Поэтому она выждала еще три-четыре минуты и затем, сделав
глубокий вдох, покинула неспешным шагом туалетную комнату.
Она прошла по коридору, увешанному коллекцией лат, копий, мечей и
другого средневекового оружия. Они принадлежали прежнему владельцу дома,
сочувствовавшему Гитлеру и сбежавшему из страны, когда еще в 1940 году
итальянцы были выбиты О'Коннером. Она не очень понимала в оружии, но
рыцари, казалось, гармонировали с тиком и дубом дома, и, как бы то ни
было, они представляли собой ценность и давали ей ощущение, будто ее
охраняли днем и ночью. Она подошла к широкой лестнице с перилами из
резного дуба и спустилась на первый этаж. Двери в гостиную были закрыты, и
там, как она инструктировала Александра, находился он. Она постояла
несколько секунд, чтобы собраться с силами, поднесла ладонь ко рту, чтобы
уловить запах своего дыхания - мятный, слава Богу, - а затем открыла
дверь, порозовев от волнения.
Серебряные канделябры горели на низких полированных столиках. В
камине трепетало небольшое пламя, потому что после полуночи легкий ветерок
из пустыни становился прохладным. Пламя отражалось от хрустальных бокалов
и бутылок с водкой и виски и мерцало на узорной бутыли с вином у стены,
отделанной украшениями из алебастра. Ковер мерцал переплетенными
оранжевыми и серыми фигурами, на каминной полке часы показывали около
девяти.
А вот и он, сидит в плетеном кресле, скрестив ноги, тело его
отдыхает, как будто ему принадлежит место, им занимаемое, и он
гарантирован от какого-либо вторжения. Он задумчиво рассматривал охотничьи
трофеи, размещенные на стене над камином.
Но вдруг его глаза остановились на ней, и он встал с кресла с изящной
грацией.
- Маргерит, - произнес он и подал ей красные розы, которые держал в
руках.
- О... Майкл! Они прекрасны!
Голос у нее был слегка хрипловатый, с великолепной певучестью
северо-германских равнин.
Она подошла к нему. "Не слишком быстро!" - осадила она себя.
- Где вы достали в Каире в такое время года розы?
Он слегка улыбнулся, так что она увидела его белые, крепкие зубы.
- В саду вашего соседа, - ответил он, и она уловила оттенок русского
произношения, который так сильно заинтриговывал ее.
Что делать джентльмену русского происхождения в британской разведке в
Северной Африке? И почему при этом у него не русское имя?
Маргерит засмеялась, принимая у него розы. Должно быть, он шутил: в
саду Питера ван Джинта, конечно, были клумбы с безупречными розами, но
стена, разделявшая их владения, была шести футов высотой. Майкл Галатин,
вероятно, не мог бы одолеть ее, да, к тому же, его костюм цвета хаки был
без единого пятнышка. На нем была светло-голубая рубашка и галстук с
приглушенными серыми и коричневыми полосками, загар пустыни блестел на его
лице. Она понюхала одну из роз, на них все еще лежала роса.
- Вы прекрасно выглядите, - сказал он. - Вы сделали другую прическу.
- Да. Самая последняя мода. Вам нравится?
Он протянул руку, коснулся локона ее волос. Пальцы поласкали его,
рука осторожно тронула ее щеку - нежное мимолетное прикосновение к коже, и
руки Маргерит покрылись пупырышками.
- Вы замерзли, - сказал он. - Вам нужно стать поближе к камину.
Его рука погладила ее подбородок, пальцы коснулись ее губ, затем
отпрянули. Он подвинулся поближе к ней и положил руку на ее талию. Она не
отодвинулась. Дыхание у нее замерло. Лицо его было прямо перед ее лицом, и
в зеленых глазах отразилось мерцание красного огня в камине, как будто в
них загорелось пламя. Его губы приближались. Она почувствовала, как ее
тело пронзила боль. И тут он вдруг остановился, менее чем в двух дюймах от
ее губ, и сказал:
- Я голоден.
Она моргнула, не зная, что ответить.
- Я не ел с утра, - продолжил он. - А утром была яичница из порошка и
сушеное мясо. Не удивительно, что Восьмая армия так крепко воюет: им
хочется скорее попасть домой и получить что-нибудь съедобное.
- Еда, - сказала она. - О, да. Еда. У меня есть повар, он приготовил
вам обед. Баранину. Это ваше любимое блюдо, так ведь?
- Мне приятно, что вы запомнили.
Он легонько поцеловал ее в губы и слегка пощекотал носом ее шею, так
мягко, что она почувствовала, как по спине побежали мурашки. Он отпустил
ее, в его ноздрях остался запах "Шанели" и ее собственного возбужденного
женского запаха.
Маргерит взяла его руку. Ладонь была шершавой, как будто он клал
кирпичи. Она повела его к двери, и они почти уже вышли, когда он спросил:
- Кто убил этого волка?
Она остановилась:
- Прошу прощения?
- Волка, - он показал в сторону шкуры серого лесного волка, висящей
над камином. - Кто его убил?
