Внешне похожие на меня мужчины проломили кучу черных черепов, перепортили кучу черных овечек, сжигали кресты с привязанными к ним людьми. Они видят лишь внешний тип и на этой основе проводят классификацию. К некоторым никогда не пробиться, точно так, как нельзя научить женщин брать в руки змей и любить пауков. Но я знал, что могу до нее достучаться, ибо на короткое проведенное со мной время она отбросила оружие, перестала обороняться, и я увидел за броней смышленость, понимание, не образованием данную интеллигентность.
Надо найти способ пробить черную броню. Как ни странно, раньше это было легче. Подозрительность возникала на личной основе. Сейчас каждый из нас, черный и белый, – символ. Война идет в открытую, форма враждующих армий – цвет кожи. Глубинное фундаментальное сходство между людьми забыто настолько, что можно преувеличивать немногочисленные различия.
– Что с вами? – спросил я.
– Ничего.
– Вы ведь раньше со мной разговаривали, а сейчас дверь захлопнули.
– Дверь? Какую дверь, мистер? Мне надо вернуться к работе. Я вдруг догадался, в чем может быть дело.
– Лоретт, вы захлопнули дверь потому, что узнали, как я нынче утром разговаривал перед мотелем с двумя копами?
Она искоса бросила на меня взгляд – быстрый, полный подозрительности – и опять опустила глаза.
– Какая разница, с кем вы разговаривали.
– Наверно, казалось, будто мы ведем милую дружескую болтовню.
– Мистер, мне надо работать.
– Здесь ведь есть экономка миссис Имбер? Если б она днем в субботу случайно не заглянула в 109-й и не увидела меня спящим, разговор с представителями закона у меня был бы вовсе не дружеским. И не перед мотелем, а в камере, где никому не придет в голову улыбаться. Меня посадили бы за убийство медсестры.
Лоретт прислонилась к затененной стене, сложив руки. Идиотское оборонительное выражение исчезло. Она задумчиво хмурилась, прикусив белыми зубками полную нижнюю губу.
– Стало быть, это та медсестра была у вас в номере в пятницу ночью, мистер Макги?
– Именно так я и познакомился с представителями закона, со Стейнгером и Наденбаргером.
– Я от Кэти узнала про женщину. Она рассказала, что Стейнгер ее расспрашивал, не заметила ли она при уборке, что в номере была женщина. Это было еще до того, как вы ей помогли. Никогда нет смысла спасать белого от закона. Она и сказала, мол, у вас точно была компания. Вам, по-моему, повезло, что миссис Имбер заглянула в номер.
– Вот именно.
Недоверчивый взгляд прищуренных карих глаз.
– Зачем же тогда вы связались с двоими этими полицейскими?
– Мне нравилась медсестра. Ради того чтобы найти убийцу, свяжусь с прокаженным и с гремучей змеей. Это личное дело. Взгляд смягчился.
– Наверно, когда кто-то нравится и ты спишь с ним в одной постели, а назавтра он умирает, это очень печально.
Я ошеломленно сообразил, что это первое услышанное от кого-либо выражение понимания и сочувствия.
– Очень печально.
Лоретт вдруг легко улыбнулась:
– Ну, если уж она была такая хорошая, зачем спуталась с этим злым грубияном, с адвокатом мистером Холтоном? Удивляетесь, что я знаю? Мистер, мы хорошенько присматриваем за типами вроде Холтона.
– Почему у вас на него зуб?
– Он прямо лопался от удовольствия, когда был прокурором, засаживая каждого попавшего в суд черного, да как можно крепче. Каждый раз, как пошлет черного в тюрьму Рэйфорд, праздник празднует, расхаживает, ухмыляется, пожимает всем руки. Таким, как он, никогда не найти работника во дворе или по дому, по крайней мере того, кто стоил бы дневной платы.
– Она не любила Холтона, Лоретт. Пыталась порвать с ним. Поэтому и была со мной. Неужели вы ни разу не слышали о том, как женщины влюбляются в ничтожных мужчин, а потом разочаровываются?
Когда разговор свернул на Холтона, она враждебно ко мне настроилась. По цвету кожи я был из его команды. Но мой рассказ об отношениях между Пенни и Риком вернул все к теме знакомого одиночества в непонятной стране человеческого сердца, у всех одинаковой, а не разной.
– Слышала. Конечно слышала, – кивнула она. – Бывает и наоборот. Ну, правда, я знаю, что вы утром были с двоими полицейскими. Лейтенант Стейнгер не очень плохой. Честный, насколько ему позволяют. А другой, его зовут Лью, любит бить по головам. Не важно кого, лишь бы голова была черная. А Стейнгер ему не препятствует, так что, в сущности, никакой разницы между ними нет.
– Я хотел спросить, как Кэти. Не пойму, сколько она выпила из той бутылки.
Взгляд стал ироничным и умным.
– Да старушка сейчас в полном порядке. Здоровая, крепкая девка. Раз вы не позволили ее уволить, будет по-настоящему благодарна. Какой благодарности вы от нее ждете, мистер?
