродившегося ребенка – в опасности. Фрэнки неожиданно пришла в голову мысль о том, как уязвимы ее маленькие племянники. Если что-то случится с сестрой, то их жизнь навсегда станет другой. Она быстро прошептала отчаянную короткую молитву, прежде чем ответить на вопрос Эрика:
– Нику семь, Бену пять, а Эдди два с половиной. Они чудесные мальчишки, только довольно озорные.
– Я люблю детей. – Эрик протянул руку и крепко сжал ее дрожащие пальцы. И – странное дело – это немного успокоило ее.
Взволнованная соседка встретила их у двери.
– Я пытаюсь одеть и покормить детей, но, боюсь, мне пока еще не вполне удалось это сделать.
Она была явно рада, что пришла помощь. С маленькими племянниками Фрэнки было не так-то легко справиться, и, похоже, этой женщине это не удалось.
В гостиной царил полный разгром. Повсюду валялись игрушки, кукурузные хлопья и целый набор разнокалиберных джинсиков и маек. Фрэнки поняла, что племянники разбушевались, и ее сердце ушло в пятки. У нее тоже не очень получалось их утихомирить.
– Тетя Фрэнки! Эй вы, это наша тетя Фрэнки. – Трое мальчишек в одних трусиках вихрем налетели на нее, вцепились, оплели ей ноги и чуть не повалили на пол. Карапуз Эдди, которого едва не растоптали в свалке, растянулся у ног Фрэнки и во всю мочь заревел, прижав к груди своего любимого плюшевого медведя.
– Ма-ма-ма, – визжал он.
– Наша мама заболела! За ней приезжала «скорая помощь»! – вопил Ник, а Бен колотил Фрэнки по ноге, требуя, чтобы на него обратили внимание, и пытаясь рассказать свою версию случившегося.
Эрик поставил корзину на пол и, присев на корточки возле Эдди, стал тихонько что-то бормотать ему. Не прошло и минуты, как этот крепенький малыш уже сидел у Эрика на руках, сунув в рот большой палец.
– Парни, это мистер Торп, – сказала мальчикам Фрэнки, стараясь перекричать весь этот гвалт.
– Зовите меня Эриком, ладно?
Они приняли его, что называется, «с ходу». Он разговаривал с ними спокойно, и это, как ни странно, в конце концов утихомирило их. С терпеливым вниманием он слушал их не всегда понятный лепет, задавал вопросы, успокаивал, говоря, что с мамой все будет в порядке. Объяснил им, как действует сирена «скорой помощи». Они притащили показать ему любимые грузовики, а Эдди дал подержать своего медведя.
Фрэнки не совсем поняла, как ему это удалось, но через некоторое время он убедил Ника и Бена одеться и подобрать с полу разбросанные вещи.
Пока Фрэнки одевала Эдди, Эрик организовал на кухонном столе пикник, и заинтересованные дети помогли ему распределить между ними свежие фрукты и огромные сдобные булки. Вскоре они уже с аппетитом уплетали еду, непрерывно болтая при этом с Эриком.
Он даже сумел заставить заработать современнейшую кофеварку Софии, чего Фрэнки никогда не удавалось, и настоял, чтобы она съела булочку с чашкой кофе.
Когда кухня снова была приведена в порядок, а дети спокойно сидели перед телевизором, Эрик предложил:
– Может, погрузим парнишек в машину и вернемся в магазин, чтобы можно было открыть его? Ведь сегодня, наверно, начнут приходить женщины за своими шляпками, в которых пойдут на свадьбу, не так ли?
Тревога за Софию совершенно вытеснила из головы Фрэнки все мысли о делах, и сейчас она вспомнила о шляпах, за которыми должны прийти до полудня. Они оставили записку тете Асунте с информацией о том, где будут мальчики.
Когда они вернулись в магазин, Эрик отвел возбужденную приключением троицу в мастерскую и чем-то занял мальчишек, пока Фрэнки пыталась улыбаться, обслуживая покупательниц. Смех и звуки шумной возни доносились до нее из мастерской; непрерывно звонил телефон, по мере того как все новые и новые родственники Гранателли узнавали о том, что случилось, но сегодня эта семейная служба новостей совсем не казалась Фрэнки вторжением в личную жизнь. Чаще всего звонившие предлагали практическую помощь, и Фрэнки становилось легче от этой постоянной поддержки.
В полдень Эрик свозил мальчишек поесть гамбургеров, а вскоре после их возвращения в магазин вплыла энергичная тетя Асунта, чтобы забрать детей. Асунта была не одна, она привела с собой свою дочь, семнадцатилетнюю Марию.
