Остальные сделали то же самое. Подвесной мост был очень хлипким и обветшалым. И перила и дорожка сильно износились. Многие боковые веревки сгнили и отвалились.
- Мост не в лучшем состоянии, вы не находите? - сказал Гамильтон.
Судя по расширившимся глазам, Смит был напуган.
- Боже всемилостивый! Это же самоубийство! Только сумасшедший пойдет по такому мосту. Неужели вы думаете, я буду рисковать своей жизнью?
- Конечно, нет. С какой стати? Вы здесь только ради нескольких снимков для газетной статьи. Было бы безумием рисковать из-за этого жизнью. Знаете что? Дайте мне ваш фотоаппарат, и я сделаю для вас снимки. Не забывайте: люди, которые сейчас там находятся, вряд ли обрадуются тем, кто вторгнется на их территорию.
Немного помолчав, Смит произнес:
- Я предпочитаю сам доводить все до конца.
- Возможно, конец ближе, чем вы думаете. Уже достаточно стемнело. Я пойду первым.
- Сеньор Гамильтон, я гораздо легче... - начал Наварро.
- Спасибо. Но в том-то все и дело: у меня приличный вес, к тому же я понесу тяжелый груз. Если мост выдержит меня, то остальным можно не волноваться.
Рамон пробормотал:
- У меня тут появилась одна мысль.
- У меня тоже, - и с этими словами Гамильтон ступил на мост.
- О чем это вы говорите? - спросила Мария.
- Он, наверное, подумал, что те люди могут быть готовы к неожиданным визитам.
- О, понимаю. Часовой.
Гамильтон непоколебимо шел по мосту. Точнее сказать, он непоколебимо продвигался вперед. Сам же мост был до ужаса колеблющимся и раскачивался из стороны в сторону. Гамильтон прошел уже больше половины пути. Середина моста провисла так сильно, что пришлось подниматься сильно наклонившись. Впрочем, особых трудностей Гамильтон не испытывал и вскоре благополучно сошел на площадку, подобную той, которая осталась на другой стороне ущелья. Он низко пригнулся, потому что площадка была лишь ненамного ниже уровня плато, и осторожно поднял голову.
Там действительно находился часовой, но он не слишком серьезно относился к своим обязанностям. Развалившись в шезлонге, он курил сигарету. Гамильтон поднял согнутую руку до уровня плеча, держа за лезвие свой тяжелый нож. Часовой затянулся, и огонек сигареты осветил его лицо. Когда рукоятка ножа ударила его точно между глаз, он, не издав ни звука, наклонился набок и упал с шезлонга.
Гамильтон обернулся и трижды посигналил фонариком. Через несколько минут к нему один за другим присоединились остальные восемь человек, пребывавшие в растрепанных чувствах после перехода по шаткому мостику.
- Давайте поищем главного, - предложил Гамильтон.
Он мог найти здесь дорогу с завязанными глазами и в полном молчании повел своих спутников через древние руины. Вскоре он остановился и указал вперед.
Там стоял большой и довольно новый деревянный дом, в окнах которого горел свет. Слышался гул голосов.
- Это казарма, - пояснил Гамильтон. - Столовая и жилые помещения. Тут живет охрана.
- Охрана? - нахмурился Трейси. - Зачем?
- Нечистая совесть требует защиты.
- Что это шумит? - спросил Смит.
- Генератор.
- Куда мы теперь пойдем?
- Вон туда, - показал Гамильтон.
У подножия огромного зиккурата находилось еще одно деревянное строение, меньших размеров. В его окнах тоже горел свет.
- Там живет нечистая совесть. - Гамильтон помолчал и добавил: - Человек, который давно уже не может спокойно спать по ночам.
- Мистер Гамильтон... - начал Сильвер.
- Ладно, ладно. Рамон, Наварро, вы видите то же, что и я?
- Да, - отозвался Рамон. - В тени у крыльца стоят двое.
