https://wodolei.ru/catalog/vanni/
- морщился Кэнсукэ. - Я только что дал Эцуко хороший совет - вот она и ушла.
- Не надо оправдывать ее. У меня тоже есть парочка советов. Я хотела сказать ей, что я на ее стороне. Впрочем, мне кажется, я чем-то раздражаю Эцуко. Да, скорей всего так оно и есть.
- Ну, давай же, иди следом. Скажи ей об этом! Словно спектакли из жизни молодожёнов, эти нежные перебранки, устраиваемые от скуки Кэнсукэ и его женой в деревенской глуши и в отсутствие зрителей, были ежедневными и ежевечерними. Привыкнув к своим ролям, они неутомимо разыгрывали одно и то же - при этом у них никогда не возникало сомнения в своём амплуа. Они продолжали бы разыгрывать сцены из пьесы под названием "Влюбленные голубки" и в восьмидесятилетнем возрасте.
Эцуко молча повернулась к ним спиной и пошла к лестнице.
- Уже уходишь?
- Нужно выгулять Магги. Когда вернусь, загляну к вам ещё раз.
- Ну и выдержка у тебя! - сказала Тиэко.
* * *
Было утро. В деревне никто не работал - обычное межсезонье. Якити отправился проверить грушевый сад, Асако вместе с Нобуко (в день осеннего равноденствия школьники не учились) пошла на деревенский распределительный пункт за детским питанием, взяв с собой и Нацуо. Миё бесшумно сновала из комнаты в комнату, занимаясь уборкой. Эцуко отвязала от дерева, что росло перед входом на кухню, цепь, на которой металась Магги.
"Куда бы податься? Пойти по дороге, что ведёт в Мино, и, сделав большой круг, прогуляться до соседней деревни?", - размышляла Эцуко. Якити рассказывал, что году в тридцать пятом как-то ему пришлось идти одному по этой дороге. На протяжении всего пути, пока он не вышел на шоссе, его преследовала лиса. Однако, дорога заняла у него уйму времени - целых два часа! "Или до кладбища?.. Это слишком близко".
Магги продолжала метаться, дергая цепь, пока Эцуко не отпустила ее. Они вошли в каштановую рощу, наполненную звоном осенних цикад. Земля была усыпана солнечными бликами, из-под опавшей листвы торчали грибы сибатакэ. Здесь разрешалось собирать грибы только Эцуко и Якити. Порой он давал подзатыльник Нобуко, которая срывала для своих игр какой-нибудь грибок.
Каждый день межсезонья, наполненный вынужденным бездельем, наваливался на нее непомерной тяжестью, словно на больного, который, не зная причины заболевания, по предписанию врача должен проводить время в постели и набираться сил. Бессонница стала хронической. Чем могла она заполнить свою жизнь? Если жить, не думая о будущем, каждый день грозил превратиться в монотонную вечность. Если погрузиться в прошлое, то её жизнь вновь наполнится страданиями. Над пейзажами, над межсезоньем проплывали мерцающие пустоты. Все это было похоже на чувства выпускника, навсегда лишенного каникул. Впрочем, будучи школьницей, Эцуко не любила летние каникулы - они тяготили её, оставляя наедине с собой. Ей вменялось в обязанность самой гулять, самой открывать двери, самой наслаждаться солнцем. В школьные годы она никогда сама не надевала ни носков, ни платья. Теперь приходилось распоряжаться свободой по своему усмотрению, в своё удовольствие... Превратить городского жителя в раба праздности - что может быть крепче петли деревенского межсезонья?
При этом что-то не отпускало Эцуко. Жажда - она преследовала её, как чувство долга. Это была жажда пьяницы: чтобы подавить рвоту, он требует подать стакан воды, но боится сделать глоток, чтоб его не стошнило.
Мягкий ветерок, едва шевеливший листья каштанов и напоминающий этим вкрадчивые манеры соблазнителя, усиливал это ощущение.
Со стороны дома арендатора доносились удары топора - рубили дрова. Через месяц или два начнется обжиг древесного угля. На окраине рощи была зарыта небольшая печь, в которой Окура каждый год заготавливал для Сугимото топливо.
Магги таскала хозяйку по всей роще, и волей-неволей Эцуко оживилась: походка, томная как у беременной, обрела лёгкость. Чтобы не зацепиться подолом кимоно за пеньки, она бегала, приподняв подол.
