– Мне будет спокойнее, если ты к тому времени окажешься под защитой монастырских стен, и к тому же недалеко от меня.После ужина он достал лютню и спел для меня. Пока он пел, я забыла о предстоящем расставании, но песня кончилась, Раймонд ушел, и оказалось, что я не могу ни спать, ни думать ни о чем, кроме него.Ворочаясь в постели, я спрашивала себя, почему я до сих пор не отдалась ему. Ведь я не молодая невинная девушка, а с завтрашнего дня его странствия будут полны опасностей. Быть может, я больше никогда его не увижу…Я осторожно села и прислушалась. Мария храпела на своем тюфяке. Отбросив покрывало, я, крадучись, вышла в коридор. Там было темно; я не видела даже стен. Ощупью, на цыпочках, прокралась я к комнате Раймонда, тихо открыла дверь… Сердце мое колотилось так сильно, что готово было выскочить из груди.Еще один шаг – и я наступила на что-то мягкое. Опустившись на колени, я осторожно дотронулась до него рукой. Он крепко спал. Я не знала, что делать: позвать ли его тихо по имени или лечь рядом и разбудить поцелуем?Однако, пока я стояла на коленях, не зная, на что решиться, перед моим мысленным взором всплыло смуглое лицо Бургинь. Вот как она заманила Раймонда в ловушку! Она без приглашения явилась к нему в палатку и предложила ему свое мягкое, горячее тело молодого животного…Даже пощечина не отрезвила бы меня сильнее, чем мысль о том, что он может – пусть и невольно – сравнить меня с Бургинь! Я поднялась на ноги и, дрожа, вернулась в свою комнату. Однако, когда я легла и укрылась теплым шерстяным одеялом, образ Бургинь исчез, и вскоре, успокоенная, я крепко заснула. Глава 28 Перед отъездом Раймонд, чтобы развлечь, отвел нас с Марией на базарную площадь. Торговцы громко расхваливали свои товары. Заметив лавку с музыкальными инструментами, Раймонд решил купить себе лютню получше, чем та, которую он добыл у бродячих артистов, а мы с Марией отправились смотреть поношенную одежду.Внезапно я заметила ярко-зеленое платье, сшитое по тому же фасону, что и наряд молодой танцовщицы из Кельна. Пока я смотрела на платье, дивилась его причудливому покрою, безумная мысль внезапно овладела мной.Мы с Раймондом проделали большой путь как пилигримы, и никто не задал нам ни одного вопроса. Ту девушку-танцовщицу повсюду принимали как члена труппы бродячих артистов. Почему бы мне тоже не переодеться и не сопровождать Раймонда в его странствиях?Не задумываясь более ни о чем, я тут же купила платье у торговца. По пути назад Раймонд заметил, что Мария несет какой-то сверток.– Это новое платье, – сказала я. – Зеленое с белыми пятнами. Я собираюсь поразить воображение монахинь! – Мы оба рассмеялись.Чем ближе мы подплывали к Зелигенштадту, тем мрачнее становился Раймонд. Он все подготовил к расставанию; нам с Марией он оставлял золото, которого должно было хватить на время его отсутствия и даже, если понадобится, на дорогу до Пуатье. Наши вещи были сложены в два холщовых мешка.Слуга Раймонда верхом ехал в Зелигенштадт, сам же Раймонд, переодевшись в костюм бродячего музыканта, собирался пойти в замок.Когда впереди показались крепкие каменные стены монастыря бенедиктинок, я положила руку на плечо Раймонда и предложила проститься здесь. Раймонд нехотя согласился, однако сказал, что подождет некоторое время.– Обещай, что вечером, если тебе будет плохо у монахинь, ты пришлешь Марию в город, на постоялый двор… И помни, любовь моя, что отныне я – менестрель по имени Блондель де Нель. Как только смогу, я вернусь за тобой!Аббатиса, к которой отвела меня привратница, неплохо говорила по-французски, и мы с ней без труда смогли объясниться. Я просто сказала ей, что мы с братом путешествуем по семейным делам и брат считает Марию обузой в дороге. В уплату за содержание Марии я оставила несколько золотых монет. Аббатиса спросила, не может ли она чем-либо помочь мне самой.– Может быть, выпьете вина или поедите, мадам?– Вы очень добры, – отвечала я. – На постоялом дворе очень шумно, а я устала. Нельзя ли мне немного отдохнуть у вас, прежде чем я вернусь к брату?Аббатиса разрешила мне оставаться в стенах монастыря столько, сколько я пожелаю.И снова, как в тот раз, когда я решила приехать к Раймонду в Бостон, все сошло так гладко, что я убедила себя: я поступаю верно. В келье для гостей я спокойно поела, переоделась в пестрое платье, расплела свои рыжие косы и накрасила лицо. Мария уложила для меня самое необходимое в маленький мешок, помогла прикрыть мой наряд собственным длинным плащом с капюшоном и со слезами распрощалась со мной. Я объяснила ей, что намерена делать, взяла с нее слово, что она будет молчать. Мария же больше всего боялась, что я навсегда оставлю ее здесь, среди чужестранцев.