Приближение нового эона: ураганы, землетрясения, затмения, пожары, кондиломатоз вытягивает вялые корни. Трехтомник Рескина, подаренный другом детства, линза взламывает лучи. Кабинки с дырами, заткнул пальцем, узкая ладонь ласкает незнакомый хуй. Кофейный налет на резцах. Новый циркуляр фон Зеботтендорфа, квитанция из переплетной мастерской, телефон магазина индийских тканей, can I have your business card? Кожаная лежанка на цепях, не пользуется спросом. Эротический мешок, умащенный тюленьим жиром. Новые лампы, восемь штук в гостиную, две в коридор, шесть на второй этаж. Свет возмездия.
Не/изучен, не/понят, не/облизан, не/отсосан. Покоится здесь с пятнами на скулах, купирует когти. Крест тау в старческой спальне, над раздроченной постелью. Вереница смертей, "мало кто доживает до тридцати восьми лет", опасные энергии. Нюхал кости раздавленного младенца, "мой талисман". Тревога. Предстоит изгнание, жизнь на берегу соленого озера, как у ссохшегося овидия.
Юноши во власти гнусного отступления. Что с ними делать? Каждый месяц отсекали фалангу, поили ржавой водой. Приятная неожиданность: многие сдавались.
Так ли это сложно, как кажется? Легкая коррекция сетчатки, цикл убедительных кинофильмов, просветительская поездка в Нов. Гвин., подкуп: брелоки, изощренные бритвы, комнаты с орхидеями. Не знал, что происходит за спиной. Обернулся: мать честная. Да вас же нужно истреблять, как грызунов.
— Ты меня любишь?
— Я всех люблю. Люблю всех.
Вернулся к своему джину, хвойные сны.
Властитель баллантрэ, он скачет по пустоши, ищет кроликов для секретной акупунктуры. Славянский идол отмечает могильную версту, поодаль восклицательный знак пинии. Смещение меридианов. В тайнике пульсирует, наливается талой кровью гневный глаз Гора. Высокая магия — для подъема духа, низкая — для взлома сухожилий. Раздвоенный труп был найден на пустыре в Лос-Анджелесе 15 января 1947 года, клочки плоти, строительный материал.
Когда пытаешься войти в контакт с элементарным королем, всегда есть опасность, что не сможешь выдержать напряжения. Это же новая вселенная, сосновые лучи, не суйся туда, парень.
— Но мне нужно! Нужно! Я уже проник в киблу, поклонился невидимой стеле. Теперь пора пересечь мост. Осталось меньше двух лет, дрожь.
Сестра убитой говорит: мечтаю, чтобы гробница была открыта. В преступлении сознались сорок семь мужчин и две женщины. Судя по всему, мистер уилсон, сгоревший в гостиничном номере.
Вот-вот, расскажи нам историю. Заклинаю тебя глазом богоматери. Терпение не беспредельно. Отправился стряпать: два глиняных помидора, оранжевый перец, сладкий лук, чашка грибного бульона. Эпическая картина «Bonheur» (не сохранилась — злоумышленник исколол ножом). Безразлично. Глазеть на южно-китайское море, поебывать садовника, щекотать вялого тигренка. Блокнот, распаханный деталями преступлений. Крошево медуз на салатном листе. Лимон и мускатный орех. Глоток штроха перед дождливым сном. "Смерть в водосточных трубах".
Гриф открывает карту. Как обычно, это шут, подвешенный за левую ногу. Маркопулос елозит в спальне. Семьсемьсемь глядит на экран: ничего нет, в Экстернштайне погасли огни.
29
Утренний скрип молочника, на крыльце вспухают пятна. Спятившее одеяло. Я накрыл их облаком безразличия, выпустил, как струю подводных чернил. Нет прощения. Вы думаете, они безобидны, будто какие-нибудь ризеншнауцеры? Нет, они будут барабанить, пока кожа не покроется волдырями, пока не вспухнут суставы. Проникать в потаенные волокна. Ковать иголки, пока мы тешимся фокстротом. Гасить световое тело, ломать опору. Они неуязвимы, неистребимы. "Это война на уничтожение, никаких компромиссов".