Собака, увлечённая запахами, всё время что-то вынюхивала. Она шумно дышала, ее рёбра ходили ходуном. Они набрели на земляной холмик и остановились, приняв его за след крота. Вдруг Эцуко почуяла слабый запах пота и обернулась. Это был Сабуро. Собака прыгнула ему на грудь и принялась лизать в щёки. Одной рукой Сабуро придерживал на плече мотыгу, а другой дружески похлопывал собаку по спине, пытаясь успокоить ее. Собака не слушалась. Тогда он сказал: "Госпожа, возьмите Магги на цепь, пожалуйста!" - Эцуко очнулась и пристегнула поводок.
В эти несколько мгновений забытья она заворожено следила за мотыгой, подпрыгивающей на левом плече Сабуро, пока тот старался угомонить собаку. По лезвию мотыги, измазанному присохшей землей, бегали матово-голубые отблески лучей, просочившихся сквозь листву. "Осторожно! Ещё саданёшь меня этим остриём!" - подумала Эцуко. Отчетливо осознав грозящую ей опасность, она, к своему удивлению, ничуть не испугалась.
- На какое поле ходил? - спросила Эцуко.
Они стояли друг против друга. Если придется возвращаться вместе, Тиэко сможет увидеть их из окна своей комнаты. Поверни она обратно, и Сабуро ничего не останется, как пойти рядом. Быстро прикинув в уме это обстоятельство, Эцуко решила во время разговора не сходить с места.
- На баклажанное поле. Я хотел сначала собрать баклажаны, а потом обработать землю.
- Не лучше было бы сделать это следующей весной?
- Да, конечно, но сейчас у меня есть свободное время.
- Видимо, ты не можешь обойтись без работы ни дня.
- Да.
Эцуко пристально посмотрела на Сабуро, на его тонкую загорелую шею. Ей нравилось его трудолюбие.
Он гордился, что работает не покладая рук, что не может расстаться со своей мотыгой. Кроме того, ей нравилось, что у неё и у этого юноши есть что-то общее - их обоих тяготит межсезонье. Эцуко случайно бросила взгляд вниз - он был обут на босу ногу в рваные спортивные ботинки.
"Интересно, что бы они подумали, эти люди, что злословят обо мне. если бы узнали, сколько переживала я по поводу этих носков? Деревенские шепчутся обо мне, наговаривают, что я распущенная женщина. Только вот сами они спокойно совершают поступки, которые гораздо непригляднее моих! А почему мне не позволено? Я ничего не прошу. Я только хотела, чтобы однажды утром, пока закрыты мои глаза, изменился бы весь мир. Вот-вот должно наступить это время - однажды утром, ясным утром. Это утро придёт просто так никто о нём не помолится, оно никому не будет принадлежать. Я мечтаю о мгновении, когда мои поступки обнажат ту часть моей натуры, которая ни о чем не просит. Это будут мелкие, незначительные, незаметные подвиги... Да, именно так. Прошлой ночью я почувствовала, что одна только мысль о том, что я подарю Сабуро две пары носков, утешает меня... Сейчас всё по-другому. Если я подарю ему носки, то что же будет дальше? Он улыбнется, смутится и скажет: "Спасибо!". Затем повернется ко мне спиной и уйдет как ни в чем не бывало. Я очень живо представила себе эту сцену - мне было жалко себя. Никому не дано узнать, сколько беспокойных месяцев я провела в мучительных раздумьях - что делать? как поступить? С конца апреля, когда проходил весенний фестиваль Тэнри, затем прошел май, июнь в затяжных дождях; июль, август - все невыносимо-душное лето; сентябрь. Я хотела бы вновь пережить это непереносимое чувство, когда сообщили о смерти моего мужа. Вот это было счастье!"
И тут же Эцуко мысленно перебила сама себя: "И всё-таки я счастлива. Кто скажет, что нет?"
Она медленно и значительно вынула из рукава две пары носков и протянула их юноше.