После некоторого размышления Гамильтон сказал:
- Интересно, что они там делают?
- Сейчас пойдем спросим.
Близнецы растворились в темноте.
- Кто эти двое? - спросил Смит. - Я говорю о ваших помощниках. Они не бразильцы.
- Верно.
- Европейцы?
- Да.
Рамон и Наварро вернулись так же бесшумно и незаметно, как и исчезли.
- Ну, - поинтересовался Гамильтон, - что они сказали?
- Не слишком много, - ответил Наварро. - Завтра расскажут, когда проснутся.
Глава 9
Внутри меньшего деревянного дома была просторная комната, служившая одновременно и гостиной и столовой. Ее стены были сплошь увешаны флагами, вымпелами, портретами, мечами, рапирами, оружием и картинами - все немецкого происхождения. За столом сидел крупный краснолицый мужчина с тяжелой челюстью и обедал в одиночестве, запивая еду пивом из большой оловянной кружки. Он удивленно поднял голову, когда дверь неожиданно отворилась.
С пистолетом в руке в комнату вошел Гамильтон. За ним последовали Смит и другие участники экспедиции.
- Guten Abend, - произнес Гамильтон. - Я привел к вам вашего старого друга. - Он кивнул в сторону Смита. - Полагаю, старые друзья должны улыбнуться, пожать друг другу руки и сказать "привет", разве нет?
Пистолет Гамильтона выстрелил, выщербив ямку в столе перед сидящим.
- Экие беспокойные руки! - посетовал Гамильтон. - Рамон, проверь.
Его помощник обошел вокруг стола и достал из выдвинутого наполовину ящика пистолет.
- Проверь другой ящик, - приказал Гамильтон.
Рамон извлек из стола еще один пистолет.
- Трудно вас винить, - заметил Гамильтон. - В наши дни воры и грабители встречаются на каждом шагу. А что это за неловкое молчание? Позвольте мне представить вас друг другу. За столом сидит генерал-майор СС Вольфганг фон Мантойфель, которого все теперь знают как Брауна или Джонса. Рядом со мной стоит полковник СС Генрих Шпац, также известный как Смит. Главный инспектор концентрационных лагерей на территории Польши и его заместитель, воры грандиозных масштабов, убийцы стариков-священников, грабители монастырей. Вспомните место вашей последней встречи - тот греческий монастырь, в котором вы заживо сожгли монахов. Впрочем, вы оба - специалисты по кремации, не правда ли?
Ни генерал, ни полковник не ответили. В комнате стояла мертвая тишина. Глаза всех присутствующих были устремлены на Гамильтона. Всех, кроме Шпаца и фон Мантойфеля: эти двое смотрели только друг на друга.
- Печально, - сказал Гамильтон. - Очень печально. Шпац проделал весь этот длинный путь, чтобы увидеть вас, фон Мантойфель. Конечно, он пришел, чтобы убить вас, но ведь пришел же. Вероятно, хочет прояснить дело с той дождливой ночью в порту Вильгельмсхафена.
Раздался сухой треск малокалиберного автоматического пистолета. Трейси упал на пол, выронив оружие из безвольной руки, и по состоянию его головы было ясно, что он уже никогда не поднимется. Гамильтон обернулся: сильно побледневшая Мария держала в руках пистолет.
- Я держу вас под прицелом, - предупредил Гамильтон.
Мария убрала пистолет в карман своей куртки и сказала:
- Трейси хотел убить вас.
- Это правда, - подтвердил Рамон.
Гамильтон озадаченно смотрел на нее:
- Он хотел убить меня, и тогда вы убили его?
- Я ждала этого.
Наварро задумчиво произнес:
- Мне кажется, эта девушка совсем не такая, как мы о ней думали.
- Похоже на то, - так же задумчиво отозвался Гамильтон. - На чьей вы стороне? - спросил он Марию.
- На вашей.