– Я считаю, тебе надо быть в больнице, Франческа, – заявила Асунта своим обычным безапелляционным тоном. – Моя Мария прошлым летом работала в бутике, да еще учится на всяких этих модельерских курсах. Она поработает здесь за тебя до закрытия, так что ты иди. А что касается этих шалопаев… – Она подхватила Эдди, посадила себе на бедро и чмокнула, каким-то образом успев в то же время схватить за руки двух других. – Я отвезу их домой. Мы будем делать пряничных человечков, а потом пойдем в зоопарк. Верно, мальчики? – Она вышла за дверь, и сразу же в магазине стало очень тихо.
У Фрэнки болела голова, ей трудно было думать о чем-нибудь еще, кроме опасности, угрожающей Софии и ребенку. Она больше всего хотела быть в больнице вместе с родными, но в то же время не решалась оставлять магазин на кого-то другого, особенно на такую юную девушку, как Мария.
– Она прекрасно справится, дорогая, – тихо сказал Эрик – так, чтобы его слышала одна Фрэнки. – Идем же, я отвезу тебя в больницу.
До их отъезда Мария успела задать Фрэнки несколько логичных вопросов о ее системе продаж, о том, где что хранится и какие заказы уже готовы, так что Фрэнки уехала не такая обеспокоенная. Ей стало ясно, что Мария умница. Она элегантно одета и вдобавок хорошенькая.
За несколько оставшихся часов работы магазина она не сможет причинить такого уж большого вреда. Если вообще оставлять «Шляпника» на кого-то, то пусть лучше это будет Мария.
Ожидание в больнице казалось бесконечным. Долгие послеполуденные часы тянулись и тянулись. Членам семьи время от времени разрешали навещать Софию, но бледность сестры и ее очевидные страдания действовали на Фрэнки самым гнетущим образом.
София испытывала сильный страх, но не за себя, а за ребенка.
Вопреки слабым возражениям Фрэнки Эрик оставался в больнице всю вторую половину дня. Он был безмолвным источником поддержки не только для Фрэнки, но и для Дома с Терезой. Приносил им то и дело чашки кофе, заставлял есть бутерброды, вывел Дома пройтись на свежем воздухе и каким-то образом вдохнул во всех часть своей непоколебимой веры в благополучный исход операции.
Врачи прилагали все усилия, чтобы замедлить кровотечение и снизить кровяное давление у Софии, перед тем как начать оперативное вмешательство, но пока им это не удавалось. Наконец наблюдавший Софию гинеколог торопливо вошел в комнату ожидания и объявил, что больше откладывать нельзя. Они будут оперировать немедленно.
Софию перевезли в расположенную рядом операционную, и с этого момента напряжение стало невыносимым. Мать Фрэнки молилась, ее губы беззвучно двигались, пока проходила минута за минутой; отец сидел рядом.
Фрэнки не могла сидеть на месте. Эрик ходил вместе с ней взад и вперед по коридору, держа ее руку в своей. Он понимал, что сейчас ей не хотелось разговаривать.
Когда они по меньшей мере в десятый раз проходили мимо комнаты ожидания, Фрэнки заглянула в дверь. И вдруг увидела своих родителей словно со стороны: симпатичная пожилая пара в тревожно-напряженных позах сидела на пластиковых стульях, держась за руки в стоическом молчании.
Фрэнки остановилась и стала смотреть на них. Она увидела в них не просто родителей, но и мужчину и женщину, все еще любящих друг друга, несмотря на долгие, прожитые вместе годы. Им порой даже не нужны слова, чтобы выразить свои чувства: у них за плечами целая жизнь доверия, поддержки и любви, откуда они могут черпать силы.
Будучи невидимой, эта связь между ее родителями, казалось, наполняла пустую, освещаемую неоном комнату каким-то ярким блеском. Что бы ни случилось – они все равно вместе, делят на двоих все, что приносит им жизнь, будь то радость или печаль, победа или поражение. Они на всю жизнь связали себя обязательствами по отношению друг к другу и с честью выполняют их. Это единство, эта ощутимая субстанция любви между ними укрепляет их души в моменты, подобные этим.
Фрэнки мысленно вернулась на несколько дней назад, вспомнила то жуткое чувство пустоты и одиночества, которое испытала без Эрика. Разве она этого хочет? Эрик оставил выбор за ней, не так ли? Он совершенно ясно дал ей понять, что она нужна ему навсегда.
И она до сих пор отвергала его предложение, не хотела отнестись к нему серьезно.