- Вот, возьми это! Я вчера купила их для тебя в Ханкю. - Сабуро подозрительно взглянул в глаза Эцуко. Возможно, ей это только показалось. Кроме удивления, в его взгляде не было ничего. Тут нет и тени сомнения. Он просто не понимал, почему эта женщина, которая всегда холодна к нему и, к тому же, по возрасту старше, ни с того ни с сего дарит ему какие-то носки. Вдруг он догадался, что его молчание невежливо. Он улыбнулся, вытер грязные руки сзади о штаны и взял носки. "Большое спасибо!", - сказал он и поклонился.
- Никому не говори, что получил их от меня! - сказала Эцуко.
- Слушаюсь! - ответил он, равнодушно сунул носки в карман штанов и удалился.
Вот и всё, что произошло.
Со вчерашнего вечера Эцуко надеялась, что этот поступок как-то изменит ее жизнь. Неужели только этим все и кончится? Нет, конечно! Ведь это ничтожное событие тщательно планировалось, тщательно обдумывалось - целая церемония. Она ожидала, что с именно с этого пустяка должно начаться в ней хоть какое-то преображение... Проплывёт облако, потемнеет лик долины - и ландшафт обретает иной смысл. Так и в человеческой жизни бывают моменты, когда начинает казаться, что они вот-вот станут причиной перемен. Стоит только иначе взглянуть на веши, и жизнь потечет в ином направлении. Эцуко была достаточно высокомерна, чтобы снизойти до веры в возможность перемен, которые происходят сами по себе. Никакая перемена не приведет к обновлению, пока человек не посмотрит на вещи взглядом дикого кабана... К этому Эцуко не была готова. Поскольку мы наделены человеческими глазами, то с какой бы стороны мы ни смотрели на вещи, решение всегда будет одно и то же...
* * *
Этот день завершился непредвиденными хлопотами. Это был странный день. Эцуко прошла через каштановую рощу и вышла на речную дамбу, поросшую густой травой. Она оказалась у деревянного моста, который вел к землям Сугимото. Противоположный берег скрывался в зарослях бамбука. Эта речка встречалась с ручейком, который протекал вдоль Сада Душ Хаттори, и, сливаясь с ним в единый поток, резко меняла направление, убегая на северо-запад, где простирались рисовые поля.
Магги выскочила на берег и, глядя на течение сверху, залаяла. Там по колено в воде стояла деревенская ребятня. Они ловили сетью серебряных карасей. Собака лаяла в ответ на улюлюканье детей, которые выкрикивали наперебой грязные слова в адрес молодой вдовы - они слышали их от родителей, злословивших за глаза. Дети не видели Эцуко, но предполагали, что она удерживает собаку на поводке. Когда фигурка Эцуко появилась на дамбе, они, размахивая корзиной для рыбы, взлетели на противоположный берег дамбы и бросились врассыпную в пронизанные солнечным светом бамбуковые заросли. Нижние листья бамбука покачивались в глубине прозрачной чащи, словно намекая, что там кто-то притаился.
Через некоторое время послышался велосипедный звонок. На мосту появился почтальон с велосипедом. Ему было лет сорок пять, или больше. Среди жителей деревни у него была репутация попрошайки.
Эцуко подошла к мосту и приняла от него телеграмму.
- Если у вас нет именной печати, то поставьте, пожалуйста, свою подпись, - сказал почтальон. Слово "подпись" он произнёс на английский манер - "сайну". Даже в провинции это слово вошло в обиход. Эцуко вынула тоненькую шариковую ручку. Почтальон смотрел на неё, не отрывая глаз.
- Что за ручка у вас?
- Шариковая. Дешевая,
- Чудная какая! Можно взглянуть?
Эцуко проявила щедрость - подарила ему шариковую ручку. Теперь, кажется, до конца своих дней он станет любоваться этой безделицей. Она поднялась по каменным ступеням, держа в руках адресованную Якити телеграмму. Эцуко улыбалась. Сколько трудностей претерпела она прежде, чем решилась подарить Сабуро две пары носков, а тут с такой лёгкостью отдала ручку этому почтальону-попрошайке! "Так и должно быть! Если бы не любовь, то люди ладили бы друг с другом. Если бы не любовь..."
В свое время Сугимото продали телефон и пианино "Bechstein" и вместо телефона пользовались телеграфом. Если телеграмма приходила в полночь, то в семье никогда этому не удивлялись, потому что по всем неотложным делам в Осака с ними сообщались по телеграфу.