К счастью, кельи для странников располагались в самой удаленной части монастыря, над кухнями. Никто не заметил, как я выскользнула из ворот.Однако в тот миг, когда за мной закрылись тяжелые ворота, мне стало страшно и одиноко. Впервые в жизни я оказалась на дороге одна-одинешенька. Мне захотелось вернуться, переодеться, смыть с лица грим, пойти к настоятельнице и попросить ее об убежище – как и договорились мы с Раймондом. Я бы, несомненно, так и поступила, если бы не увидела группу оборванных, но веселых нищих, которые шли по другой стороне дороги и, очевидно, направлялись в замок.Я знала, что они идут выпрашивать объедки, которые каждый вечер выставляют за дверь – такой обычай существовал во многих странах, – и поспешила за ними, но оставаясь в тени.Миновав ворота, пройдя по подъемному мосту, а потом под решеткой, которую уже собирались опускать на ночь, мы оказались в замке и направились к дверям кухни, но оказались не первыми; на грязной площади толпились мужчины, женщины, дети, собаки и кошки. Все дрались и ругались, пытаясь пробраться поближе к кухне, чтобы поскорее схватить объедки. Я огляделась. Замок был маленьким; поскольку я не могла требовать, чтобы меня впустили через главный вход, я решила подождать и попробовать забраться в замок черным ходом. Меня никто не замечал, все были слишком заняты битвой за ужин. Когда мимо прошли двое слуг с корзинами, я незаметно прокралась у них за спиной и вошла на кухню. Оттуда наверх вела крутая каменная лестница. Когда я повернула за угол, сверху послышались звуки музыки и смех. Подойдя поближе, я узнала голос Раймонда. Он пел песню, которой еще вчера услаждал мой слух. Я осторожно заглянула в зал. Все обитатели замка собрались в противоположном его конце и слушали Раймонда. Со стола уже убрали; один слуга подбрасывал дрова в камин, другой ставил в подсвечник новую свечу, третий держал на руках обезьянку, взятую, очевидно, у одной из дам.Я быстро сбросила с плеч плащ, швырнула его вместе с мешком на скамью, распустила волосы по плечам и храбро устремилась вперед. Первым меня заметил слуга с обезьянкой; однако он не успел ничего сказать, так как я уже приблизилась к Раймонду и стала двигаться в такт музыке на восточный манер – на глазах у изумленной публики.Ужас на лице Раймонда не испугал меня; напротив, я испытала странное возбуждение. Смеясь ему в лицо, я закружилась рядом с ним, покачивая бедрами и извиваясь так, словно всю жизнь только этим и занималась.На мгновение пальцы его замерли на струнах, потом он сменил знакомую песню на чувственную восточную мелодию, слышанную в Акре. Когда наши глаза встретились снова, он улыбнулся мне, и я поняла, что он разделяет мою дикую радость, которая вскипала во мне с каждым шагом и с каждым жестом.Наконец, музыка кончилась; я упала на пол, прижавшись лбом к холодным каменным плитам. Обитатели замка захлопали, затопали и закричали, требуя от нас продолжения. Раймонд помог мне встать; мы поклонились публике. Потом он усадил меня на скамью и заиграл песню Бернара де Вентадура «Зеленые листья». Мы запели, как пели в юности в Сен-Жиле, когда я уезжала на Сицилию, чтобы выйти за Уильяма, а потом пели на Кипре для Ричарда и Беренгарии. Когда мы закончили, глаза мои были полны слез; Раймонд обнял меня за талию и подвел к тому месту, где сидели хозяин и хозяйка замка.В ответ на предложение остаться на несколько дней Раймонд ответил, что завтра нам рано выходить в дорогу. Ему дали несколько монет, и слуга, повинуясь приказам хозяина, повел нас к двери, помог Раймонду собрать наши пожитки и черным ходом вывел к сторожке.Когда приземистый, смуглый стражник увидел мои распущенные волосы и нарумяненные щеки, на лице его появилось странное выражение, которое мне совсем не понравилось. Слуга и страж обменялись несколькими словами на своем языке, и стражник повел нас в сторожку. Он показал на скамью у очага, а потом на Раймонда, подразумевая, очевидно, что здесь будет его ложе; затем, пока Раймонд раскладывал вещи и свою лютню, стражник бросил на меня злобный взгляд, схватил меня за руку и потащил к проему в стене, за которым, очевидно, была еще одна комната. Но не успел этого сделать, Раймонд мгновенно освободил меня, закрыл собой и посмотрел на стражника с такой яростью, что тот лишь пробормотал что-то, пожал плечами и удалился. Судя по шороху за стеной, он улегся там на солому, но еще несколько минут я стояла, прижавшись к Раймонду, дрожа и шепча его имя. Он обнял меня и нежно погладил по голове.– Что же мне с тобой делать? – спросил он, когда я немного пришла в себя. – Выдрать тебя, как ты того заслуживаешь, или вымыть тебе лицо и проводить в аббатство?