Было весело и оживленно. Пили вино, искрился смех. Гремела музыка. Но, чем больше разгорался пир, тем ярче вырисовывались на стене роковые слова: "Мене, факел, фарес".
Но лишь эта фраза принимала яркие очертания и бросалась в глаза "Неизвестному", он хмурил брови и срывался с своего места. Но молодой хозяин, с ласковой улыбкой, подходил к "Неизвестному" и развлекал его приятными разговорами.
Пир закончился. Начался разъезд. И когда поднялся "Неизвестный", молодой хозяин сказал решительно: "Пора!" И, 159 обратившись к присутствовавшим, произнес.: "Друзья, сыграем в карты... Пора!"
Увлекли "Неизвестного" в соседнюю комнату, где были приготовлены столы.
-Туз выбирает место, - решили игроки.
- Туз! - Крикнули присутствовавшие и в упор смотрели на молодого хозяина.
В ответ грянули выстрелы. "Неизвестный" грохнулся на белый блестящий паркет. Забился в предсмертной агонии.
Игра окончена... "Неизвестного" уложили в автомобиль и повезли. Его везли, а за ним гнались, кричали: "Держи, держи!"
И вместо роковой фразы "Мене, факел, фарес" раздалась другая фраза радостная, мощная, звучная, сказанная с необычайно твердостью: "Не мешайте! Совершается всероссийское дело".
И фраза эта пронеслась по России, трепетно коснулась миллионов сердец. Вскружились головы, раздалось мощное дружное ура, прозвучали звуки Народного гимна.
И все, и любители азарта, и ненавидящие карточную игру, все в этот день поклонились - Тузу".
Н. Дулин.
Дулин, как доложили мне, имел какое-то касательство к Союзу Русского Народа, что и придавало ему смелости, с другой же стороны, играл в либерализм. В статье было много фантазии, много лжи, но, по существу, она отражала правильно тогдашнее общественное мнение повсюду в России. По-обывательски, не заглядывая в будущее, и я, лично, в первые дни, как и большинство интеллигенции, порадовался исчезновению "Старца", но, как представитель власти, как градоначальник, да еще в местности, так близко связанной с Царской Семьей, я не мог оставаться по отношению статьи г. Дулина равнодушным. Не мог оставаться равнодушным к прославлению террора, ко всем намекам, белее чем ясным, на кого.
Я поговорил с представителем прокуратуры и, не найдя в нем нужной поддержки, арестовал Дулина в порядке 160 усиленной охраны, представил дело генерал-губернатору Эбелову и г. Дулин был выслан из пределов градоначальства,
В общем, и у нас, в Ялте, все были довольны исчезновением Распутина, но здесь ясней чувствовался страх за то, что будет, что станется, т. к. здесь, более, чем где либо, многие знали всё действительное значение - значение мистическое Распутина для Царской Семьи.
Сочувствия А. А. Вырубовой по поводу убийства "Старца", в те дни, я не высказал, но, поздравляя ее с Новым Годом, я не посчитал себя в праве воздержаться и сказал несколько слов по поводу постигшего ее горя.[лдн-книги1]
163
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
Октябрь и ноябрь 1916 г. - Осада власти. - Клевета - главное средство подготовки переворота. - Разрушительная работа Гучкова. - Конспиративное собрание либералов в октябре месяце и решение добиться свержения Государя. Поддержка Земгора. - Конспиративное собрание у Челнокова. - Выбор Временного правительства на случай переворота. - Правительство и заговор. - Влияние Царицы растет - Царица в Ставке. - Выезд Государя 18 октября в Царское Село. Отъезд 25 октября обратно в Ставку. - Поездка Государя в Киев. - У Императрицы Марии Феодоровны. - Возвращение в Ставку. - Прием 1 ноября Вел. Кн. Николая Михайловича и его доклад против Царицы. - Речь-клевета депутата Милюкова в Гос. Думе 1 ноября и ее революционное значение. Приезд в Ставку Вел. Кн Николая Николаевича и его предупреждение Государю. - Участие генерала Алексеева в заговоре и его болезнь. - Назначение генералов Гурко и Лукомского в Ставку. - Увольнение премьера Штюрмера. - Назначение премьером А. Ф. Трепова. - Борьба Царицы из-за Протопопова. - Приезд Царицы в Ставку. Немилостивый прием Государем Родзянко. - Скандал в Гос. Думе 19 ноября и выступление Пуришкевича. - Приезд Государя 26 ноября в Царское Село.