— Неприятное известие. Пришлось дезавуировать циркуляр Lv-Lux-Light.
— Но как же?..
— Мы не можем допустить разнобоя. В Берлине задергались. Отдел ЭИ в оппозиции.
— Но ведь не все агенты уничтожены?
— Не волнуйтесь, противник в панике. Мы поселили вирус в проводах, сменили пароли. Сеть надежно защищена.
— А молодой Хаусхофер?
— Прелати говорит, что он доживет до 44-го года. Что поделать, нельзя взрывать ступени. Хитрый финал: его найдут с окровавленной запиской в кармане.
— "Отец сломал печать простую…" Ерунда, березы. Жаль, никто не выебал вовремя. Эта чванливая знать…
— "… и дьявол изувечил мир". Подумать только, это он о канцлере. Экий вздор!
— Не переношу символистов. Помните, Прелати приносил статью о парне, который сжег себя у собора святого петра?
— Думаю, это отголоски зодиакального дела. Всюду странные точки.
Куст зашелестел у дороги, словно там суетилась стая вьюрков. Замерзающая сентябрьская ночь. Еще месяц, и наступит главный немецкий день.
Распоротые швы. Маркопулос задает вопросы, Гриф ерничает, семерки плачут. Письма приходят на третий день, Джефф Страттон мертв, — убит и похоронен тайно, без почестей, как подобает секретному агенту, винтику издыхающей машины. Новый эон дышит доменным жаром на земных владык. "Порнографическая пантомима" на южно-мичиганском проспекте. Не ждите пощады.
Главные вопросы: о д-ре, Работнике, элементарном короле, серебряной книге, опытах по извлечению светового тела из крестьянских детей. Вот стержень: три гордые буквы, из крышки средней Т, словно из дачного стола, растет мертвый хуй в стальной оплетке, поодаль — ладонь с пугливым глазом, пламя бьет из мизинца; морда мелкого барана застыла коломбиной на указательном пальце. Паства, к алтарю! Приготовиться к штурму!
"ЗР утверждает, что Oro Ibah Aozpi и есть три великих тайных имени, обретенные на вертикальных линиях облатки. Имя элементарного короля, напротив, было получено из водоворота букв в центре. Верно ли я понял, что д-р и Работник считали O! I! A! именем короля?"
Вот что, парни, занимает нас больше всего. Студент выбрил голову, белая веселая кожа на фоне зеленой звезды (предположим, нарисовали на стене вокзала, в обоссанном уголке — там, где склад асбеста). Алхимический дракон корчится в тынском колодце. Малькут! Проснуться и увидеть его рядом, дрожащего во сне, избитого кем-то из стражников. Лавина нежности сносит позднего велосипедиста, ломает хребет, выворачивает кости. И вот он на прибрежной скале, а пудель элементарного короля лижет сонные раны.
30
Еще великое наслаждение: купить р-ю с-ю., превратить в паскудного шута, играть с ним, как с канарейкой: менять местами абзацы, искажать слова, вывинчивать микрофон.
Я счастлив оттого, что могу плевать вам в рот. Вы хотели перейти мост, не запачкав башмаки, теперь будете ползать в гнусной жиже, облепленные коленчатыми червями.
Но это так, между прочим. Фон Зеботтендорф переворачивает гордую страницу. С утра, когда голова полна трелей эфира, полезней всего прочитать главу из "Секретов рун". Для лучших очертаний. «Esiasch», — опасное слово Баррона. Пиявки, крендель и фаянсовый таз. Девяносто три раза нажал на (s)Аve.