– Нет, – прошептала я и рассказала о том, что придумала. – Отныне я странствую вместе с тобой, что бы ты ни сказал, и танцую, как сегодня.– Господи боже, Джоан! – К моему великому облегчению, он рассмеялся. – Твоего танца я не забуду никогда! Ты бы видела их лица, когда ты начала извиваться!– Я не извивалась, – с достоинством возразила я. – Я танцевала хорошо, очень хорошо, и чем дальше, тем больше мне это нравилось! – Теперь настал мой черед смеяться. – Знаешь, Раймонд, мне в жизни ничего так не нравилось!– Правда? А может быть, Джоан, кое-что понравится тебе еще больше.Его слова заставили меня вспыхнуть; некоторое время мы оба молчали. Вдруг мне пришло в голову то, что я упустила, когда придумала свой план: во время ночлегов в замках танцовщиц не укладывают с остальными женщинами!Из соседней комнаты доносился громкий храп; Раймонд с улыбкой посмотрел на меня. Потом он очень осторожно снял с меня плащ, взял свой собственный и постелил их на полу возле очага. Подойдя ко мне, он заключил меня в объятия.Я снова задрожала, но теперь по другой причине. Когда его губы отыскали мои, я тихо застонала и закрыла глаза. Его поцелуй был глубоким, страстным, а руки, такие нежные всего минуту назад, были требовательными и властными. Мое тело трепетало от удовольствия, я хотела, чтобы это никогда не кончалось!Внезапно перед моим взором вновь предстало лицо Бургинь; наверное, я попыталась отстраниться. Открыв глаза, я увидела, что Раймонд с недоумением и гневом смотрит на меня. Притянув меня к себе одной рукой, другой он зарылся в моих густых волосах и, откинув мою голову назад, начал целовать в ложбинку на шее. Он целовал меня до тех пор, пока я не оглохла и не ослепла.Голова у меня кружилась; он осторожно уложил меня на нашу постель. Я услышала его шепот:– Любимая! О, моя любимая! Глава 29 Я прочнее уселась в седле, обняла Раймонда за пояс и положила голову ему на плечо. Я была так счастлива, что цоканье лошадиных подков по камням казалось мне сладкой музыкой. Голые деревья, росшие по обочинам, были в моих глазах красивее цветущего сада, а серая река Майн больше не казалась холодной и угрюмой. И даже прохладный утренний воздух не заставлял плотнее кутаться в плащ, а бодрил.– Ты довольна? – обернувшись, спросил меня Раймонд, глядя на меня с такой нежностью, что сердце едва не выскочило у меня из груди.Я радостно рассмеялась в ответ:– Я не просто довольна! Я счастлива! Так счастлива, что все прочее для меня не важно – ни мое постыдное поведение, ни поиски Ричарда, ни даже опасности, которые ждут нас впереди. И все потому, что я довериласьтебе!– Знаю. – В его голосе я уловила новые нотки, которых не слышала прежде. – Знаю, любовь моя, потому что я чувствую то же самое. Я сплю, Джоан, и вижу прекрасный сон! Я не хочу просыпаться… никогда!– Значит, нам с тобой снится одно и то же, – отвечала я. – Ты Блондель, который ищет своего хозяина, а я – Джоанна, твоя подружка. У меня всего одно платье, нечесаные волосы, нарумяненные щеки; я бесстыдно танцую и занимаюсь любовью и наслаждаюсь и тем и другим; я – женщина, забывшая, что когда-то была королевской дочерью, женой короля… И с трудом верится, что король Англии – мой брат!Я обняла его и теснее прижалась к его спине.– Слышишь, как бьется мое сердце! – воскликнула я. – О, Раймонд, какой прекрасный сон! Может быть, когда-нибудь мы проснемся, но я молю Бога, чтобы это случилось не очень скоро. И пока я не стала снова королевой Джоан, давай останемся Блонделем и Джоанной и будем радоваться каждому дню, каждой ночи, каждому часу – и каждому сладкому, быстротечному мгновению!Так мы и делали. Лишь одно омрачало наше существование – мысль о моем брате. Мы забыли обо всем, кроме цели наших поисков. Я не слышала презрительного шепота за моей спиной, хотя и понимала, что люди осуждают мою внешность и поведение. Потом, все потом!Больше нам не нужно было изнурять себя, путешествуя от рассвета до заката, так как в этих краях замки располагались близко друг от друга, лишь небольшая верховая прогулка отделяла один замок от другого. Сильный конь Раймонда легко выдерживал нас обоих; к вечеру мы не уставали и давали представления. Все шло гладко, если не считать необходимости защищать меня от похотливых мужланов.Здесь, как и в других странах, менестрелям жилось легче, чем прочим людям низкого происхождения. Среди них немало было грамотных; встречались и дворяне, пошедшие в артисты ради собственного удовольствия или в поисках приключений; их везде тепло принимали и всегда кормили до отвала.После той, первой ночи мы выбирали замки покрупнее – такие, в которых могли содержать Ричарда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28