С осени либеральная оппозиция перешла в открытое наступление против правительства. Боролись за ответственное министерство, что, в условиях режима, означало государственный переворот. К нему и шли. На закрытых и конспиративных собраниях все чаще и чаще говорили о низвержении Государя и передаче трона Наследнику. За малолетством последнего, намечали регента. Одни думали о Вел. Кн. Михаиле Александровиче, другие называли Вел. Кн. Николая Николаевича, третьи - Вел. Кн. Кирилла Владимировича. Говорили, что за первых двух старались представители общественности, а за последнего умно действовала Вел. Кн. Мария Павловна. Так говорили, так болтали и, главное, этому верили круги интеллигенции, и в этом было знамение времени. Создавалось впечатление, что против Государя есть комплот даже среди династии. Это была неправда, это была сплетня, но ей верили.
Наступление на правительство началось с осени, после возвращения из заграницы депутации Гос. Думы и Гос. Совета. Некоторые говорили особенно доверительно, что во время посещения некоторых стран, кое-кто из депутатов получил руководящие указания от масонского центра, с обещанием моральной поддержки. В качестве главного подготовительного средства выдвинули клевету.
Клеветали, что Царица по своим симпатиям чистейшая немка и работает на Вильгельма. Клеветали, что с целью подчинения Государя влиянию Царицы его опаивают каким-то дурманом, что расслабляет ум и волю Государя. Клеветали, что Распутин состоит в интимных отношениях с Царицей и не щадили клеветой даже чистых, как хрусталь, детей Их Величеств.
Клевета не знала пределов, и потоки грязи зачастую имели источником высшие круги петроградского общества, откуда разливались по 164 стране и проникали на фронт. Теперь, когда после февральского переворота, образованная Временным правительством Чрезвычайная следственная комиссия доказала абсурдность этих слухов, теперь, когда переписка Государя с его супругой опубликована, когда опубликованы многие другие документы, все это ясно, как светлый день, но тогда верили каждому абсурдному слуху. Среди членов Гос. Думы была такая сильная уверенность в том, что Царица Александра Федоровна помогает немцам, что депутат П. Н. Крупенский даже спросил о том министра Сазонова.
- Вы знаете, - ответил Сазонов, - я не люблю Императрицу, но я вам категорически заявляю, что это неправда. И этому серьезному авторитетному заявлению Сазонова все-таки не все верили. А когда молодой и неуравновешенный Вел. Кн. Дмитрий Павлович бросал легкомысленную и ни на чем не основанную фразу о том что Государя спаивают каким-то дурманом, этой галиматье также верили и ее передавали дальше и дальше и мы знаем теперь, какую роль сыграла, именно, эта сплетня в решении князя Юсупова убить Распутина.
Во всех кругах общества была как бы одна цель: как можно сильнее скомпрометировать, опорочить Верховную Власть и ее правительство. А, между тем, никто в России не желал так чистосердечно и фанатически полной победы над немцами, как Император Николай II, и едва ли кто так самоотверженно и упорно отдавал общему делу союзников все свои силы и помыслы. Казалось, что большой успех, достигнутый в последние месяцы на Юго-Западном фронте, дал новое основание и надежду на победоносный конец ужасной войны. И вот, этот-то успех на фронте едва ли не больше всего толкал оппозицию на совершение переворота. "Надо спешить, а то не успеем добиться конституции. С победой самодержавие усилится и, конечно, не пойдет на уступки. Надо спешить..."
Так говорили. Будущий "герой" революции, А. Ф. Керенский, однажды, не побоялся высказать эту мысль на общем собрании присяжных поверенных в Петрограде. Призывая собрание к борьбе с властью, Керенский, в 165 пылу спора с председателем собрания, известным Карабчевским, (адвокат, см. ldn-knigi) бросил такую фразу. "Поймите, наконец, что революция может удастся только сейчас, во время войны, когда народ вооружен, и момент может быть упущен навсегда".
Все политиканы говорили в тылу о борьбе с немцами и все в действительности боролись со своим правительством, боролись с самодержавием. С тем самым самодержавием, победить которое мечтали немцы, да и одни ли немцы, Все, считавшие себя патриотами, работали на ту самую революцию, о которой так мечтали немецкие генералы, начиная с Людендорфа, понимая, что в ней залог их успеха и конец России. Все обвиняли правительство в германофильстве и все вели себя, как заправские немецкие агенты и провокаторы. Немцам только оставалось раздувать и усиливать это, столь полезное для них, разрушительное в тылу настроение. И они, конечно, это и делали самым тонким и умным образом через своих действительных агентов. Одним из важных центров этой немецкой работы была Швейцария.
