Северное направление, откуда противник двинулся на окружение наших войск, лежало на территории вне нашего влияния, влияния Юго-Западного направления. Там командовал войсками генерал Еременко (27). Противник прорвался от Гомеля на юго-восток. А мы не получили разрешения на перегруппировку. Приехал Тимошенко удерживать те позиции, на которых были расположены наши войска. Не прошло и недели (28), как противник отрезал их. Наши предположения, как показала история, были правильными. Я не могу сейчас сказать, что если бы мы провели эту перегруппировку, то катастрофы не случилось бы. Нет, наверное, она тоже произошла бы. Но, во всяком случае, может быть, не столь сильная, потому что мы кое-что вытащили бы из киевской артиллерии и усилили свой левый фланг в направлении Кременчуга. Там завязались бы тяжелые для противника бои и, может быть, у него не хватило бы войск для завершения операции. Даже когда он уже окружил наши войска, их группы довольно свободно проникали через линию фронта туда и сюда. Это свидетельствует о том, что линия наступления противника была очень жиденькой. В результате ложного понимания лозунга "Ни шагу назад!" войска часто оставались на невыгодных рубежах и в конце концов погибали, не принеся ощутимой пользы. Если вернуться ко Львовской операции, то ведь и тогда 6-ю и 12-ю армии мы хотели отвести с тем, чтобы использовать в нужных нам направлениях. Нам запретили. В результате эти войска потом были окружены и попали в плен. Мы отступили к Киеву, штаб наш располагался в Броварах. Вдруг приезжает к нам генерал Тупиков (я его до этого не знал) и привозит предписание вступить ему в должность начальника штаба КОВО, а Пуркаеву сдать дела и прибыть в распоряжение Генерального штаба. Так и было сделано. Познакомился я с генералом Тупиковым. К нам он попал из Турции, в которой оказался после начала Великой Отечественной войны как наш военный атташе в Берлине (29). Когда Гитлер напал на СССР, все советские дипломаты были переправлены в закрытых вагонах из Германии в Турцию. Тупиков произвел на меня хорошее впечатление. Хотя я был очень хорошего мнения и о Пуркаеве. Новый начштаба был помоложе (30) и позадористей. Не знаю, кто из них более достойный. Сейчас я об этом не хочу говорить, потому что я и того, и другого высоко ценил и уважал. Приступил Тупиков к работе. Мне нравились его четкость и оперативность. С ним произошел такой случай. Мне рассказал об этом Баграмян, который был его заместителем, начальником оперативного отдела. Когда однажды налетели немецкие бомбардировщики на расположение нашего штаба (а это повторялось каждый день), Баграмян, очень уставший, прилег на кушетке и закрыл глаза, но не уснул. Спать было невозможно, потому что земля дрожала и гудела. Тупиков же в это время расхаживал по комнате и напевал себе под нос: "Паду ли я, стрелой пронзенный, иль мимо пролетит она?". Доставал бутылку из-под стола с чем-то, наливал себе бокальчик, выпивал и опять продолжал расхаживать, видимо, обдумывая какие-то вопросы. Так потом происходило не раз. Не трус был Тупиков. Увы, когда штаб фронта попал в окружение. Тупиков не возвратился. По-моему, даже и трупа его не нашли. Для нас он остался без вести пропавшим. А вот вам еще один пример такого же характера - о Киевской группировке. Штаб 37-й армии, которая обороняла Киев, тоже попал в окружение со многими генералами, офицерами и бойцами. Часть их осталась в плену, часть вышла. Командующим 37-й армии был Власов, который стал потом предателем Родины и которого заслуженно повесили после разгрома Гитлера. Он вышел тогда из окружения (не знаю, спустя какое время). Мы с Тимошенко, конечно, рады были встретить его. Он пришел в крестьянском одеянии и доложил, что вышел с палочкой под видом крестьянина. И мы готовили ему тогда новый пост. Он приобрел славу хорошего генерала, умеющего командовать войсками, строить оборону и наносить удары по противнику. Но нам не дали его использовать. Как только узнали, что Власов вышел, немедленно позвонил лично Сталин и приказал отправить его в Москву. Мы не знали, что тогда готовилось контрнаступление на немцев под Москвой (31). Потом уже мы узнали, что в этой операции Власов командовал одной из армий. Сталин его очень хвалил. Этот генерал был награжден и считался одним из самых боевых генералов, которые показали свое умение на фронте в наступлении против немецких войск под Москвой. Но вернусь к вражескому прорыву на Киевском направлении, к окружению этой группировки и гибели 37-й армии (32). Потом погибла и 5-я армия (33), которой командовал генерал Потапов. Он попал в плен. Там погибли и другие войска, включая штаб фронта со всеми тылами. Тылы были отрезаны