Прочитав известие, Якити онемел от радости. Это было послание от Кэйсаку Мияхара, министра. Раньше он занимал пост президента судовой компании Кансай, был младшим преемником Якити, но после войны занялся политикой. Он сообщал, что по дороге на Кюсю, куда он отправляется с предвыборной кампанией, у него будет полдня свободного времени, поэтому хотел бы остановиться минут на тридцать-сорок, чтобы повидаться с Якити. Удивляло то, что визит намечался на сегодня.
Изредка в комнате Якити принимались посетители - сотрудники сельхозкооператива. Вот и теперь в комнату вошел неряшливо одетый мужчина по вопросу налогов и государственных поставок зерна. Он был в джемпере, висевшем на нем словно домашнее кимоно на вате - и это несмотря на полуденную жару. Группа молодых людей жаловалась на правление кооператива, - большинство членов которого якобы погрязло в коррупции. Они требовали проведения новых выборов нынешним летом. Обязанности этого мужчины, недавно выбранного в правление, сводилась к тому, чтобы почтительно выслушивать старых землевладельцев. Он полностью полагался на их житейскую мудрость. Провинция находилась в сфере влияния консервативной партии, политика которой, казалось ему, соответствует духу времени.
Он видел, как Якити, читая телеграмму, не мог сдержать радость. Правленца распирало любопытство. Якити колебался: он не хотел сразу расставаться с тайной радостью, которая пришла ему в руки прямо на глазах посетителя. Однако, он был не в силах удержаться - для пожилого человека очень вредно сдерживать свои эмоции,
- Эта телеграмма от министра, господина Мияхара. Он сообщает, что заедет к нам в гости, чтобы немного отдохнуть с дороги. Это неофициальный визит, поэтому прощу вас ничего не говорить односельчанам. Было бы неловко беспокоить его в это время. Я учился с Мияхара-кун в одной школе. Он был, кажется, на год младше меня. Потом он поступил в судовую компанию Кансай через два года после моего ухода на пенсию.
* * *
Мебель в гостиной комнате, давно забывшая, когда к ней прикасалась человеческая рука, своим унылым видом напоминала утомленную долгим ожиданием женщину. Покрытая белыми чехлами, она напоминала о необратимости течения времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
- Не надо оправдывать ее. У меня тоже есть парочка советов. Я хотела сказать ей, что я на ее стороне. Впрочем, мне кажется, я чем-то раздражаю Эцуко. Да, скорей всего так оно и есть.
- Ну, давай же, иди следом. Скажи ей об этом! Словно спектакли из жизни молодожёнов, эти нежные перебранки, устраиваемые от скуки Кэнсукэ и его женой в деревенской глуши и в отсутствие зрителей, были ежедневными и ежевечерними. Привыкнув к своим ролям, они неутомимо разыгрывали одно и то же - при этом у них никогда не возникало сомнения в своём амплуа. Они продолжали бы разыгрывать сцены из пьесы под названием "Влюбленные голубки" и в восьмидесятилетнем возрасте.
Эцуко молча повернулась к ним спиной и пошла к лестнице.
- Уже уходишь?
- Нужно выгулять Магги. Когда вернусь, загляну к вам ещё раз.
- Ну и выдержка у тебя! - сказала Тиэко.
* * *
Было утро. В деревне никто не работал - обычное межсезонье. Якити отправился проверить грушевый сад, Асако вместе с Нобуко (в день осеннего равноденствия школьники не учились) пошла на деревенский распределительный пункт за детским питанием, взяв с собой и Нацуо. Миё бесшумно сновала из комнаты в комнату, занимаясь уборкой. Эцуко отвязала от дерева, что росло перед входом на кухню, цепь, на которой металась Магги.
"Куда бы податься? Пойти по дороге, что ведёт в Мино, и, сделав большой круг, прогуляться до соседней деревни?", - размышляла Эцуко. Якити рассказывал, что году в тридцать пятом как-то ему пришлось идти одному по этой дороге. На протяжении всего пути, пока он не вышел на шоссе, его преследовала лиса. Однако, дорога заняла у него уйму времени - целых два часа! "Или до кладбища?.. Это слишком близко".
