Под углом к нему и почти напротив ступенек осевшего крыльца был припаркован белый открытый «линкольн-континенталь» с четырьмя дверьми. Последняя модель, но пыльный, с помятым крылом и выбитыми задними фарами. Вокруг валялась такая коллекция железа, словно великовозрастное дитя устроило себе счастливое Рождество. Чем ближе я подходил, тем больше наблюдал явных признаков запущенности. Приблизившись, я заглянул в скиф. Он был дополнительно оснащен одной из лучших моделей береговых радиопередатчиков. Но птицы покрыли круглыми пятнами по-королевски голубой пластик сидений, а грязной дождевой воды в нем скопилось столько, что она заполняла днище и виднелась над досками настила.
Я и не представлял себе, что Бу Уаксвелл может располагать такими большими кредитами. По моим оценкам, игрушек у него во дворе набиралось по меньшей мере на двадцать пять тысяч долларов. И, видимо, еще больше было в доме. Дети, у которых много игрушек, забывают о них.
Вскрикивал пересмешник, гудели насекомые, нарушая утреннюю тишину. Я прибавил к ним свой зычный голос, встав в десяти метрах от парадной двери:
— Уаксвелл! Эй! Бу Уаксвелл!
Через несколько минут я услыхал внутри грохот и увидал смуглое лицо в грязном окошке. Потом дверь открылась и на крыльцо вышел мужчина. Он был в грязных штанах цвета хаки, босой, голый до пояса. Черные густые, курчавые волосы, черная подушка шерсти на груди. Голубые глаза, желтоватое лицо. Татуировка, как и описал Артур. Но его информация не передавала главной сущности этого человека. Возможно потому, что Артур просто не знал, как обозначить особенности его внешнего вида. У Уаксвелла вздымались бугры мощных мускулов на плечах. Талия располнела и уже начала приобретать мягкость. Его поза, повадки, выражение лица имели тот упрямый вид, что присущ забавной театральной смеси иронии и нахальства. Богарт, Гейбл, Флинн, — у них был тот же аромат, та же потрепанная праздная напыщенность, безмерность плоти. Женщины, инстинктивно чувствуя характер этих мужчин и понимая, как небрежно их используют, все равно принимают их и соглашаются на связь лишь по той простой причине, что не могут ни дать им точного определения, ни противостоять.
Он держал автомат, так, как другой держал бы пистолет, направив дуло в доски крыльца в метре от своих босых ног.
— Какого черта тебе тут потребовалось, сволочь?
— Да вот, поговорить с тобой хочу, Уаксвелл.
— И теперь захочешь говорить? — Он слегка приподнял дуло. — Проваливай с моего участка, а не то я тебе ноги отстрелю, а тебя в клочья разнесу.
Не успел я сказать что-нибудь, чтобы привлечь его внимание, как понял, что дело зашло далеко. Но следовало рискнуть, особенно не раздумывая. Правда, мне трудно было представить, чтобы Уаксвелл был особо близок с адвокатом. Или доверял ему. Или вообще кому-нибудь доверял.
— Крейн Уаттс сказал, Бу, что ты можешь помочь сварганить одно дельце! — выкрикнул я.
Он уставился на меня со слабым наигранным удивлением.
— Это чего, адвокат что ли тот, парень из Неаполя?
— Да брось ты свою пушку, Бога ради! Я тут кое-что провернуть затеял, так может и для тебя местечко найдется, как и в прошлый раз. Такая же помощь нужна. Сам понимаешь. Но только на этот раз никто, по-видимому, денег в Тампу не увезет. Мы можем тебя привлечь и, думаю, использовать ту же женщину. Уаттс говорил, тебе должно быть известно, как связаться с Вильмой.
Он сделал вид, что ничего не понял.
— Может, тебе какой другой Уаксвелл нужен? Что-то я тебя, налетчик, не знаю. Стой, где стоишь, а я сейчас выйду и мы поговорим.
Он вошел в дом. Я слышал, как он с кем-то беседует, потом до меня донесся тихий женский голос. Он вернулся, улыбаясь, застегивая на ходу рубашку, в ботинках и ковбойской соломенной шляпе на курчавой макушке. Подойдя почти вплотную, Бу протянул мне руку. Едва коснувшись ее, я заметил первый проблеск того, о чем меня предупреждал старик, и отпрыгнул в сторону. Неожиданно его тяжеленный правый башмак взлетел вверх, как девичьи ножки в кабаре, и, когда он оказался в верхней точке, я врезал ему сверху в горло левой рукой, повалив на спину с глухим шумом затрещавших костей.
Бу уставился на меня снизу вверх в невиннейшем удивлении, а потом рассмеялся. Это был заразительный, радостный и довольный хохот.
— Ну, парень, — выдохнул он, — да ты груб и скор как аллигатор. Преподал старому Бу урок, как в воскресной школе. — Он начал подниматься и издал слабый стон. Лицо его задергалось. Бу застонал. — Чтоб тебя разорвало когда-нибудь. Помоги мне встать.