противником, так как он довольно глубоко охватил окруженную группу, восточное Киева километров на 200. Можете себе представить, какую боевую технику мы там потеряли! Все это было неразумно, безграмотно с военной точки зрения. Мне трудно подобрать нужное слово. Существовало неправильное, ложное понимание "Ни шагу назад!". Вот вам и ни шагу назад. Мы не спасли эти войска, не отвели их и в результате просто лишились. Лишились боевой техники и образовали огромную дыру в линии фронта, которую не смогли заткнуть. У нас не стало ни живой силы, ни техники - боевой, хозяйственной, транспортной. А ведь этого можно было не допустить. Напрашивается некоторая аналогия с фашистами. Посмотрите документы, которые опубликованы в книге "Совершенно секретно! Только для командования!". Методы обороны сильно перекликаются. Когда немцы под конец войны попали в такое же положение, то допускали такие же глупости. Как наша нераспорядительность содействовала нашему врагу, так и Гитлер потом как бы содействовал нам, облегчая наши усилия по разгрому его войск. Работники штаба Юго-Западного направления напрягали в ту пору все усилия для обороны Харькова. Люди трудились героически и делали все, лишь бы не допустить дальнейшего продвижения противника на восток. Харьковский завод ? 75, где до войны изготовлялись танки Т-34, теперь ремонтировал их. Дело было поставлено хорошо, и танки быстро восстанавливались. Имелись запасные части, работали квалифицированные специалисты. Но те танки, которые мы ремонтировали у себя, нам приказывали отправлять в Москву. Это нас, конечно, обижало и даже раздражало: нам тут нечем держать немцев, а у нас танки забирают. Взяли у нас тогда довольно большое количество танков... Стали мы приспосабливать к войне тракторы: надевали на них броню и вооружали пулеметом, чтобы использовать в таком виде против врага. Несмотря на непригодность трактора к боевым операциям, это было все же лучше, чем ничего: все-таки металлическая броня. Мы хотели использовать все, что было под рукой, и использовали, как могли. Потом нам сообщили из Москвы, что применяется так называемая "катюша" - реактивный миномет. Сталин даже упрекнул нас: "Есть такое оружие, и надо больше его применять". Я попросил: "Дайте нам чертежи, мы в Харькове быстро организуем производство". Дали нам чертежи, и мы сейчас же организовали производство на заводе им. Шевченко на Лопани (34). Я хорошо знал этот завод. До революции он принадлежал Берлизову, в 1912 г. я короткое время работал там слесарем. Его рабочие и инженеры срочно освоили производство "катюш". Мы выезжали в поле и стреляли из них, опробовали конструкцию. Мин к ним мы не делали. Где их изготовляли, я не знаю. Нам же прислали очень ограниченное количество мин. Мы не знали тогдашнего замысла противника - с форсированием Днепра и разгромом нашей группировки под Киевом и Днепропетровском сосредоточить силы для удара на Москву. Поэтому-то у него силы на Харьковском направлении, видимо, и были небольшие. Для отпора врагу на Московском направлении Ставка брала все и отовсюду, что можно было взять, даже у нас из-под Харькова, который сам нуждался в каждой боевой единице. Имелось у нас резервное кавалерийское соединение. Командовал им Белов (35). Его тоже взяли. Соединение было нетронутым, и мы возлагали на него большие надежды. Оно прибыло и наше распоряжение, но еще не вступило в соприкосновение с противником, как мы получили приказ немедленно направить его в распоряжение командования, которое занимало оборону под Москвой. Это соединение потом хорошо действовало под Тулой. Противник продолжал продвигаться в направлении Харькова, но не так быстро, как в первые дни войны. Хотя и небольшими силами, однако мы давали отпор. На Харьковском направлении командовал 38-й армией генерал Цыганов (36), тучный человек с причудами. Я рассказывал о нем Сталину, и Сталин иной раз за обедом возвращался к одному случаю, происшедшему с этим генералом. Когда противник угрожал Харькову, Цыганов вышел на дорогу, по которой отступали наши войска, поставил стол, на нем - самовар и стал пить чай. К нему подбежали и говорят, что фашисты подходят к этому месту. А он - ни шагу назад. Потом он говорил, что таким способом старался внушить уверенность своим бойцам. Следовательно, никакой особой опасности нет. Довольно своеобразный, я бы сказал, метод убеждения в неприступности обороны. Несмотря на это, противник продвигался на восток. Помню те месяцы: дождь, слякоть - условия, тяжелые для использования противником его техники. У нас к тому времени боевой техники было мало. Мы ремонтировали танки, а их у нас забирали. Вот мы и пользовались тракторами. Потом нам дали легкие