Шпац наконец отвел глаза от фон Мантойфеля и с величайшим недоверием уставился на своего доверенного секретаря. Мария тихо продолжала:
- Иногда трудно отличить еврейку от женщин других национальностей.
- Вы израильтянка? - переспросил Гамильтон.
- Да.
- Из разведки?
- Верно.
- А! Не желаете ли заодно пристрелить и Шпаца?
- Его ждут в Тель-Авиве.
- Вот такая альтернатива?
- Ну да.
- Приношу вам свои безоговорочные извинения. Вы становитесь очень непопулярным, Шпац. Но до фон Мантойфеля вам далеко. Израильтяне хотят заполучить его по вполне очевидным причинам. Греки... - Он кивнул на Рамона и Наварро. - Эти два господина - офицеры греческой военной разведки. Грекам вы нужны по тем же причинам. - Гамильтон перевел взгляд на Хиллера. - Кстати, они и снабдили меня теми золотыми монетами. - Он снова повернулся к фон Мантойфелю. - Бразильское правительство хочет наказать вас за выселение племени мускиа и убийство многих его представителей, а лично я - за убийство доктора Ганнибала Хьюстона и его дочери Люси.
Фон Мантойфель улыбнулся и наконец заговорил:
- Боюсь, вы все хотите слишком многого. Но у вас ничего не выйдет!
Раздался звон разбитого стекла, и в трех окнах показались стволы трех автоматических винтовок. Фон Мантойфель удовлетворенно улыбнулся:
- Любой, у кого будет найдено оружие, будет застрелен на месте. Нужно ли объяснять, как вам следует поступить?
Объяснять не пришлось. Все оружие со стуком упало на пол, в том числе два пистолета, принадлежащие Смиту и Хиллеру, о которых Гамильтон и не подозревал.
- Вот так, - кивнул фон Мантойфель. - Это гораздо лучше кровавой бани, вам не кажется? Какие же вы простаки! Думаете, как мне удавалось выживать все это долгое время? Только благодаря постоянным предосторожностям. Таким, как эта маленькая кнопочка у меня под правой ногой.
Вошли четверо вооруженных мужчин и молча принялись обыскивать пленников. Как и следовало ожидать, ничего не нашли.
- Посмотрите в рюкзаках, - приказал фон Мантойфель.
И здесь обыск ничего не дал.
- Теперь я собираюсь перекинуться словечком со своим старым другом Генрихом, который, по-видимому, напрасно проделал столь долгий путь. Да, и еще с этим человеком. - Он указал на Хиллера. - Насколько я понимаю, он помощник моего бывшего товарища по оружию. Остальных вместе с их смертоносным имуществом отправьте в старый амбар. Возможно, я захочу подвергнуть их интенсивному и, боюсь, весьма болезненному допросу. А может быть, и нет. Я решу позже, после того как поболтаю с Генрихом.
Глава 10
Старый амбар был выстроен из прекрасно обтесанного и тщательно подогнанного камня без малейших признаков строительного раствора. На площади размером шесть на три с половиной метра размещались шесть бункеров для зерна, по три с каждой стороны, разделенных толстыми перегородками из струганного дерева. В центре амбара горела свисающая с потолка тусклая электрическая лампочка без абажура. Окон не было, как не было и двери - только дверной проем, совершенно бесполезный, потому что снаружи возле него стоял часовой с карабином наизготовку. Мебели никакой тоже не было. Гамильтону и его товарищам по несчастью ничего не оставалось, кроме как смотреть друг на друга или на часового, который стоял, направив на них старый, но, без сомнения, все еще смертоносный "шмайссер", и, казалось, только и ждал повода пустить свое оружие в дело.
Наконец Наварро прервал молчание:
- Я опасаюсь за здоровье нашего мистера Смита. Да и Хиллера тоже, если уж на то пошло.