Магги продолжала метаться, дергая цепь, пока Эцуко не отпустила ее. Они вошли в каштановую рощу, наполненную звоном осенних цикад. Земля была усыпана солнечными бликами, из-под опавшей листвы торчали грибы сибатакэ. Здесь разрешалось собирать грибы только Эцуко и Якити. Порой он давал подзатыльник Нобуко, которая срывала для своих игр какой-нибудь грибок.
Каждый день межсезонья, наполненный вынужденным бездельем, наваливался на нее непомерной тяжестью, словно на больного, который, не зная причины заболевания, по предписанию врача должен проводить время в постели и набираться сил. Бессонница стала хронической. Чем могла она заполнить свою жизнь? Если жить, не думая о будущем, каждый день грозил превратиться в монотонную вечность. Если погрузиться в прошлое, то её жизнь вновь наполнится страданиями. Над пейзажами, над межсезоньем проплывали мерцающие пустоты. Все это было похоже на чувства выпускника, навсегда лишенного каникул. Впрочем, будучи школьницей, Эцуко не любила летние каникулы - они тяготили её, оставляя наедине с собой. Ей вменялось в обязанность самой гулять, самой открывать двери, самой наслаждаться солнцем. В школьные годы она никогда сама не надевала ни носков, ни платья. Теперь приходилось распоряжаться свободой по своему усмотрению, в своё удовольствие... Превратить городского жителя в раба праздности - что может быть крепче петли деревенского межсезонья?
При этом что-то не отпускало Эцуко. Жажда - она преследовала её, как чувство долга. Это была жажда пьяницы: чтобы подавить рвоту, он требует подать стакан воды, но боится сделать глоток, чтоб его не стошнило.
Мягкий ветерок, едва шевеливший листья каштанов и напоминающий этим вкрадчивые манеры соблазнителя, усиливал это ощущение.
Со стороны дома арендатора доносились удары топора - рубили дрова. Через месяц или два начнется обжиг древесного угля. На окраине рощи была зарыта небольшая печь, в которой Окура каждый год заготавливал для Сугимото топливо.
Магги таскала хозяйку по всей роще, и волей-неволей Эцуко оживилась: походка, томная как у беременной, обрела лёгкость. Чтобы не зацепиться подолом кимоно за пеньки, она бегала, приподняв подол.
Собака, увлечённая запахами, всё время что-то вынюхивала. Она шумно дышала, ее рёбра ходили ходуном. Они набрели на земляной холмик и остановились, приняв его за след крота. Вдруг Эцуко почуяла слабый запах пота и обернулась. Это был Сабуро. Собака прыгнула ему на грудь и принялась лизать в щёки. Одной рукой Сабуро придерживал на плече мотыгу, а другой дружески похлопывал собаку по спине, пытаясь успокоить ее. Собака не слушалась. Тогда он сказал: "Госпожа, возьмите Магги на цепь, пожалуйста!" - Эцуко очнулась и пристегнула поводок.
В эти несколько мгновений забытья она заворожено следила за мотыгой, подпрыгивающей на левом плече Сабуро, пока тот старался угомонить собаку. По лезвию мотыги, измазанному присохшей землей, бегали матово-голубые отблески лучей, просочившихся сквозь листву. "Осторожно! Ещё саданёшь меня этим остриём!" - подумала Эцуко. Отчетливо осознав грозящую ей опасность, она, к своему удивлению, ничуть не испугалась.
- На какое поле ходил? - спросила Эцуко.
Они стояли друг против друга. Если придется возвращаться вместе, Тиэко сможет увидеть их из окна своей комнаты. Поверни она обратно, и Сабуро ничего не останется, как пойти рядом. Быстро прикинув в уме это обстоятельство, Эцуко решила во время разговора не сходить с места.
- На баклажанное поле. Я хотел сначала собрать баклажаны, а потом обработать землю.
- Не лучше было бы сделать это следующей весной?
- Да, конечно, но сейчас у меня есть свободное время.
- Видимо, ты не можешь обойтись без работы ни дня.
- Да.
Эцуко пристально посмотрела на Сабуро, на его тонкую загорелую шею. Ей нравилось его трудолюбие.
Он гордился, что работает не покладая рук, что не может расстаться со своей мотыгой. Кроме того, ей нравилось, что у неё и у этого юноши есть что-то общее - их обоих тяготит межсезонье. Эцуко случайно бросила взгляд вниз - он был обут на босу ногу в рваные спортивные ботинки.