Он протянул мне руку. Я взялся за нее. Бу ударил меня каблуками в живот и еще врезал из-за головы, но у меня хватило ума не держаться за него. Я бросился на землю, откатился, потом еще и еще, но его каблуки все равно рыхлили почву в сантиметре от моего уха, пока я не залез под трейлер со скифом. Но не успел я вытянуться там у дальней стороны, как он налетел на меня, обогнув скиф со стороны кормы. Он был по-кошачьи проворен, этот убийственный мужик. Бу выволок меня обратно из-под корпуса и, прочно встав на землю, принялся вбивать в тело крючья с каждым ударом наращивая темп.
В таком случае лучше всего постараться выйти из игры. Это эффективнее, чем проявлять ненужную смелость и пытаться ловить руку. Мои попытки защититься придали ему уверенности в себе. Внешне я не произвожу особого впечатления. Этакий мягкотелый и долговязый верзила, неуклюжий, с торчащими локтями. Но левое плечо повернуто, надежно защищая челюсть, а правая рука поднята достаточно высоко. Лучший способ уловить ритм — беглым взглядом следить за животом противника. Тогда можно откатываться и отскакивать, не упуская его из виду, будучи всегда готов вместо мягкого бедра подставить острое колено. Он затрясся под ударами моих рук, локтей, плеч, а то, что я припал к земле, поставило меня в выгодное положение.
В конце концов Бу получил хороший пинок под ребра и еще один, около виска, такой, от которого звенит в ушах. Каждый удар он сопровождал тяжелым и резким хрипом, и, в конце концов, сбавил темп, поняв, что большого урона он не наносит. Поэтому Бу попытался немного изменить стиль, переходя от драки в подворотне к сражению в клубе. Чуть отступив и, применяя неотработанные приемы, старался врезать мне наискось правым кулаком. Но я вырубил его, показав, что знаком с приемчиками уличных драк. Квинсберри, даже с методами Тразиано, малоприятно для косточек суставов. От того-то и вызывают такое веселье телевизионные гладиаторы. Всего один яростный удар в челюсть заставляет героя зажать свою разбитую руку между коленями, тихо поскуливая от боли.
Припадая к земле, полуобернувшись, я чуть подался вниз, чтобы он подумал, будто теснит меня. Бу поддался на удочку и возобновил удары. Я с силой наступил ему на ногу и, сцепив руки, врезал ему снизу в челюсть правым локтем. Продолжая то же движение, разжав руки, я развернулся и залепил тыльной стороной ладони прямо ему в переносицу. Неожиданные удары, наносимые быстрой очередью в неожиданные места, деморализуют человека, вызывая у него такое ощущение, словно он угодил в пилораму. Я ударил в горловую впадину Бу, с размаху влепил доморощенным приемом в ухо, глубоко врезал под пряжку ремня — единственное традиционное место в этой краткой последовательности — и, когда он согнулся, схватив его руку за запястье и заломив назад, между лопаток, протащил два шага вперед, треснув головой о лодку. Раздался звук, напоминающий удары тамтама. Бу обмяк, сделал инстинктивное движение в попытке выпрямиться, снова обмяк и остался внизу, у трейлера, бессильно прижавшись щекой к земле около колеса.
Пока я ощупывал особо чувствительные места, оценивая повреждения и чувствуя себя приятно расслабленным, проворным и в нужной форме, с крыльца послышался стук высоких каблуков. Повернувшись, я увидел девушку, сбросившую белый свитер и большую белую сумку на верхней ступеньке. Она пересекла вытоптанный дворик, покачиваясь на высоких каблуках выпачканных белых туфелек. На ней была прозрачная бледно-желтая блузка, сквозь которую просвечивал лифчик, и обтягивающая зеленая юбка очень яркого и неприятного оттенка. Девушка выглядела так, как будто была из той компании, что я встретил в аптеке. Ей было лет пятнадцать, я думаю. Уж наверняка не старше шестнадцати, еще округлая от детского жирка. Широкие и мягкие бедра, начинающая тяжелеть грудь, маленький толстый выступ над тугой в талии юбкой. Круглое, тестообразное личико, по-детски симпатичное, небольшие пухлые, только что подкрашенные губки. Подойдя, она спокойно взглянула на Уаксвелла, не переставая расчесывать свои льняные волосы ярко-красной расческой, свободной рукой придерживая пряди. Остановившись рядом со мной, посмотрела на Бу. Ее детская кожа была так чудесна, что даже с близкого расстояния при утреннем освещении я не замечал ни пор, ни морщинок. Когда она проводила расческой по прямым, густым, светлым волосам, до меня доносился слабый треск.
— Сделайте одолжение, убейте его, — сказала она тоненьким детским голоском.
— Вот он, пред вами. Можете прикончить.
Продолжая расчесываться, она перешла на другую сторону и посмотрела на меня, покачав головой. Я ожидал, что девичьи глаза окажутся столь же уязвимыми, как и все ее молодое существо. Но ее газельи глаза оказались старыми и холодными. Слабое усилие памяти пробудило во мне воспоминание о глазах мальчиков Льюзана, глазах, не меняющихся от попрошайничества, жалоб и голодных улыбок, которыми они встречали американских солдат.
