https://wodolei.ru/catalog/accessories/podstavka-dlya-zubnykh-shhetok/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– Джози встала за моей спиной и через мое плечо перечитала письмо. Я никогда ничего от нее не скрывала, так что не могла обвинить ее сейчас в бесцеремонности. – Не думаю, чтобы ты могла это сделать. – Она указала на один из параграфов. – Думаю, здесь подразумевается, что ты должна там жить или, по крайней мере, нести за дом ответственность до самой смерти. К тому же, хотя тут не очень четко об этом сказано, создается впечатление, что и в деньгах ты нуждаться не будешь. – Я беспомощно взглянула на нее. Она сжала мое плечо и предложила: – Поезжай-ка ты в Ньюкасл и поговори с мистером Симпсоном. Заодно дом посмотришь. Тогда и решишь.
Джози принялась натягивать пальто, чтобы отправиться в больницу, где она работала медсестрой. Маленькая, крепенькая, с темными вьющимися волосами. Ее аккуратный облик резко контрастировал с тем беспорядком в квартире, который она постоянно оставляла за собой. В дверях она обернулась и улыбнулась мне:
– Хочешь, я позвоню и скажу, что ты сегодня не выйдешь на работу?
– Это почему же?
– Потому что у тебя такой вид, будто ты в шоке, вот почему.
– Да нет, просто немного голова побаливает.
– Ничего удивительного. Послушай на твоем месте я бы взяла выходной.
– Нет, сегодня у меня встреча с важным клиентом. Патрик доверил мне настоящую графиню, так что я должна пойти.
– Ладно. Постарайся вернуться пораньше, мы купим пиццу и бутылку вина, чтобы отпраздновать это событие. – Джози уже открыла было дверь, но, поколебавшись, обернулась ко мне с любопытством. – Знаешь, а ведь мы с тобой никогда не говорили о твоей бабушке. А ведь до семи лет ты с родителями жила вместе с нею, так?
– Да.
– Очевидно, она очень хорошо к тебе относилась, раз решила все тебе оставить. Ты ее помнишь?
– Нет, почти не помню. – Правда заключалась в том, что я не помнила бабушку совершенно.
После ухода Джози я допила кофе и вымыла посуду. У меня оставалось еще много времени до ухода на службу, так что я написала поверенным моей бабушки, что получила их письмо и свяжусь с ними позднее.
После художественной школы я поступила на работу в фирму, занимавшуюся дизайном интерьеров, в Кенсингтоне. Мне здорово повезло, поскольку Патрик Коллингс обычно предпочитал нанимать людей постарше. Он считал, что нужно больше жизненного опыта, чтобы успешно заниматься интерьерами домов других людей.
Однако мои эскизы произвели на него впечатление, и он взял меня на место сотрудницы, находящейся в отпуске по беременности. Мне предстояло проработать там всего несколько недель, но Патрик пообещал дать хорошие рекомендации и познакомить с нужными людьми.
В конце рабочего дня я рассказала Патрику о завещании бабушки и коротко описала общую ситуацию. Он порадовался за меня и пообещал, что, если я решу остаться на севере страны – в его устах это звучало как «на другой планете», – он будет время от времени посылать мне заказы. И пожелал мне всего хорошего.
Я не хотела, чтобы Джози ехала со мной, но не знала, как отказать ей. Ведь наша дружба началась в крайне сложных для меня обстоятельствах. Когда я училась на последнем курсе, мой отец тяжело заболел. Джози работала в палате той больницы, где он провел свои последние дни. Она была очень хорошей медсестрой. И относилась ко мне очень тепло – и тогда, и после. Поэтому я испытала облегчение, когда выяснилось, что ее не отпускают с работы. Я чувствовала: с тем, что ждет меня в Ситонклиффе, я должна справиться сама.
Лондон я покинула утром в понедельник, в конце августа. Джози настояла на том, чтобы проводить меня на вокзал. Она стояла на платформе, пока поезд не тронулся, потом сложила ладони рупором и крикнула:
– Не забудь позвонить мне сегодня вечером!
Она бежала по платформе за поездом, поэтому я высунулась из окна и прокричала в ответ:
– Обязательно позвоню!