"Интересно, что бы они подумали, эти люди, что злословят обо мне. если бы узнали, сколько переживала я по поводу этих носков? Деревенские шепчутся обо мне, наговаривают, что я распущенная женщина. Только вот сами они спокойно совершают поступки, которые гораздо непригляднее моих! А почему мне не позволено? Я ничего не прошу. Я только хотела, чтобы однажды утром, пока закрыты мои глаза, изменился бы весь мир. Вот-вот должно наступить это время - однажды утром, ясным утром. Это утро придёт просто так никто о нём не помолится, оно никому не будет принадлежать. Я мечтаю о мгновении, когда мои поступки обнажат ту часть моей натуры, которая ни о чем не просит. Это будут мелкие, незначительные, незаметные подвиги... Да, именно так. Прошлой ночью я почувствовала, что одна только мысль о том, что я подарю Сабуро две пары носков, утешает меня... Сейчас всё по-другому. Если я подарю ему носки, то что же будет дальше? Он улыбнется, смутится и скажет: "Спасибо!". Затем повернется ко мне спиной и уйдет как ни в чем не бывало. Я очень живо представила себе эту сцену - мне было жалко себя. Никому не дано узнать, сколько беспокойных месяцев я провела в мучительных раздумьях - что делать? как поступить? С конца апреля, когда проходил весенний фестиваль Тэнри, затем прошел май, июнь в затяжных дождях; июль, август - все невыносимо-душное лето; сентябрь. Я хотела бы вновь пережить это непереносимое чувство, когда сообщили о смерти моего мужа. Вот это было счастье!"
И тут же Эцуко мысленно перебила сама себя: "И всё-таки я счастлива. Кто скажет, что нет?"
Она медленно и значительно вынула из рукава две пары носков и протянула их юноше.
- Вот, возьми это! Я вчера купила их для тебя в Ханкю. - Сабуро подозрительно взглянул в глаза Эцуко. Возможно, ей это только показалось. Кроме удивления, в его взгляде не было ничего. Тут нет и тени сомнения. Он просто не понимал, почему эта женщина, которая всегда холодна к нему и, к тому же, по возрасту старше, ни с того ни с сего дарит ему какие-то носки. Вдруг он догадался, что его молчание невежливо. Он улыбнулся, вытер грязные руки сзади о штаны и взял носки. "Большое спасибо!", - сказал он и поклонился.
- Никому не говори, что получил их от меня! - сказала Эцуко.
- Слушаюсь! - ответил он, равнодушно сунул носки в карман штанов и удалился.
Вот и всё, что произошло.
Со вчерашнего вечера Эцуко надеялась, что этот поступок как-то изменит ее жизнь. Неужели только этим все и кончится? Нет, конечно! Ведь это ничтожное событие тщательно планировалось, тщательно обдумывалось - целая церемония. Она ожидала, что с именно с этого пустяка должно начаться в ней хоть какое-то преображение... Проплывёт облако, потемнеет лик долины - и ландшафт обретает иной смысл. Так и в человеческой жизни бывают моменты, когда начинает казаться, что они вот-вот станут причиной перемен. Стоит только иначе взглянуть на веши, и жизнь потечет в ином направлении. Эцуко была достаточно высокомерна, чтобы снизойти до веры в возможность перемен, которые происходят сами по себе. Никакая перемена не приведет к обновлению, пока человек не посмотрит на вещи взглядом дикого кабана... К этому Эцуко не была готова. Поскольку мы наделены человеческими глазами, то с какой бы стороны мы ни смотрели на вещи, решение всегда будет одно и то же...
* * *
Этот день завершился непредвиденными хлопотами. Это был странный день. Эцуко прошла через каштановую рощу и вышла на речную дамбу, поросшую густой травой. Она оказалась у деревянного моста, который вел к землям Сугимото. Противоположный берег скрывался в зарослях бамбука. Эта речка встречалась с ручейком, который протекал вдоль Сада Душ Хаттори, и, сливаясь с ним в единый поток, резко меняла направление, убегая на северо-запад, где простирались рисовые поля.
