Вот я никогда не смогла бы так безоглядно поверить первому встречному!» Рита с детства слышала от отца, что человек, достойный этого названия, обязан во всех своих поступках руководствоваться исключительно разумом. Жить чувствами – удел слабых натур, таких как вечно переживающая по поводу чужого мнения Надя! Однако именно сейчас девушка ощущала в своей душе какую-то подспудно творившуюся работу, исподволь разрушавшую бездумно затверженные постулаты, быть может, вполне уместные в «большом бизнесе», но совершенно нестерпимые для тонко чувствующей, добросердечной Риты. Ломка с детства усвоенных понятий происходила медленно и мучительно; тем не менее Рита в последнее время частенько ловила себя на том, что внутренне соглашается не с бескомпромиссным отцом, а с мягкой, интеллигентной матерью. «Мама говорит, что Наде нужно от меня сочувствие, способность терпеливо выслушивать ее хныканье, – продолжала рассуждать Рита. – Разумеется, вечные жалобы наконец начинают раздражать… Но в глазах Нади в эти моменты и в самом деле читается такое облегчение, что ради этого стоит потерпеть. Только вот мне кажется, что реальной пользы такая политика не приносит! Надежда снова и снова наступает на те же грабли, как любит выражаться папа… Надо покончить с этой ситуацией! Отвести, например, Надю к хорошему психологу…»
«Мерседес» давно уже покинул черту города, и вместо залитых вечерними огнями улиц путников теперь окружали шумевшие в темноте молодой, едва пробившейся листвой подмосковные леса. Оборудованное многочисленными фонарями и светящимися дорожными знаками шоссе рассекало лесной массив словно огненная нить. То и дело попадались ярко сверкавшие разноцветными лампочками бензоколонки, придорожные рестораны… Рите внезапно подумалось, что вся ее жизнь похожа на это европеизированное шоссе, в пределах которого нет места ничему из того, что скрывается за стеной фонарей в зеленоватой, таинственно шевелящейся тьме. «Я будто героиня старой сказки, заключенная в волшебный круг, – решила Рита. – Никакая опасность не может проникнуть за его невидимую стену, но и я не могу покинуть свой уютный, но такой надоевший мирок… Да, я не Чио-Чио-Сан, в домик которой однажды постучался незнакомец… Все те, кого я знаю, тоже люди моего круга… Заколдованного круга. Мама часто вздыхает, что у меня почти нет подруг… Но девочки в институте способны говорить только о том, кто что и где купил… А Шуркину компанию я просто не переношу! Да, Надя, несмотря на все ее странности, единственный человек, с которым можно поговорить о чем-то высоком, духовном…»
На неприметном повороте, не снабженном указателем, Шерстнев свернул с основной магистрали, и машина углубилась в лес. Как и всегда, когда она здесь проезжала, Рита поражалась древним, могучим деревьям, теснившимся вдоль дороги, словно на иллюстрации к русской сказке. Так и представлялось, что вот сейчас густой подлесок раздвинется – и на дорогу выедет добрый молодец на боевом коне… И, словно подчиняясь мечтам девушки, впереди действительно заколыхались кусты. Шерстнев резко затормозил: в освещенном фарами пространстве, тревожно подрагивая хвостиком, стоял молодой олень. Рита с восторгом увидела, как красивое животное, дрожа от возбуждения и испуга, сделало несколько прыжков, прежде чем пересекло дорогу и скрылось за поднимавшейся на другой ее стороне огромной, былинной елью.
– Класс! – прокомментировала Шура. – А Матвей тут на днях зайца задавил, представляете? Ты, папка, рано затормозил!
– Что за жестокость! – укорила дочь Зоя.
– Чего? – не поняла Шура.
– А много, как я погляжу, у тебя дурости-то в голове, – вздохнул Шерстнев, трогая машину. Шура как-то странно поглядела на отца и нехорошо захихикала.
– Что это с тобой? – хмуро спросила у сестры Рита.
– Ничего…
Заасфальтированная просека уперлась в высокий забор из кованой решетки, ограждавший когда-то расстилавшийся за лесом ровный луг. Теперь здесь возвышался многоэтажный жилой комплекс, в котором и проживали Шерстневы. Это был настоящий маленький город: на верхнем, так называемом техническом этаже здания располагались солярий, теннисный корт, массажный и косметический кабинеты; застекленную крышу занимал зимний сад, в подвале размещалась прачечная. Были здесь и медкабинет для оказания неотложной помощи, и конюшня для любителей верховых прогулок, и даже небольшой магазин. На территории комплекса имелись и велотрек, и розарий, и бассейн. О таких «мелочах», как огромный подземный гараж, и говорить не приходится!