– Черт возьми, в чем вы меня заподозрили? Она издевательски расхохоталась, громко и грубо.
– А чего вы еще, черт возьми, ждете от черной горничной из мотеля? Чтоб она научила вас мыть и стирать? Прогулялась бы с вами в парке? Почитала бы Библию? Я точно знаю, о чем сейчас думают те женщины в бельевой. Они точно воображают, будто за мной наконец-то пришел белый, а завтра я, может быть, поменяюсь с Кэти, сменю свой номер на 109-й. Решила стать мотельной шлюхой, заработать лишний кусок хлеба. Они знают, что вам ничего больше на свете не требуется от меня и от Кэти. Так оно и есть.
– И вы так обо мне думаете?
– Мистер, не знаю, что мне о вас думать, а уж это так и есть.
– Я искал вас, чтобы узнать про Кэти. И хотел попросить об услуге.
– Например?
– Я видел много таких городов. Вполне достаточно, чтобы понять: черным известно все, что творится у белых. Горничные, повара, уборщики – одна из лучших в мире разведывательных организаций.
– Пронырливые черномазые везде подслушивают да подглядывают, так, что ли?
– Будь я черным, уверяю вас, миссис Уокер, хорошенько посматривал бы по сторонам. Просто чтобы меня не застигли на чем-то врасплох. Я гораздо быстрей пошевеливался бы, только ради того, чтоб найти и не потерять работу. Я бы слушал и запоминал.
Она взглянула на меня, склонив головку:
– Да вы почти все знаете, мистер! Будь вы черным, не оказались бы чересчур умным для грязной работы?
– Будь вы белой, тоже были бы чересчур умной для горничной в мотеле.
– Почему ж вы меня считаете дурой, готовой впутаться в разборки белых и приходить пересказывать вам то, что слышала?
– Потому, что мне нравилась медсестра. Потому, что копы, не получив помощи, могут закрыть дело. Потому, что вы можете доверять своему инстинкту, который подсказывает, что я никогда даже не попытаюсь во что-нибудь вас впутать. Но самая серьезная причина, по которой вы согласитесь, заключается в том, что это вам никогда в жизни даже в голову бы не взбрело. Она фыркнула:
– Моя бабушка все твердит: “Лори, когда сунешь голову в пасть льву, просто лежи спокойно. Не забывай, а то навлечешь на себя большую беду”.
– Ну, что решили?
– Мистер Макги, мне пора на вечерний обход. Кэти не так уж и хорошо себя чувствует. Говорит, как в тумане. Работает медленно, язык заплетается, голова, говорит, прямо раскалывается. Джейс отвез ее домой, мне придется убрать два ее последних номера да три своих..
– Но вы хотя бы подумаете?
Она медленно пошла прочь с загадочной улыбкой, держа руки в карманах форменной юбки. Сделала десяток шагов, шаркая подошвами, остановилась, оглянулась через плечо с веселой, бесстыдной улыбкой.
– Могу пошуршать, есть ли что-нибудь стоящее. Только если есть, если я вам расскажу, если вы об этом кому-то насвистите и за мной придут, – встретят самую тупоголовую черную девушку к югу от Джорджа Уоллеса.
Никто не видит, что творится впереди на дороге, по которой мы движемся. В один прекрасный день человек за огромной панелью управления в одиночку сможет выпустить годовую производственную продукцию целой страны, командуя машинами, которые строят машины, которые проектируют и выпускают остальные машины. Куда тогда денется миф о возможности предоставить работу любому желающему?
А если черные требуют, чтобы Большой Дядя о них позаботился, обеспечив всем, что нахваливает реклама, то это возвращение окольным путем к рабству.
Белым нужен закон и порядок, то есть рубка голов в стиле алабамского Джорджа. Ни один черный не посочувствует ни одному милому, доброму непредубежденному белому либералу, который высунулся из “бьюика” и был забит насмерть, ибо огромное множество милых, смирных, услужливых, трудолюбивых черных тоже были забиты. Во всех подобных случаях непростительная вина заключается в черной или белой от рождения коже, как в тех древних культурах, где младенцев, по глупости принадлежавших к женскому полу, хватали за младенческие ножки, разбивали головку о дерево и выбрасывали крокодилам.
Поэтому, миссис Лоретт Уокер, ни для меня, ни для тебя никаких решений не существует – ни у твоих вождей, смиренных или воинственных, ни у политиков, ни у либералов, ни у рубящих головы, ни у просветителей. Нет ответов – лишь время, бегущее вперед. И если можно будет заставить закон и суд закрыть глаза на цвет кожи, мы, уже после своей смерти, получим хороший ответ. А иначе он будет кровавым.
Глава 13
Я остановился на подъездной дороге у дома 28 по Хейз-Лейк-Драйв в десять минут третьего. Выходя из машины, уловил какое-то движение и увидел, как из окна студии над лодочным домиком мне машет Бидди.