- А-а. Вы ведь, наверное, слышали про Гарри Сэндлера?
Он помотал головой.
- Гарри Сэндлер. Американец, охотник на крупную дичь. Два года назад
о нем писали все газеты, когда он застрелил белого леопарда на вершине
горы Килиманджаро.
Глаза Майкла все еще были непонимающими.
- Мы стали... хорошими друзьями. Он прислал мне этого волка из
Канады. Прекрасное животное, не так ли?
Майкл что-то промычал. Он глянул на другие подвешенные трофеи,
присланные Маргерит Сэндлером, - головы африканского буйвола,
великолепного самца, пятнистого леопарда и черной пантеры - но взгляд его
вернулся к волку.
- Из Канады, - сказал он. - Откуда из Канады?
- Я точно не знаю. Кажется, Гарри называл Саскачеван. - Она пожала
плечами. - Ну, волк есть волк, так ведь?
Он не ответил и улыбнулся.
- Нужно будет как-нибудь познакомиться с Гарри Сэндлером, - сказал
он.
- Плохо, что вас не было здесь неделю назад. Гарри проезжал через
Каир по пути в Найроби, - она игриво шлепнула по его руке, чтобы отвлечь
его внимание от трофеев. - Пойдемте, пока ваш обед не остыл.
В столовой Майкл Галатин поедал бараньи котлетки, сидя за длинным
столом под хрустальной люстрой. Маргерит тыкала вилкой в салат из
пальмовой мякоти и пила "Шабли", они вели непринужденный разговор о том,
что было в Лондоне - идущие популярные пьесы, моды, романы и музыка - все,
что не удалось увидеть Маргерит. Майкл говорил, как ему понравилось
последнее произведение Хэмингуэя и что у того ясный взгляд на вещи.
Маргерит, пока они разговаривали, изучала лицо Майкла и поняла, здесь, под
ярким светом люстры, что он изменился за год и пять недель, прошедшие
после их последней встречи. Изменения были едва различимы, но все-таки
были: около глаз стало больше морщинок и, вероятно, также больше седых
прядок в его гладких, плотно причесанных черных волосах. Его возраст был
еще одной загадкой; ему могло быть и тридцать, и тридцать четыре. Тем не
менее его движения обладали силой и легкостью юности, руки и плечи
поражали своей силой. Руки его были необъяснимы; они были мускулисты,
длиннопалы и артистичны - руки пианиста, но тыльные их стороны поросли
красивыми черными волосками. Это были в то же время и руки рабочего,
привыкшего к грубой работе, но они управлялись с серебряным ножом и вилкой
с удивительной ловкостью.
Майкл Галатин был крупный мужчина, около шести футов и двух дюймов
ростом, с широкой грудью, и длинными худыми ногами. Маргерит
поинтересовалась при первой с ним встрече, не занимается ли он бегом, но
ответ был таков, что он "иногда бегает для удовольствия".
Она отхлебывала "Шабли" и поглядывала на него через край бокала. Кто
же он в действительности? Что он делает на службе? Откуда он появился и
куда направляется? У него было тонкое обоняние, и Маргерит заметила, что
он принюхивается к пище и питью перед тем как попробовать их. Лицо его
было мрачновато приятным, чисто выбритым, с резкими чертами; когда он
улыбался, оно как будто светилось - но нельзя было сказать, чтобы он
улыбался очень часто. В покое лицо его, казалось, становилось еще более
мрачным, а когда свет его зеленых глаз тускнел, их мрачный оттенок
вынуждал Маргерит думать о цвете глубоких чащоб первобытного леса, обитель
тайн, которые лучше не трогать, и, наверное, места больших опасностей.
Он протянул руку к бокалу с водой, не заинтересовавшись "Шабли", и
Маргерит сказала:
- Я отослала прислугу на вечер.
Он отпил воды и отставил бокал в сторону. Воткнул вилку в еще один
кусок мяса.
- Давно Александр работает у вас? - спросил он.
Вопрос был совершенно неожиданным.
- Почти восемь месяцев. Его рекомендовало консульство. А что?
- У него... - Майкл запнулся, обдумывая, как сказать. Не внушающий
доверия запах, чуть не сказал он. - ...немецкий акцент, - закончил он.
Маргерит не знала, кто из них обоих сошел с ума, потому что быть
британцем в большей степени, чем Александр, можно только если носить
вместо подштанников британский флаг.
- Он хорошо скрывает его, - продолжил Майкл. Он понюхал мясо, прежде
чем взять его в рот, и стал тщательно прожевывать, после чего сказал. - Но
не очень хорошо. Британский акцент - это маскировка.
- Александр прошел полную проверку в службе безопасности. Вы знаете,
как там строги. Если хотите, я могу рассказать вам историю его жизни. Он
родился в Стрэтфорде-на-Эйвоне.
Майкл кивнул.
- Город артистов, как о нем говорят. От всего этого явно пахнет
Абвером.
Абвер, насколько знала Маргерит, был разведывательным учреждением
Гитлера.