– Мистер и миссис Гранателли? – Ее мысли были прерваны врачом в маске, все еще болтающейся на шнурке, в измятом и запачканном кровью хирургическом костюме. Однако широкая улыбка на усталом лице уже сообщила хорошую новость, прежде чем он успел объявить ее:
– Ваша дочь произвела на свет прехорошенькую девчушку, весом в пять фунтов и одну унцию, и здоровенькую, несмотря на то что она такая миниатюрная. И у нее, и у матери дела идут отлично. Состояние их здоровья опасений не внушает. Поздравляю вас.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Это было вечером того же дня, только гораздо позже. Часы на ночном столике показывали без четверти двенадцать. Бесконечный, наполненный стрессами день подходил к концу, и сильные руки Эрика уютно обнимали обессиленное тело Фрэнки, а его огромная кровать была настоящим оазисом покоя – теперь, когда первый порыв страсти прошел.
– Знаешь, до свадьбы осталось всего несколько дней. Ник приезжает завтра, на репетицию. – Фрэнки словно плыла на облаке любви, и ее мысли перепархивали с предмета на предмет. – Мама одобрила наконец меню, да, Эрик?
Она почувствовала, как он кивнул.
– Все под контролем, – пророкотал он. – На свадьбе твоего брата будет самое экзотическое смешение блюд, какое когда-либо пробовал этот город. – У него вырвался тихий смешок. – Мы пошли на компромисс в закусках, уступили в салате и удержали свои позиции против спагетти. Потом, очевидно, твой брат сказал Терезе, что хочет risotto milanese по рецепту вашей бабушки, иначе свадьбы не будет. Так что мы добавили это, но зато избавились от крема-мусса на десерт. Вместо него Гас создает шедевр – трехфутового лебедя из воздушного теста, украшенного розовым кремом, оплетенного у основания венком из шоколадных розочек и свежих ягод земляники. Благодарение Богу, что твоя мама в конце концов отказалась от супа-тортеллини, потому что в противном случае обед получился бы слишком плотным и гости просто заснули бы, не дождавшись разрезания свадебного торта.
– Неужели Ник тоже в это влез? Просто не верится. – Она засмеялась при мысли о том, что и брат приложил руку к меню. После всех хлопот, которые причинила Эрику ее мать, ему только не хватало, чтобы еще и Ник сунул сюда свой нос.
Надо же, бабушкиного risotto milanese захотел. Ммм, у Ника губа не дура. Она и сама обожала это блюдо.
Ее голова уютно устроилась в этом чудесном месте у него под подбородком, а их тела все еще оставались сплетенными. Его руки держали ее в крепком замке, и она вписывалась просто идеально в оставленное для нее пространство, словно именно для того и была создана.
– Эрик, я рада, что ты сегодня привез меня сюда, к себе домой.
– Правда? А я думал, что мой дом тебе не очень нравится. – На жалобу это не было похоже. У него в голосе слышалась усмешка.
– Я изменила свое мнение. Дому просто не хватает парочки штрихов, нанесенных женской рукой, – нескольких комнатных растений, картин, украшений, не представляющих собой футбольные призы.
И мужа по имени Эрик, хотела сказать она, но не смогла. Теперь, когда решающий момент наступил, она из смелой и независимой женщины превратилась в робкую, а он не продолжил разговора на эту тему, что ее порядком обеспокоило.
Ведь он же собирался сделать ей предложение? Или нет?
Что, если он передумал за время поездки в Атланту? Если те друзья убедили его, что просто романа с ней ему достаточно? Что ж, так ей и надо. Пожинай теперь плоды своего упрямства.
Господи, дай мне еще один шанс с этой свадьбой, про себя взмолилась она. Я быстро учусь. На этот раз сделаю все как надо.
Весь день какая-то ее часть наблюдала за ним. Восхищалась его силой, его ласковой мягкостью и способностью понимать, которые проявились в обращении с ее племянниками, тем, как его не испугала перспектива стать участником напряженной сцены в больнице в трудный для семьи момент. Из всего этого она сделала вывод, что он такой человек, который всегда будет давать и делать больше, чем должен.
А в конце дня он привез ее сюда, приготовил ей восхитительное суфле, настояв, чтобы она понежилась в горячей воде в его массивной ванне, пока он управляется на кухне. После того как они поели, он принес в гостиную бокалы с вином, а когда она пожаловалась, что у нее болят плечи, он растер ей спину. Потом переключился на ее ноги и, опустившись на колени, стал массировать ей лодыжки, время от времени позволяя рукам скользить вверх по ее икрам таким чувственным движением, что кровь у нее начинала пульсировать в сладком ритме.
После этого события стали развиваться быстро. Ее колготки оказались снятыми, а его руки стали подниматься все выше и выше. Потом, застонав, он подхватил ее на руки и отнес в спальню.
И все остальное было идеально – как всегда. Но никто из них так и не заговорил ни об их ссоре, ни о его поездке в Атланту, ни о сцене, которую она закатила у него в ресторане.
Неужели все из-за того, что Эрик передумал?
Он продолжал неторопливо обсуждать события дня, и тревога Фрэнки становилась все более мучительной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13