танки Т-50. Это очень даже легкие танки: броня не свыше 20 мм толщины, а может быть, даже меньше. Одним словом, немцы без особых затруднений уничтожали эти танки своей артиллерией. Мы получили приказ подготовить Харьков к эвакуации и сосредоточили все усилия на том, чтобы вывезти станочное оборудование тракторного завода. И нам удалось это, хотя не берусь сказать, что вывезли абсолютно все оборудование. Вряд ли такое вообще когда-нибудь удавалось, но мы действительно очистили все пролеты Харьковского тракторного и вывезли его станки на восток. Там наша промышленность использовала эти станки для того, чтобы организовать производство боевой техники. Потом мы получили приказ уже с конкретными сроками оставления Харькова, Купянска и отступления к Дону. Не помню сейчас, на какой рубеж, но мы действовали согласно плану Генерального штаба. Когда мы оставили Харьков, все эшелоны скопились в Купянске. Мыс Тимошенко тоже расположились в вагонах. Не знаю, почему противник не воспользовался и не разбомбил там все. Если бы налетели бомбардировщики, то не знаю, что бы там осталось. Может быть, немцы уже были истощены или, самое главное, поставили задачу захвата Москвы и повернули все силы, которые были в их распоряжении, туда. Гитлер считал, что с захватом Москвы он закончит войну и добьется капитуляции СССР. Когда наши войска оставили Харьков и отошли к Северскому Донцу восточное Харькова, мы далее не чувствовали давления противника. Он, заняв Харьков, тоже вышел передовыми отрядами к Донцу и стал занимать оборону, не пытаясь продвигаться вперед. Мы подумали: зачем же нам отступать дальше, как было указано в директиве, если противник нас не преследует? Тогда мы обратились в Москву с предложением организовать оборону по Донцу и не отступать дальше. Ну, конечно, мы получили подтверждение своим предложениям. Мы же перенесли свой штаб в Валуйки, вылезли из вагонов и расположились в крестьянских хатах. Осень 1941 г. на Украине была очень дождливой. Грязища была невероятной, просто непролазной. Сложились особенно трудные условия для наступавшей стороны (когда армия отступает, бездорожье в какой-то степени затрудняет продвижение противника и, я бы сказал, облегчает оборону). Потом рано выпал снег и ударили довольно сильные морозы. Мы стали готовить по Донцу оборону. Чувствовали, что противник устраивается тут на зиму и, в свою очередь, строит зимнюю оборону. Об этом нам доносила наша войсковая разведка и перебежчики - наши люди, которые проживали на занятой противником территории. После гибели Туликова нам прислали начальником штаба молодого, очень интересного, ученого и умного генерала Бодина (37). Я полюбил этого человека за его ум, за ясное понимание им обстановки. Он был интересен и как человек, и как военнослужащий. Мне нравилось и то, что они сдружились с Баграмяном. Я питал к Баграмяну с самой нашей первой встречи большую симпатию. А теперь оба они работали дружно. Трезвые были люди. Трезвые и по части питейных дел, и умом, разумным пониманием военной обстановки. Помню, как однажды пришли ко мне Бодин с Баграмяном изложить свою точку зрения относительно потери нами Ростова. В то время Юго-Западный фронт действовал под командованием маршала Тимошенко. Он же был и командующим войсками всего Юго-Западного направления, и ему было подчинено поэтому командование Южного фронта. Я тоже являлся членом Военного совета Юго-Западного направления и одновременно Юго-Западного фронта. Это я говорю для того, чтобы было понятно, почему Бодин и Баграмян докладывали мне по вопросу о Ростове. Ростов всегда лежал в полосе Южного фронта, созданного еще в начале войны. Начали они доказывать с цифрами в руках, что противник занял Ростов в результате очень неграмотного, никчемного командования войсками Южного фронта. Южный фронт располагал такими силами, которыми он мог не допустить захвата Ростова и отбить натиск противника. Ростов заняла тогда танковая армия под командованием немецкого генерала Клейста (38). Он занимал высокое положение среди немецких генералов по умению вождения танковых войск. Такая о нем шла слава. Бодин и Баграмян говорили: "Мы считаем, что, несмотря на то, что у нас сейчас очень слабые силы, можно собрать их в ударный кулак, сконцентрировать его в направлении Ростова и ударить по Клейсту. Можно освободить Ростов. Мы совершенно убеждены в осуществимости этого, но при одном условии: чтобы операцию эту проводил бы не командующий Южным фронтом, а маршал Тимошенко. Мы маршалу своих соображений не докладывали. Хотели сначала изложить свои соображения вам, с тем чтобы вы поставили этот вопрос на Военном совете".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65