Дольмены, следы происшествий, обсерваторий, пожаров. Всюду труха, пепел, объедки, зажаренный пластик. "Я прочитал Liber 418 всего лишь раз, да и то искал упоминания о пирамидах". Он думает, что норны высасывают мозг. Не совсем так. Технология: выключать точки, девяносто три в минуту. Постепенно забываешь формы глаголов, имя элементарного короля, число страниц в серебряной книге, год казни Нового Ирода, место рождения Жана Донета, первое слово Велиара, вкус проколотой губы, запах крестьянского сына, попавшего в петлю обстоятельств. F знал суть всех вещей. Мы прибыли в столицу утром 31-го апреля, когда все было почти что кончено. Провалившийся в мертвую реку мост, школьник в женском пальто, раздавленный пулемет, кирпичная пыль.
Форпост ликвидационной комиссии. Боль чуть выше правого виска, мухи в затылочной кости. Излучение от телефонной трубки. Парни, жадно жравшие фасоль, где они теперь? Вывернули наизнанку.
Такую музыку никто не станет покупать, вытекла энергия. Понемногу превратился в ядоносный шип. Плакал на ступеньках, приобщившись к зеленой богине, тонущая ухмылка. Драгоценный гость из Вевельсберга.
Находка строителей: гроб под плитами в правом приделе, скелет лицом вниз, ноги связаны, три железные скрепы там, где когда-то лепетал кишечник. Швырнул газету на асфальт, мудаки ничего не понимают. Это, это…
Крестьянские дети ловят рыбу в тусклом пруду. Ни один не научится говорить по-немецки, ни один не увидит лакированное седло, ни один не поедет отдыхать на Красный остров, всех их убьют хирурги, отрежут им хуи, вспорют животы, скормят кишки собакам. Но об этом ни слова, тайна.
Дрожит наперсток. Продолжить?
— No. No means no.
— Well, from the mainstream standpoint, that would be the Aethyr Wor… Personally I think that the first 18 Calls are also to be used in this fasc… The only thing that ever made me throw up was herbs that have this specific side effect, like Hawaiian woodrose.
Remove his vocal cords. Шелест венецианской болтовни. Жулик из Бергамо, жулик из Кордовы, жулик из Восточной Моравии, нет спасения. Эти люди привыкли к крови, им недостаточно наших плясок. Крошечная москва дрожит под лунным сапогом. Как же ты занимаешься проституцией, если у тебя фимоз, иди к врачу, кретин. Приведи своего брата, племянника, сына, сделай же что-нибудь.
Д-р закрывает дверь, но детские вопли пролезают в скважину, словно зубная паста. We can feel. Работник: его глаза, его талия, его сапоги, его хитрые искры. На конюшне, в сокровищнице, в палатке. Бедра верного друга. Пальцы верного друга. Колокольчик верного друга.
31
"Какая-то нечисть". 1438–1938. Меняют буквы в словах, ломают будильники, высасывают жир (пиштако). Хочешь знать, сколько стоили эти складки?
Развернулся, схватил печать короля Бабабела. Расколотый пюпитр. "Свиньи, вы хотели меня запугать. Но вот уже вздымаются плиты, зеленая слизь сочится из трещин, жужжит пила, подставляй пальцы, висок, плечи. Я изуродую вас, выжму черные капли, растопчу. Думаете, я пришел заказать паркет, думаете, я выбираю вино, думаете, я рассматриваю рисунок на обоях? Нет, я пришел вас зажарить, вырвать печень, откромсать бритвой уши. На стене будет написано вашей кровью: H-r S-r, а потом "Свиньи! Свиньи! Свиньи!" — потому что вы свиньи, потому что вы свиньи, потому что вы свиньи. Ле-олам. Аминь".
Посланы испытания: встречи с ненужными людьми, горчичные хлопоты, приобретение шкурки. Свидание с хынеком-штрих, мазь в потусторонних кишках. Поездка в дрезден: подъем в семь утра, листерин разъедает язык, шестьсот единиц, больше не берет, шайзе. "He failed", — вышел, покачиваясь от горя, из кабинета языкознания, где проходило судилище. Будет кастрирован повстанцами.
Связка ненужных детей. Волочит по набережной, как каннибал блокадные санки.
— Что? Что вы с ними делаете?
— Да очень просто. Убиваем на хуй.