Магги выскочила на берег и, глядя на течение сверху, залаяла. Там по колено в воде стояла деревенская ребятня. Они ловили сетью серебряных карасей. Собака лаяла в ответ на улюлюканье детей, которые выкрикивали наперебой грязные слова в адрес молодой вдовы - они слышали их от родителей, злословивших за глаза. Дети не видели Эцуко, но предполагали, что она удерживает собаку на поводке. Когда фигурка Эцуко появилась на дамбе, они, размахивая корзиной для рыбы, взлетели на противоположный берег дамбы и бросились врассыпную в пронизанные солнечным светом бамбуковые заросли. Нижние листья бамбука покачивались в глубине прозрачной чащи, словно намекая, что там кто-то притаился.
Через некоторое время послышался велосипедный звонок. На мосту появился почтальон с велосипедом. Ему было лет сорок пять, или больше. Среди жителей деревни у него была репутация попрошайки.
Эцуко подошла к мосту и приняла от него телеграмму.
- Если у вас нет именной печати, то поставьте, пожалуйста, свою подпись, - сказал почтальон. Слово "подпись" он произнёс на английский манер - "сайну". Даже в провинции это слово вошло в обиход. Эцуко вынула тоненькую шариковую ручку. Почтальон смотрел на неё, не отрывая глаз.
- Что за ручка у вас?
- Шариковая. Дешевая,
- Чудная какая! Можно взглянуть?
Эцуко проявила щедрость - подарила ему шариковую ручку. Теперь, кажется, до конца своих дней он станет любоваться этой безделицей. Она поднялась по каменным ступеням, держа в руках адресованную Якити телеграмму. Эцуко улыбалась. Сколько трудностей претерпела она прежде, чем решилась подарить Сабуро две пары носков, а тут с такой лёгкостью отдала ручку этому почтальону-попрошайке! "Так и должно быть! Если бы не любовь, то люди ладили бы друг с другом. Если бы не любовь..."
В свое время Сугимото продали телефон и пианино "Bechstein" и вместо телефона пользовались телеграфом. Если телеграмма приходила в полночь, то в семье никогда этому не удивлялись, потому что по всем неотложным делам в Осака с ними сообщались по телеграфу.
Прочитав известие, Якити онемел от радости. Это было послание от Кэйсаку Мияхара, министра. Раньше он занимал пост президента судовой компании Кансай, был младшим преемником Якити, но после войны занялся политикой. Он сообщал, что по дороге на Кюсю, куда он отправляется с предвыборной кампанией, у него будет полдня свободного времени, поэтому хотел бы остановиться минут на тридцать-сорок, чтобы повидаться с Якити. Удивляло то, что визит намечался на сегодня.
Изредка в комнате Якити принимались посетители - сотрудники сельхозкооператива. Вот и теперь в комнату вошел неряшливо одетый мужчина по вопросу налогов и государственных поставок зерна. Он был в джемпере, висевшем на нем словно домашнее кимоно на вате - и это несмотря на полуденную жару. Группа молодых людей жаловалась на правление кооператива, - большинство членов которого якобы погрязло в коррупции. Они требовали проведения новых выборов нынешним летом. Обязанности этого мужчины, недавно выбранного в правление, сводилась к тому, чтобы почтительно выслушивать старых землевладельцев. Он полностью полагался на их житейскую мудрость. Провинция находилась в сфере влияния консервативной партии, политика которой, казалось ему, соответствует духу времени.
Он видел, как Якити, читая телеграмму, не мог сдержать радость. Правленца распирало любопытство. Якити колебался: он не хотел сразу расставаться с тайной радостью, которая пришла ему в руки прямо на глазах посетителя. Однако, он был не в силах удержаться - для пожилого человека очень вредно сдерживать свои эмоции,
- Эта телеграмма от министра, господина Мияхара. Он сообщает, что заедет к нам в гости, чтобы немного отдохнуть с дороги. Это неофициальный визит, поэтому прощу вас ничего не говорить односельчанам. Было бы неловко беспокоить его в это время. Я учился с Мияхара-кун в одной школе. Он был, кажется, на год младше меня. Потом он поступил в судовую компанию Кансай через два года после моего ухода на пенсию.
* * *
Мебель в гостиной комнате, давно забывшая, когда к ней прикасалась человеческая рука, своим унылым видом напоминала утомленную долгим ожиданием женщину. Покрытая белыми чехлами, она напоминала о необратимости течения времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23