Увидев на «мерседесе» знакомые номера, сидевший в застекленной будке вооруженный охранник нажал открывающую ворота кнопку, и машина въехала в просторный, вымощенный каменными плитами двор. Не успел Шерстнев заглушить мотор, как к «мерседесу» подбежал молодой человек в униформе, в обязанности которого входило отгонять машины жильцов и их гостей в подземный гараж. Геннадий задержался, давая работнику гаража указания по поводу особого ухода, в котором, по мнению Шерстнева, нуждалась его обожаемая «коняшка», а Зоя с дочерьми поднялись по широкой, полукругом изогнутой лестнице, которая вела в вестибюль здания.
– Уже поздно, девочки, а вам ведь завтра в университет! – заметила Зоя. – Пойдемте поужинаем скорее – и баиньки.
Мельком взглянув на сестру, Рита увидела, как воровато забегали Шурины глазки; казалось, девица тяготится предложением матери. Словно подтверждая догадку старшей сестры, Шура принялась нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, а улучив момент, когда Зоя отвернулась от дочерей и обратилась к вставшей навстречу жильцам консьержке, девица засеменила прочь, норовя спрятаться за массивной колонной. Рита с горечью осознала, что ее предположения оказались неприятной истиной.
– Не можешь потерпеть, пока не вернешься в свою комнату? – негромко обратилась Рита к сестре.
– Чего еще? – буркнула та, отодвигаясь еще на несколько шагов.
– …Я очень рада, что этот препарат помог вашей дочке, – говорила между тем Зоя, не подозревавшая, что происходит у нее за спиной.
– Спаси вас Господь, Зоя Петровна, – со слезами в голосе благодарила консьержка. – Ведь самим бы нам никогда не купить такое дорогое лекарство! Чем я только смогу вам отслужить! Требуйте чего хотите!
Возможно, покрасневшее от смущения лицо Зои могло бы показаться кому-нибудь смешным, но Рита, прекрасно знавшая причину этого стеснения, смотрела на мать с невольной гордостью и бесконечной любовью; даже неприятный инцидент с Шурой мгновенно вылетел у нее из головы.
– Да что вы, Тамара Андреевна, разве я помогла вам из корыстных побуждений? – с неподдельной обидой в голосе выговорила Зоя. – Ведь и мне довелось жить своим трудом, и, поверьте, совсем нелегким! Я-то очень хорошо понимаю, что должна испытывать мать, которая не в состоянии купить ребенку лекарство!
– И все-таки такие деньжищи… – не унималась консьержка. – Вот Наталья Павловна и за людей нас, прислугу, не считает! Поносит платьице неделю, а после лучше выбросит, чем допустит, чтобы кто-нибудь его себе взял! И ведь выбрасывает! Одно слово – из грязи в князи. Тоже ведь, наверное, успела простой жизни хлебнуть, а теперь вот деньжищи в голову-то бросились, совесть отбили…
– Ну и дисциплина! – сурово заявил неслышно подошедший сзади Шерстнев; и жена, и старшая дочь невольно вздрогнули при его появлении, а на консьержке, что называется, буквально лица не стало. – Как вы смеете обсуждать тех, кого обязаны обслуживать! – еще более сердито продолжал отец, невольно демонстрируя усвоенную за долгие годы выживания в «большом бизнесе» холодную жесткость.
– Геночка, не надо… – Стараясь смягчить ситуацию, Зоя нежно прикоснулась к руке мужа.
– Вот тебе и урок! Сколько раз я говорил – нечего нежничать с прислугой, – продолжал Шерстнев. – Мигом забываются! Завтра же сообщу о вашем поведении управляющему домом, – припечатал он напоследок обомлевшую консьержку и двинулся к лифтам.
– Не переживайте, голубушка, я его уговорю, – успокоила женщину Зоя Петровна. – А где же Шурочка? Рита! Ты не видела сестру? – Мать растерянно оглядывалась по сторонам. В этот момент уже отошедший было на приличное расстояние Шерстнев, морщась и потягивая носом воздух, повернул обратно. Рита с некоторым злорадством наблюдала, как отец, точно идущая по следу гончая, промаршировал прямиком к убежищу Шуры и вскоре, невзирая на возмущенные возгласы и барахтанье, вытащил младшую дочь из-за колонны.
– Мам, чего он?!.. – старательно имитируя детский выговор, пропищала Шура.
– Геночка, да что случилось?.. – спросила было Зоя и ахнула, увидев, что в отчаянно машущей руке девицы зажата дымящаяся сигарета. Очевидно осознав, что все еще держит в руках обличающую ее улику, Шура выпустила сигарету из пальцев; подоспевшая Тамара Андреевна мигом подхватила дымящийся окурок и опустила его в наполненную ароматной водой урну на высокой ножке, стоявшую возле стены.
– Так я и думал! – возвестил Шерстнев, волоча за собой упирающуюся дочь. – Ладно, поговорим о твоем поведении дома!..
– Какой ужас! Ты куришь! – причитала Зоя, спеша следом.
Увлекаемая отцом к лифту, Шура на ходу обернулась и метнула на Риту злобный взгляд:
– Это ты настучала! Точно!.. Ты одна знала! У-у, зубрилка! Дождешься у меня… Ой!