— Можно было бы сделать это прямо сейчас, — сказала она. — Или, может, кто другой сделает. Это единственный для меня способ перестать приходить сюда. Ха! У него и моего папы всего три месяца разница в возрасте. Но Уаксвеллов не убивают. Здесь с ними поступают иначе.
Бу Уаксвелл зарычал и медленно перевел себя в сидячее положение, опустив голову между коленями и аккуратно придерживая затылок ладонями. Он поглядывал сквозь ресницы, которые я не заметил раньше, черные, густые и по-девичьи длинные.
— Я ухожу. Ты меня слышишь? — сказала девушка.
— Значит, уходи, Синди.
Она поглядела на него, пожала плечами и направилась обратно к своей сумке и свитеру. На полпути она остановилась и крикнула мне.
— Мистер, он будет все время думать, как бы врезать вам в тот момент, когда вы меньше всего ожидаете.
— Не собираюсь я этого парня обрабатывать. Ступай домой, девочка, — сказал он.
Обхватил колени, Бу прислонился к борту. Покачав головой, он сунул палец в ухо.
— Я из-за тебя оглох на эту сторону, словно водопад внутри. И голос хрипит. Дзюдо, что ли?
— Курс заочного обучения в Обезьяньем питомнике, Бу.
Синди со скрипом открыла дверь гаража и выкатила красно-белый мотороллер «Веспа». Положила на руль, убрала сумку и свитер в ящик, на багажнике, вытащила белый шарф и тщательно замотала волосы. В нашу сторону она даже не поглядела. Сняла белые туфли и убрала их в одно из отделений. Потом нажала на стартер, подняла руль с земли, задрала юбку до середины, обнажив толстые белые ноги, оттолкнулась и скользнула на сидение, слегка приподнявшись. Покачиваясь, она постепенно установила равновесие, мотороллер чихнул, и девица укатила по залитой солнечным светом дороге. Дым повисел немного в воздухе и растаял.
— Молода она для тебя немного, разве не так?
— Да нет, уже подросла и созрела. Я ей одолжил бабки на этот мотороллер. Синди моя соседочка на этот год. Живет тут рядом, в конце Марко Велладж. Стоит заскочить в эту старую дыру и дать длинный автомобильный гудок, потом короткий, потом опять длинный. И вернуться в этот дом. Усядусь в кресло, и уже слышу, мотороллер жужжит там в ночи, как трутень. Она сколько раз мне говорила, что в жизни больше не придет, но каждый раз вся в мыле и пене появляется, словно всю дорогу бежала, а не ехала.
— А почему ее родители не остановят?
Он заговорщицки усмехнулся и подмигнул.
— Да лет десять назад побеседовали мы тут с ее папашей, Клитом Ингерфельдом насчет его бабы. Что-то мне очень захотелось отстегать его кнутом по заднице. Он это помнит хорошо, начинает слюни пускать, стоит мне поздороваться. А эта толстуха, я тебе скажу, еще лучше все просекает, чем ее мамаша. — Он посмотрел на меня с видом потрясенной невинности. — Ты что сюда ехал про мою личную жизнь разузнать?
— Да нет. Хотел поговорить насчет возможности деньжат подзаработать. Примерно таким же способом, как и в случае с Артуром Уилкинсоном.
— Ну, я бы сказал, что на нем мы и гроша не заработали. Если бы та сделка выгорела, то мы должны были получить неплохие бабки. Но весь доход — это вложенные деньги минус накладные расходы, а их выше головы было.
— Бу, что-то у тебя вдруг стало получше с речью.
Он ухмыльнулся.
— Приходилось пару раз грамоте обучаться. Когда нужно было меня высшим и знатным представлять. Да и чтобы со мной образованные женщины знакомились.
— Дай мне еще один шанс, и я тоже с тобой познакомлюсь. Это я тебе обещаю. Если еще раз начнешь выпендриваться, то я тебе такие же яркие воспоминания оставлю, как ты отцу Синди. Долго будешь как глубокий старик по округе ковылять.
Он пристально изучал меня.
— Господи Боже, ну и размерчики у тебя. Мне бы присмотреться получше прежде, чем за тебя браться. С такими ручищами ты килограмм на восемь больше тянешь, чем я думал. Но я не Клит Ингерфельд. Можешь мне половину костей переломать, а все равно найду, как подняться да достать тебя, так что лучше помни об этом. Знай, я тебя как-нибудь безопасным образом уберу, увезу к Реке утопленников и засуну там под корни ризофоры на пищу крабам. Учти, я не первый раз свои проблемы так решаю.
И он не блефовал. Просто абсолютно хладнокровное и конкретное утверждение своей власти.
— Тогда я поставлю вопрос по-другому, Бу. Если ты попытаешься что-нибудь подобное сделать, а это не сработает, то я уверен в том, что ты не сможешь ни в одну лодку ни влезть, ни вылезти.
Наблюдая за ним, я заметил, как в голубых глазах мелькнуло уважение к праву сильного, хотя и наполовину скрытое длинными ресницами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34