К. Михаила Александровича. Государь выразил крайнее удивление, что это может случиться и затем решительно заявил, что он никогда не отдаст своего сына в руки супруги Великого Князя, причем выразился о ней очень резко.
На этом разговор и окончился. Расстроенный, с глазами красными от слез, Сергей Петрович вернулся в свой вагон и сказал кое-что из своей беседы с Государем и о его твердом решении отречься. Но самому С. П. Федорову было уже ясно, что Государь откажется от престола и за сына, чего свите, конечно, он не счел возможным сообщить.
**
*
После ухода лейб-хирурга Федорова, Государь пригласил к себе графа Фредерикса. Выйдя от Государя, граф передал генералу Нарышкину приказание взять у Рузского телеграммы об отречении и вернуть их Его Величеству. Нарышкин пошел и на этот раз принес телеграммы и вручил их Государю.
В этот период времени у Государя Императора стало созревать решение отказаться от престола и за своего сына, 299 почему Государь так категорически потребовал вновь вернуть ему его телеграммы.
Безнадежное в смысле выздоровления состояние здоровья Наследника, в чем его откровенно убедил С. П. Федоров, а затем и боязнь лишиться сына и передать его в чужие руки побудили Государя отказаться от престола и за Алексея Николаевича.
Перед чаем Государь вышел прогуляться с флигель-адъютантом герцогом Лейхтенбергским. Государь казался спокойным, точно ничего особенного не произошло. Его Величество приветливо отвечал тем, кто отдавал Ему честь. Так приветливо и даже с улыбкой приложил Государь руку к папахе, отвечая генералу Дубенскому, который стоял на подножке своего вагона. Дубенский знал уже об отречении и потому спокойствие Государя необычайно поразило его. Он не мог понять этой необыкновенной, сверхчеловеческой выдержки. Эта выдержка поразила тогда и Федорова, она поразила и генералов-отступников. Взволнованный Дубенский даже склонен был видеть тогда что-то вроде легкомыслия.
В 5 часов вся свита собралась к чаю. Государь пришел раньше некоторых. Государь был ровный и спокойный, как всегда. Поддерживался обычный, ничего незначащий разговор, который всем казался тягостным и неестественным.
Стараясь прочитать что-либо на лице Государя, флигель-адъютант Мордвинов писал позже: "Только по его глазам, печальным, задумчивым, как-то сосредоточенным да по нервному движению, когда он доставал папиросу, можно было чувствовать, насколько у него тяжело на душе." После чаю Государь удалился к себе в вагон.
**
*
Его Величеству была принесена от генерала Рузского запоздалая телеграмма генерала Сахарова, по адресу Рузского, следующего содержания: "Генерал-адъютант Алексеев передал мне преступный и возмутительный ответ председателя, Государственной Думы Вам на высокомилостивое решение Государя Императора даровать стране ответственное министерство и пригласить главнокомандующих доложить Его Величеству через Вас о решении данного вопроса в зависимости от создавшегося положения.
Горячая любовь моя к Его Величеству не допускает душе моей мириться с возможностью осуществления гнусного предложения, переданного Вам председателем Гос. Думы. Я уверен, что не русский народ, никогда не касавшийся Царя своего, задумал это злодейство, а разбойничья кучка людей, именуемая Государственной Думой, предательски воспользовалась удобной минутой для проведения своих преступных Целей.
Я уверен, что армии фронта непоколебимо встали бы за своего державного вождя, если бы не были призваны к защите родины от врага внешнего и если бы не были в руках тех же государственных преступников, захвативших в свои руки источники жизни армии.
Таковы движения сердца и души. Переходя же к логике разума и учтя создавшуюся безысходность положения, я, непоколебимо верноподданный Его Величества, рыдая, вынужден сказать, что, пожалуй, наиболее безболезненным выходом для страны и для сохранения возможности биться с внешним врагом, является решение пойти навстречу уже высказанным условиям, дабы промедление не дало пищу к предъявлению дальнейших, еще гнуснейших притязаний. Яссы. 2 марта. No 03317. Генерал Сахаров".
**
*
Свита, после чаю, сгруппировалась около Воейкова. По рукам передавали телеграммы главнокомандующих. Была ясна руководящая роль генерала Алексеева. Возмущались поведением Вел. Кн. Николая Николаевича. Бранили генералов и были безусловно правы.
301 Может быть и хорошие боевые начальники, эти генералы, плохо разбираясь в делах внутренней политики и внутреннего управления государством, дерзнули оказать давление на монарха и, играя на войне, играя на его чувстве военного человека, в сущности, заставили его отречься от престола. Дальнейшее показало всю несуразность, весь вред поддержанного ими государственного переворота, переворота, в сущности, ими произведенного. Произведенного с красноречивыми коленопреклонениями, рыданиями и мольбами.