Взобрался наверх по наружной лестнице, она открыла, похоже в отличном настроении. На ней были мешковатые белые хлопчатобумажные шорты и мужская синяя рабочая рубашка с рукавами, отрезанными ножницами дюйма на четыре ниже плеч. На левой скуле красовался небольшой мазок синей краски, лоб был слегка забрызган желтой. Из интеркома раздавалось знакомое медленное, глубокое дыхание.
– Может быть, дело в добавочном сне, который вы мне обеспечили, Тревис. А может быть, просто хороший день. А может быть, потому, что Мори, кажется, гораздо лучше.
– Электросон? – спросил я, указывая на динамик.
– Нет. Она просто заснула, и я выключила аппарат. Так естественнее, хоть я и не считаю, будто при таком сне отдых лучше. Я взглянул на полотно, над которым она работала.
– Морской пейзаж?
– Ну наподобие. Навеяно метельчатой униолой, что растет перед домом на Кейси-Ки. Сквозь стебли видна голубая вода, они колышутся под бризом. Не знаю, почему вдруг вспомнился этот образ… Можем поговорить, пока я буду работать.
– Значит, ей намного лучше?
– Я уверена. Как ни странно, в ней что-то будто бы изменилось, когда она пропадала, а мы ее искали. По крайней мере, не нашлось никого, кто купил бы ей выпивку, и она не попала в жуткую ситуацию. По-моему, просто бродила в кустах. Но ничего не помнит. Просто, кажется.., лучше владеет собой. Том чертовски рад. Я даже думаю, завтра вечером можно было бы взять ее на открытие, но Том сомневается.
– На открытие чего?
– Вы не обратили внимание на огромное новое здание на углу Гроув-бульвара и Лейк-стрит? Двенадцатиэтажное? С массой окон? Ну, в любом случае оно там, его только построили, и над этим проектом Том трудится почти год. Создал инвестиционную группу, получил землю в аренду. На следующей неделе первые четыре этажа займет банковская и трастовая компания “Кортни”. Чуть ли не все помещения уже сданы. Том переносит свой офис на верхний этаж. В самом деле, прелестные кабинеты, декораторы работали как сумасшедшие, чтоб вовремя закончить. Завтра вечером, прямо с заходом солнца, будет нечто вроде предварительного осмотра нового офиса “Девелопмент анлимитед”, прием с барменом, поставщиками провизии и так далее. Для Мори, по мнению Тома, это не под силу, но, если завтра не станет хуже по сравнению с нынешним ее состоянием, я действительно думаю, стоит попробовать. Если увижу по поведению, что она не выдерживает, могу сразу увезти домой. Сейчас она хорошо спит, так как я заставляла ее без конца плавать.
Взглянув вниз на газон заднего двора, я увидел мужчину с бакенбардами, в комбинезоне и менонитской шляпе, управлявшего мощной газонокосилкой.
– О чем вы хотели спросить меня, Трев?
– Ничего важного. Вдруг подумал: знакомы ли вы с миссис Холтон? Дженис Холтон.
– Такая.., смуглая и живая?
– Точно.
– По-моему, нас с ней как-то знакомили. Но я ее на самом деле не знаю. То есть поздоровалась бы при встрече, но мы давным-давно не встречались. А что?
– Ничего. Я с ней виделся в субботу вечером после ухода от вас, показалось, знакомая внешность. Не стал ее расспрашивать. Думал, вы о ней что-нибудь знаете, скажем откуда она. Можно будет прикинуть, мог ли я ее раньше видеть.
– Мне действительно ничего не известно. С виду вроде бы симпатичная. Наверно, произвела на вас впечатление, раз вы ради этого не поленились приехать.
– Ничего подобного. У меня несколько загадок. Это только одна из них. Я хотел спросить о другом. Не хочется выпытывать, но не забывайте, что я как бы неофициальный дядюшка. Мать оставила вам достаточно, чтобы прожить?
Она округлила глаза:
– Достаточно! Боже! Когда она впервые узнала, что ей требуется операция, еще до болезни Морин из-за выкидыша, рассказала о своих распоряжениях каждой из нас и спросила, желаем ли мы изменить что-нибудь, пока у нее еще есть время. После папиной смерти ее финансовые дела вел какой-то невероятно умный человек, заработавший для нее кучу денег. Есть два трастовых счета, один для меня, другой для Мори. После уплаты налогов на недвижимость, юридических издержек, расходов на утверждение завещания и прочее, на наших счетах осталась фантастическая сумма, около семисот тысяч долларов! Поэтому, когда все устроилось, был продан дом в Кейси-Ки и так далее, мы начали получать какие-то сумасшедшие деньги, тысяч по сорок в год каждая. Я и понятия не имела! Они будут лежать на трастовых счетах, пока каждой из нас не стукнет сорок пять или пока нашим старшим детям не исполнится двадцать один. Если у нас не будет детей, мы после сорока пяти лет, конечно, получим всю сумму. А если будут, то каждый ребенок по достижении двадцати одного года получит трастовый фонд в сто тысяч долларов. Ну, в сорок пять уже точно детей больше не будет, а до тех пор деньги депонируются – правильно я выражаюсь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34