– Александра, ты сама усугубляешь свое положение, – сквозь зубы процедил Шерстнев.

Глава 2

Итак, Рита не могла не признать, что над бездумной головенкой Шуры собралась наконец давно заслуженная гроза: похоже было, что отец, до сих пор снисходительно предоставлявший решать внутрисемейные дела маме, был вынужден самолично заняться назревшей проблемой – отбившейся от рук младшенькой.
Впрочем, гроза эта надвигалась неспешно: поднявшись к себе, все трое разошлись по спальням, чтобы переодеться в домашнее. Комнаты Зои и Геннадия располагались на втором этаже трехуровневой квартиры, а дочери жили на третьем. Комнаты сестер размещались по разным сторонам небольшого холла. Войдя к себе, Рита прошла комнату, служившую ей гостиной и кабинетом; оказавшись в спальне, устало стянула облегавшее фигуру, точно перчатка, светло-серое бархатное платье и, точно избалованный ребенок, небрежно уронила его на стул: девушка знала, что горничная подберет и повесит платье на место… Подойдя к большому трюмо с подсветкой, Рита принялась медленно снимать украшения, рассеянно глядя перед собой. Зеркало послушно отражало невысокую, складную фигурку, мягкие локоны черных волос и странно контрастировавшие с ними серые глаза, доставшиеся Рите от матери. «Может быть, права Таня Прохина, которая говорит, что мне надо носить синие линзы, – вынимая из ушей бриллиантовые серьги, подумала Рита. – Наверное, с синими глазами я смотрелась бы лучше!..» Кольца одно за другим перемещались с пальчиков девушки на шейку стоявшего на подзеркальнике серебряного лебедя. «С другой стороны, окулист сказал, что постоянное ношение цветных контактных линз вредно… Врач, получающий триста долларов за консультацию, должен же что-нибудь знать! Таня Прохина уверяет, что я бы выглядела настоящей кинозвездой! Но… зачем мне это? Я и так не уродка. А издеваться над собой, чтобы стать чуть-чуть красивее… Да кто это оценит? Ну девчонки в группе позавидуют, и все. Анеля наговорит очередных гадостей… Как будто я виновата, что у нее пластическая операция прошла неудачно! А Надя снова начнет впадать в самоуничижение… Ох эта Надюша! Ну как ей не надоест быть такой плаксой?»
Из глубокой задумчивости девушку вывел голос горничной:
– Маргарита Геннадьевна, вас просят в столовую.
– Иду, Тося, – оборачиваясь, ответила Рита, и тут ей бросилось в глаза расстроенное выражение на лице горничной, которое та не в силах была скрыть, хотя явно старалась сделать это.
– Тося, что-то случилось? – Рита отнюдь не гордилась тем, что, в отличие от многих девушек своего круга, старалась не относиться к прислуге лишь как к одушевленным автоматам, существующим для того, чтобы избавлять своих хозяев от скучных бытовых проблем. С самого детства Рита впитала философию матери, которая учила дочерей, что необходимо быть милосердным к тем, кому Бог не послал удачу и богатство. – Почему ты держишься за щеку? Зуб болит?
– Не беспокойтесь, Маргарита Геннадьевна, это я так… – Все же Тося отняла руку от лица; на щеке ярко алел след от удара, перечеркнутый кровоточащей царапиной.
– Да у тебя кровь! Возьми в аптечке йод. – Рита указала на дверь ванной комнаты.
– Что вы, Маргарита Геннадьевна, как можно! – ахнула женщина. – На кухне есть аптечка для прислуги. В агентстве нас учили, что пользоваться хозяйскими медикаментами нельзя…
– Что за глупости! Неужели ты думаешь, что я стану брезговать тобой? Ступай в ванную и скорее прижги ранку, а то начнется воспаление! – заботливо сказала Рита.
Тося послушно шмыгнула в забранную матовым стеклом дверь ванной и вскоре появилась опять.
– Какое платье прикажете подать: голубое или бежевое? – все еще шмыгая носом, уточнила она.
– Я вполне способна одеться сама, – с долей раздражения отозвалась девушка. – Тося, сколько раз мне просить тебя: выброси из головы эти глупости, которыми тебя пичкали в агентстве по найму! У тебя и так достаточно работы… лучше скажи, что с твоим лицом? И волосы растрепаны…
Женщина торопливо провела рукой по волосам и почему-то снова всхлипнула.
– Да это я споткнулась, Маргарита Геннадьевна, – с деланой небрежностью заявила Тося. – Ну и… на дверной косяк налетела.
– Да у тебя половина лица разбита! – не на шутку встревожилась Рита, не видевшая причин, почему бы не верить Тосе. – Может, сходишь в медкабинет? Я объясню маме и папе, что произошло.
– Да нет, Маргарита Геннадьевна, все нормально…
– Ну если ты так считаешь… – Пожав плечами, Рита вышла из спальни, решив, что Тося сама способна разобраться в своих проблемах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9