- Нечего думать об их чертовом здоровье, - пробурчал Гамильтон. - Лучше начинай опасаться за свое собственное. Когда он разберется с теми двумя, кто, по-твоему, будет следующим в его списке, независимо от того, позволит ли он себе удовольствие немножко попытать нас вначале? - Гамильтон вздохнул. - Позволь уж старому надежному секретному агенту Гамильтону сказать все. Фон Мантойфель знает, кто такой я и кто такая Мария. Знает с моих слов, что вы двое - офицеры греческой разведки. Он просто не может оставить нас в живых и, боюсь, не пощадит и Сильвера с Серрано.
- Что касается Серрано, - сказал Рамон, - не могли бы мы с вами поговорить?
- Давай говори.
- Я хотел бы с глазу на глаз.
- Ну, если тебе так угодно.
Они отошли в угол, и Рамон заговорил приглушенным голосом. Гамильтон поднял брови, и на его лице отразилось изумление - эмоция, которую он практически никогда не проявлял. Потом он пожал плечами, дважды кивнул, в задумчивости повернулся и посмотрел на часового.
- Крупный мужчина, - заметил он. - Мой размер. С головы до ног в черном: берет, куртка, брюки, ботинки. Мне пригодилась бы его одежда и, что гораздо важнее, его оружие. А самое главное, и то и другое нужны мне немедленно.
- Ну, это нетрудно, - ответил Рамон. - Просто попросим у него.
Вместо ответа Гамильтон сделал нечто такое, отчего Мария издала судорожный вздох: он с какой-то свирепостью укусил себя за подушечку большого пальца левой руки. Из пальца сразу потекла кровь. Гамильтон сдавил поврежденное место, чтобы кровь полилась еще сильнее, и вымазал ею лицо недоумевающего Рамона.
- Это в интересах дела, - объяснил Гамильтон. - Дружище, ну и драку мы с тобой сейчас устроим!
"Драка" началась в углу амбара, вне поля зрения часового, который не был бы человеком, если бы не захотел найти источник доносящихся до него звуков борьбы, криков и ругательств. Он шагнул в дверной проем.
Гамильтон и Рамон колошматили друг друга с дикой яростью, пинались ногами и размахивали кулаками. Создавалось впечатление, что они собираются нанести друг другу тяжкие телесные повреждения. Часовой был удивлен происходящим, но ничего не заподозрил. У него было неподвижное звероподобное лицо без признаков мощного интеллекта.
- Прекратите! - рявкнул он. - Эй вы, психи! Прекратите, или...
Он внезапно замолчал, когда один из дерущихся, получив особенно сильный удар, зашатался и упал на спину, наполовину вывалившись в дверной проем. Глаза у него закатились, лицо было залито кровью. Часовой наклонился к нему, чтобы пресечь в зародыше дальнейшие беспорядки, и в тот же момент руки Рамона сомкнулись на его лодыжках.
* * *
Четверо мужчин приготовились вынести из комнаты фон Мантойфеля три уложенных на носилки тела, прикрытые одеялами. Хозяин комнаты глубокомысленно изрек:
- Было бы роковой ошибкой позволять врагу жить дольше, чем необходимо. - Он на мгновение задумался. - Бросьте их в реку. Нужно позаботиться о бедных пираньях, умирающих с голоду. Что касается остальных наших приятелей, сидящих в амбаре, вряд ли они выдадут мне еще какую-нибудь полезную информацию. Вы знаете, что делать.
- Да, господин генерал, - ответил один из них, - мы знаем, что делать, - и оскалился в предвкушении.
Фон Мантойфель посмотрел на часы.
- Жду вас обратно через пять минут - после того, как подадите пираньям второе блюдо.
* * *
Одетый во все черное человек стоял лицом к амбару, держа наготове "шмайссер". Услышав у себя за спиной шум шагов, он быстро оглянулся. Метрах в тридцати от него появились четверо мужчин, те самые, что избавились от Шпаца и Хиллера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19