И свита негодовала.
Припоминали все интриги, сплетавшиеся против Государя, в среде Вел. Кн. Николая Николаевича. Припоминали опутывание генералов либеральными политиканами, разъезжавшими по фронтам. Припоминали всё. Результаты налицо.
Наши генералы, так часто кокетничающие словами "я солдат", забыли эти замечательные простые слова, именно, в тот момент, когда должны были сказать мы можем дать советы по вопросу наступать или отступать, но по вопросу отречения благоволите обратиться в Сенат, Государственный Совет - мы не компетентны, мы "солдаты".
Они не только не ответили так на вопрос об отречении, они имели смелость поднять этот вопрос, который был совершенно вне их компетенции, выше их политического разума. И лица свиты были правы, что горячились и не находили слов, чтобы достаточно заклеймить поведение генералов. Алексеева считали главным виновником происходящего.
Не менее сильное возбуждение и негодование царило и среди старших чинов поезда Литера Б. Особенно горячился генерал Дубенский. Со слезами на глазах он повторял привязавшуюся к нему фразу: "как же так, никого не спросить и сдать, как сдают эскадрон!" Кто-то упрекнул его, что это он посоветовал ехать к Рузскому. Дубенский растерянно разводил руками и говорил: "ошибся, надо было ехать в гвардию, в Особую армию, тогда бы эти господа - "Черное войско" не посмели сделать то, что они сделали".
И слова "измена" и "предательство" передавались по обоим поездам и сочетались в различных комбинациях и вариациях.
301 Как утопающий хватается за соломинку, так кто-то из свиты надумал, что, может быть, ожидаемые делегаты, Гучков и Шульгин сдут с какими-нибудь иными предложениями. Может быть, при помощи их, можно будет изменить решение об отречении. И растерявшиеся люди решили искать спасения для монарха у тех, которые ехали его свергать. И свита решила перехватить делегатов, не допустить их переговорить с Рузским и привести прямо к Его Величеству. Испросили санкции у Государя и дежурный флигель-адъютант Мордвинов стал караулить приход поезда с делегатами.
**
*
А в то время, как свита мечтала, как спасти Государя от отречения, предатели уже праздновали победу.
В 16 ч. 30 м. генерал Данилов телеграфировал генералу Алексееву:
"Около 19 часов сегодня Его Величество примет члена Гос. Совета Гучкова и члена Гос. Думы Шульгина, выехавших экстренным поездом из Петрограда.
Государь Император, в длительной беседе с генерал-адъютантом Рузским, в присутствии моем и генерала Савича, выразил, что нет той жертвы, которую Его Величество не принес бы для истинного блага Родины.
Телеграмма Ваша и главнокомандующих были все доложены. 2 марта 16 ч. 30 м. No 1230/Б. Данилов".
Эта телеграмма была из Ставки передана Брусилову в 17 ч. 40 м., Эверту - в 18 ч. 5 м., Сахарову - в 18 ч. 45 м. и Янушкевичу для Вел. Кн. Николая Николаевича в 18 ч. 40 м.
Генерал Алексеев поручил генералу Лукомскому и церемониймейстеру Н. А. Базили составить проект манифеста об отречении и передал его Данилову в 17 ч. 40 м. при телеграмме:
"Сообщаю проект выработанного манифеста на тот случай, если бы Государь Император соизволил принять решение и одобрить изложенный манифест. 2 марта. 1896. Генерал-адъютант Алексеев".
303 Такова была энергия и предупредительность Ставки в деле отречения Государя Императора.
**
*
Обед прошел в тягостной обстановке. Говорили о том, что совершенно никого не интересовало. Посторонних не было.
В девятом часу Государю была вручена телеграмма от генерала Алексеева, который представлял Государю полученную им от Родзянко телеграмму. Родзянко, игнорируя Верховную власть, сообщал Алексееву об образовании Временного правительства во главе с князем Львовым.
"Войска, - писал Родзянко, - подчинились новому правительству, не исключая состоящих в войсках и находящихся в Петрограде лиц Императорской фамилии, и все слои населения признают только новую власть."
Родзянко, как председатель Временного Комитета Гос. Думы, от имени Комитета, просил о назначении на должность командующего Петроградским военным округом генерал-лейтенанта Корнилова, "как доблестного боевого генерала, имя которого было бы популярно и авторитетно в глазах населения".
Генерал Алексеев писал:
"Всеподданейше докладываю эту телеграмму и испрашиваю разрешения Вашего Императорского Величества исполнить ее во имя того, что в исполнении этого пожелания может заключаться начало успокоения столицы и водворения порядка в частях войск, составляющих гарнизон Петрограда и окрестных пунктов.