В этой борьбе с правительством выдающуюся роль играл Гучков. Он как бы отмежевал себе область пропаганды среди высшего состава армии. Он вел самую опасную, самую конспиративную работу по организации заговора против Государя, в чем ему помогал Терещенко. Он, с Коноваловым, прикрывал революционную работу рабочей группы Военно-промышленного Комитета. Рабочие не верили, конечно, ни Гучкову, ни Коновалову, но, признавая их пользу по подготовке революции, шли с ними рука об руку. В настоящий же момент Гучков широко распространял свое письмо к генералу Алексееву, в котором он широко нападал на отдельных членов правительства. В нем он раскрывал такие тайны правительства военного времени, за оглашение которых любой военный следователь мог привлечь его к ответственности за государственную измену. И только по содержанию этого письма он, Гучков, мог бы быть повешен по всем статьям закона, куда более бесспорно и заслуженно, чем подведенный им под виселицу несчастный Мясоедов.
Штюрмер доложил Государю о происках Гучкова, но в общих чертах доложил и о письме Гучкова к Алексееву.
166 Государь спросил Алексеева. Тот ответил, что он не переписывается с Гучковым. Тем дело и закончилось. Слабость правительства и генерал Алексеев спасли тогда Гучкова. Верил ли Государь в его революционную роль - трудно сказать. Но Царица правильно оценивала весь приносимый им вред и правильно считала, что его надо арестовать и привлечь к ответственности.
В октябре месяце, в Петрограде состоялось собрание общественных деятелей, в числе которых были: Милюков, Федоров, Гучков, Терещенко, Шидловский и еще несколько человек. Председательствовал Федоров. Обсуждали вопрос - что делать. Было решено, что Император Николай II не может более царствовать. Необходимо добиться его отречения. Почти все высказались, что отречение должно быть "добровольным". Престол должен перейти к законному наследнику Алексею Николаевичу, а, по его малолетству, надо учредить регентский совет во главе с Вел. Кн. Михаилом Александровичем.
Гучков, имевший уже свой план об отречении в добровольное отречение не верил; своего плана, конечно, не открывал, Милюкова же как и вообще всю его партию ка-де, ненавидел. Он уехал до конца собрания и, на тесном совещании со своими главными сообщниками, решил продолжать свое "дело". Уже после переворота, хвастаясь перед Чрезвычайной следственной комиссией своей работой по подготовке революции, Гучков показывал:
"План заключался в том (я только имен не буду называть), чтобы захватить по дороге между Ставкой и Царским Селом императорский поезд, вынудить отречение, затем, при посредстве воинских частей, одновременно, на которых здесь, в Петрограде можно было рассчитывать, арестовать существующее правительство и затем уже объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят собою правительство". ("Падение Царского режима". Том 61, стр. 278).
В действительности все "дело" было решено прочно в конце 1916 года. Если бы Государь не отрекся, его убили бы. Так было решено. Об этом заговоре никакая полиция ничего 167 не знала. Кое что было приоткрыто одним из участников, но об этом ниже.
Принятое на совещании под председательством М. М. Федорова принципиальное решение о государственном перевороте было доведено до сведения лидеров Земского и Городского союзов.
Для координации действий, оба эти Союза имели съезды своих представителей в Москве в конце того же октября месяца. По результатам совещания представителей Земского союза, его представитель, князь Львов, послал председателю Гос. Думы Родзянке (25 окт.) письмо, в котором, раскритиковав все действия правительства, упоминал об измене и предательстве, о желании заключить сепаратный мир и приходил к заключению, что такое правительство не может управлять страной. Князь Львов заканчивал свое письмо фразой, что "собравшиеся единогласно уполномочили его довести до сведения Гос. Думы, что в решительной борьбе Гос. Думы за создание правительства, способного объединить все живые народные силы и вести нашу родину к победе, Земская Россия будет стоять заодно с народным представительством".
Главноуполномоченный же Союза Городов, Челноков, также прислал Родзянке письмо (31 окт.), где обвинял также во многом правительство и даже в том, что оно нарочно расстраивая тыл, дабы затруднить ведение войны и подготовляет заключение сепаратного мира. Он заканчивал свое письмо так: "Главный Комитет Всероссийского Союза Городов поручил мне просить Вас довести до сведения Гос. Думы, что наступил решительный час - промедление недопустимо, должны быть напряжены все усилия к созданию, наконец, такого правительства, которое, в единении с народом, доведет страну к победе".
Так официально и открыто лидеры Земгора подталкивали Государственную Думу на штурм власти. Конспиративно же они, в те же самые дни, даже наметили будущее Временное правительство. Лидеры-либералы собрались однажды негласно у Челнокова и наметили на случай переворота Временное правительство во главе с князем Львовым. В него 168 входили все будущие министры исторического Временного правительства, кроме Керенского и Некрасова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30