Перечитал снова, нет, так и есть: «Свиньи». Петлистый почерк хирурга. Селеста, ты хорошо придумала.
Он просит: запиши. "Мы оказались в картонной комнате, всюду эти загогулины, человечки, вроде как картины пердурабо. Не до смеха. Ничком парень в черном тряпье, даже не парень, а просто куча навоза. Умирающая машина для поглощения секреций. Пределы падения: нет никаких пределов. Просто лежал, не шевелясь. Покажу тебе, как мы тут и что. Вывернуть свою жизнь наизнанку перед одним из них: вот, погляди, что мне дорого больше всего. Можешь разодрать в клочья, закачать мне смертельный сироп. Потом поехали в пустой бар, лакричные лампы. Это Джек, мой экс. (Выебать парня по имени Дж., электростанция тщеславия). Просто Джек, demon.co.uk. Ссорились в автомобиле. Джинсы, выпуклые там, где надо. Жидкость в стопке, уж не наркотик ли? Просто шот, выпей. Их старые непонятные разговоры, грязь осталась в бороздах. Типа: сволочь, вернись. Падает ртуть. Стрелка вверх, вверх, вверх, к торговому порту. Пчелиный путь трамвая (он хотел завалить наш мини!). Жалобная песнь турка: "и белый, белый порошок". "Стоило мне появиться, старая сволочь тут же заторопилась домой. С глаз долой, деревенская гнида. Пусть исчезнет. Не хочу его больше видеть". Поцеловал королевскую печать.
Микробы, поселившиеся в крикливом итальянском дерьме. Микробы, поселившиеся в подводном китеже. Микробы, поселившиеся в дохлом море. Наша биография, наши хитрые вопли, наши фаланги, наш народный танец, наши пулеметы. Сперма наших летчиков, сперма наших космонавтов, сперма наших каскадеров. Слышал, как стучат деревянные башмаки, как путается пламя факелов в хищных глазах?
Алхимический дракон в тынском колодце. Такие заказы мы не берем. Смерть жирного славянского ублюдка: уснул под дубом вековым. Смерть невинного Ирода в райском огне. Паяльник в руках звезды.
Вы должны благодарить меня за то, что я пишу эти стихи в ваш альбом. Вы должны благодарить меня за то, что я щупал яйца вашего сына. Вы должны благодарить меня за то, что я целовал вашу собаку. Я — святой франциск, покровитель белочек и медвежат. Число мое: триста тридцать три.
"Катастрофические последствия землетрясения в северном иране", отзвук (предположим) калифорнийских оргазмов. Брошюра «Огнемет». Пантомима "Жених Дьявола". Космическая станция «Энтропия». Вилла "Гора костей".
Мать провожает Жана Донета: маслице, краюшка, соль в платочке. Туда, откуда родом майонез.
Кто мстит? Кто разбросал колючки, кто стряхнул лепестки? Кто растопырил глаз? Защити, князь десятого этира, пусть бетонные блоки оградят зайчика от злодеев.
Бросил вызов интернационалу стариков, цепляющихся за жизнь. Бросил вызов интернационалу детей, их мелким пальчикам. И вот — раздавлен ногами выживших. Молотом в лоб, циркулем в висок, угольником в нежную шею. Инструменты: щуп и серебряный наперсток, повесть о вырванных и измельченных зубах. О вирусе, скосившем призывников. О чахотке, выпившей лимфу партизана.
Советы Баррона: "Ничего не бойся. Три года расчищены, потом — таблетки, которые ты купил в канадском медицинском центре. Сейчас: подрочи перед сном, проснешься в семь тридцать, разбери покупки, сходи в ресторан, погуляй по набережной. Ты — ноль. Живи как ноль, ничего хорошего больше не будет".
— Когда же наступит расплата за все?
— Дождись перевыборов канцлера.
Проснулся в четыре: гравий в желудке, самообман. Проказы академиков. Нет пощады.
Епитимья: каждое утро — ритуал малой пентаграммы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22