Вместе с тем, прошу разрешения отозвать генерал-адъютанта Иванова в Могилев. 2 марта 1917 г. 1890. Генерал-адъютант Алексеев."
Государь Император положил резолюцию:
"Исполнить".
304 О том, что Государь соизволил на назначение Корнилова и на отозвание Иванова, немедленно же были даны телеграммы Рузского - Родзянке и Данилова Алексееву.
Около 9 часов вечера Государю подали следующую телеграмму командующего Балтийским флотом, посланную адмиралу Русину и ген. Рузскому:
"С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные войска. В Ревеле положение критическое, но не теряю еще надежды его удержать. Всеподданейше присоединяюсь к ходатайствам Вел. Кн. Николая Николаевича и главнокомандующих фронтами о немедленном принятии решения, формулированного председателем Гос. Думы. Если решение не будет принято в течение ближайших часов, то это повлечет за собой катастрофу с неисчислимыми бедствиями для нашей родины. 21 ч. 40 м. 2 марта. Вице-адмирал Непенин."
Непенин был известен Государю, как крепкий и выдающийся морской начальник. Его телеграмма не могла не произвести большего впечатления. Спустя сорок часов, адмирал был убит в Свеаборге по списку, составленному немцами. То были последние капли чаши горечи, испитой Государем еще до приезда Гучкова с Шульгиным. Государь так любил флот.
Командующий Черноморским флотом адмирал Колчак, на циркулярную телеграмму номер 1872 из Ставки, не прислал ответа. Видимо, он думал так же, как адмирал Русин. Морской министр Григорович считался больным и хранил молчание.
А свита, волнуясь, ждала приезда делегатов, надеясь перехватить их и не дать им сговориться с генералом Рузским.
307
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
2 марта во Пскове (Продолжение). - Приезд депутатов Гос. Думы А. И. Гучкова и В. В. Шульгина. - Прием депутатов Государем. - Речь Гучкова. - Ответ Государя о принятом уже решении отречься. - Совещание депутатов. - Замечание Государя о поведении генерала Рузского. - Вручение Государем акта отречения депутатам. - Добавление по просьбе депутатов. - Указы Государя о назначении Верховного Главнокомандующего и председателя Совета министров. - Разговор с Шульгиным. - Государь прощается с депутатами. - Депутаты и толпа. Изготовление актов отречения и указов. - Подписание актов Государем и скрепление их министром Двора. - Настроение в литерных поездах. - Отбытие отрекшегося Императора из Пскова в Могилев. - Телеграмма новому Императору Михаилу Александровичу. - Генерал Воейков и Государь. - Запись в дневнике Государя о том дне.
В 9 ч. 40 м. вечера экстренный поезд, везший Гучкова и Шульгина, состоявший из вагона и локомотива, подошел к станции Псков. Паровоз был украшен красными флагами. Едва поезд остановился, из вагона выскочили несколько субъектов в военной форме с ружьями и стали у подножки вагона. Субъекты не умели обращаться с оружием.
В вагон поднялся флигель-адъютант Мордвинов, отыскал депутатов и попросил их к Государю, сказав: "Его Величество вас ждет". Депутаты забеспокоились, что не могут привести себя в порядок. Они были небриты уже несколько дней, в помятых воротничках, нечищеных костюмах. Пошли, как были. Гучков шел, опустив голову. Шульгин что-то отвечал на вопросы Мордвинова. Вошли в вагон-столовую. Скороход помог снять пальто и провел депутатов в салон, где их встретил министр Двора граф Фредерикс. Тщательно причесанный, безукоризненно нарядно одетый, с тремя портретами Императоров, усыпанными бриллиантами, на груди, на голубом банте, граф был очень декоративен и бодр. Около него находился начальник Военно-походной канцелярии, Свиты генерал-майор Нарышкин.
Любезно поздоровавшись с депутатами, граф сказал что Государь сейчас выйдет и спросил, что делается в Петрограде. Гучков ответил, что там стало спокойнее, но что дом министра разгромлен, а что сталось с его семьей, он не знает. Граф взволновался.
В это время, по распоряжению генерала Воейкова, комендант поезда Гомзин занял пост в столовой, чтобы никто не приближался даже к дверям, ведущим в салон, сам же 308 дворцовый комендант занял пост на площадке, ведущей в салон из царского вагона через прихожую.
В салон вошел Государь. Он был в пластунской черкеске, спокойный и бледный. Подав руку депутатам (Государь их знал давно), Его Величество спросил - а где же генерал Рузский? Кто-то ответил, что генерал сейчас придет. Государь сел у стены по одну сторону придвинутого вплотную к стене небольшого четырехугольного стола и жестом предложил всем занять места, указав Гучкову стул справа от себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35