- Машина заедет за мной в семь тридцать. Я думаю, вам тоже нужно
уехать.
- Уехать? Куда уехать?
- Отсюда. Если возможно, из Египта. Может быть, в Лондон. Я не думаю,
что сейчас вы здесь в безопасности.
- Это невозможно. У меня здесь слишком много обязательств. Боже, у
меня газета! Я просто не могу все бросить и убежать.
- Хорошо, устройтесь в консульстве. Но я думаю, что вам нужно как
можно скорее покинуть Северную Африку.
- Мой корабль еще не дал течи, - настаивала Маргерит. - Вы ошибаетесь
насчет Александра.
Майкл ничего не сказал. Он доел кусок баранины и промокнул рот
салфеткой.
- Мы побеждаем? - спросила она его немного спустя.
- Мы сдерживаем, - ответил он. - Зубами и ногтями. Сети снабжения
Роммеля нарушены, его танки дожигают последний бензин. Внимание Гитлера
приковано к Советскому Союзу. Сталин призывает Запад к совместным
действиям. Никакая страна, даже такая мощная, как Германия, не выдержит
расходов на войну на два фронта. Поэтому если мы сможем удержать Роммеля,
пока его боеприпасы не иссякнут, то сможем отбросить его назад к Тобруку.
И даже дальше, если повезет.
- Я не подозревала, что вы верите в везение.
Она выгнула дугой светлую бровь.
- Это субъективное понятие. Там, откуда я, "везение" и "право силы"
означают одно и то же.
Она воспользовалась случаем.
- А откуда вы, Майкл?
- Издалека, - ответил он, и по тому, как он это сказал, она поняла,
что больше разговоров о его личной жизни быть не должно.
- У нас есть десерт, - сказала она, когда он закончил с котлетами и
отодвинул тарелку. - Шоколадный торт, на кухне. Я приготовлю кофе.
Она встала, но он опередил ее. Он уже был рядом с ней, не успела она
сделать и двух шагов, и сказал:
- Торт и кофе потом. У меня на уме другой десерт.
Взяв ее руку, он поцеловал ее, медленно, каждый пальчик.
Она обвила руками его шею, сердце у нее колотилось. Он поднял ее без
усилий на руки, а затем вынул из голубой вазы с розами в центре стола одну
розу.
По лестнице, через зал с оружием он понес ее к спальне с кроватью с
четырьмя стойками и с видом на холмы Каира.
При свете свечи они раздели друг друга. Она помнила, какие волосатые
были у него руки и грудь, но теперь она увидела, что он был поранен: грудь
его была залеплена крест-накрест пластырями.
- Что с вами произошло? - спросила она, касаясь пальцами его крепкого
смуглого тела.
- Да просто ерунда, попал в один переплет.
Он смотрел, как ее кружевное белье сползло к ногам, и затем вынул ее
из одежд и положил на прохладную белую постель.
Теперь он тоже был обнажен и казался еще огромнее благодаря
освещенным свечой буграм мышц. Он лег, пристраиваясь рядом с ее телом, и
она ощутила сквозь слабый запах его одеколона еще один запах. Он был как
аромат мускуса, и опять ей подумалось о зеленных чащах и холодных ветрах,
дующих на диких просторах. Его пальцы легонько кружили вокруг ее сосков,
потом его рот приник к ее рту, их тепло соединилось, переливаясь друг в
друга, и она содрогнулась всем телом и душой.
Вместо его пальцев появилось что-то другое: бархатная роза кружила
вокруг ее затвердевших сосков, возбуждая ее груди, как поцелуи. Он провел
розой по ее животу, остановился и покружил у пупка, потом ниже, в пуще
золотистых волосков, все кружа и возбуждая нежными прикосновениями, от
которых ее тело раскрывалось и томилось. Роза подвинулась к увлажнившемуся
центру ее желания, пощекотала ее напрягшиеся бедра, потом здесь же
оказался его язык, и она вцепилась пальцами в его волосы и застонала, а ее
бедра волнообразно двигались ему навстречу.
Он остановился, поддержав ее спину у края, и начал снова, языком и
розой, действуя попеременно, как пальцами на волшебном золотом
инструменте. В душе Маргерит пела музыка, она шептала и постанывала, в
теле ее рождались горячие волны и прорывались сквозь ее ощущения.
И вот он пришел, этот раскаляющий до бела взрыв, который подбросил ее
с постели и заставил выкрикнуть его имя. Она упала назад, как осенний лист
в цвете красок, увядающий с краев.
Он вошел в нее, своим жаром в ее жар, и она ухватилась за его спину и
держалась за нее, как всадник в бурю; его бедра двигались с осторожностью,
без неистовой силы, и только она подумала, что больше не выдержит этого,
тело ее открылось, и она забилась так, чтобы он вошел в то место, где они
станут одним существом с двумя именами и двумя колотящимися сердцами, и
чтобы твердая плоть его мужского достоинства тоже бы вошла в нее, а не
просто прижалась к ее влажности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14