Платформа еще не исчезла из виду, а Джози уже затерялась в толпе пассажиров, ожидавших другого поезда. Когда головная боль несколько утихла, я принялась за журнал, которым она снабдила меня, а потом просмотрела некоторые заметки и эскизы по поводу переделки интерьера небольшого дома в Путни.
Клиенты были друзьями Джози. Девушка, с которой она вместе училась, выходила замуж за врача той больницы, где Джози работала. Она попросила меня об этом как об одолжении ей лично, и я старалась изо всех сил.
Через три часа с небольшим я выглянула в окно и увидела знакомые очертания моста через Тайн. Мы пересекли реку, и поезд уже замедлял ход, приближаясь к центральному вокзалу Ньюкасла.
Я взяла такси, чтобы добраться до фирмы «Томпкинс, Симпсон, Браун и Хэтауэй», но вскоре сообразила, что, знай я город получше, вполне добралась бы пешком. Здание времен королевы Виктории когда-то, верно, было весьма величественным, но сейчас каждое помещение было поделено на несколько узких, с непропорционально высокими потолками комнат, набитых современной офисной мебелью и разнообразной техникой.
Мистер Симпсон смотрел на меня через письменный стол, единственный традиционный предмет мебели, который мне удалось заметить в здании. По размерам стола можно было заключить, что он старший партнер в фирме. Значит, «Томпкинс», скорее всго уже умер, поскольку сам мистер Симпсон был невероятно стар.
– Знаете ли, я учился в школе вместе с вашим дедушкой, Артуром Темплтоном, но, разумеется, он умер задолго до вашего рождения… – Он открыл большой коричневый конверт и осторожно выложил на стол несколько ключей. Каждый был снабжен тщательно написанной биркой. – Полагаю, вы захотите поехать и взглянуть на дом. По сути дела, хотя завещание еще не прошло апробацию, нет никаких препятствий тому, чтобы вступить во владение.
– Вступить во владение? Вы хотите сказать, остаться там?
– Да. – Он просмотрел какие-то бумаги. – Ни воду, ни электричество не отключали, и мы попросили миссис Доран дважды в неделю делать в доме уборку. Она с удовольствием будет приходить ежедневно и готовить вам, если вы пожелаете.
– О, я еще не знаю…
Сама мысль о том, что кто-то будет на меня работать, показалась мне странной. Очевидно, он заметил мое удивление, потому что внимательно взглянул на меня и сказал:
– Не хотите ли поведать мне о своих намерениях, с коими вы сегодня утром отправлялись в путь?
Я сообразила, что удивила его. Скорее всего, ему редко приходилось иметь дело со столь робкими наследницами.
– Ну… – поколебалась я, – навестить вас… обговорить все… возможно, переночевать в гостинице в Ньюкасле…
– Лишь переночевать?
Я покраснела, заметив взгляд, брошенный на мой кейс и дорожную сумку. Для одного дня я взяла с собой многовато вещей.
– Может быть, пробыть здесь дня два-три. Я ведь не знала, возможно, вы снова захотите увидеть меня завтра…
– Нет, не завтра, не так скоро… Скажите, неужели вам не любопытно? Разве вы не хотите взглянуть на дом?
– Почему же, хочу…
В тот момент я осознала, что именно это и собиралась сделать. Джози сказала мне, что я по меньшей мере должна съездить в Дюн-Хаус, чтобы решить, отказываться от него или нет, и я с ней согласилась. Но сейчас я была вынуждена признаться самой себе, что было тут и нечто большее.
Внезапно я поняла, зачем приехала сюда, на север. Мне хотелось узнать историю семьи, докопаться до корней, так сказать. За все счастливые годы жизни с отцом в снятых внаем квартирах я ни разу не поинтересовалась своими родственниками.
Я знала, что сам он сирота и что моя мама умерла, когда мне было семь лет. Я знала, что у меня есть бабушка со стороны матери, потому что она на каждый день рождения присылала мне поздравительную открытку и небольшой подарок. Отец всегда заставлял меня написать благодарственный ответ, но никогда не добавлял ничего от себя.
Когда мне исполнилось двенадцать, я спросила отца, почему я никогда не навещаю бабушку, как другие дети, и он испытующе посмотрел на меня. Как ни молода я была, мне показалось, что ему хотелось бы знать, насколько невинен мой вопрос. Видно, ему сразу стало ясно, что мною движет лишь естественное детское любопытство, потому что он ответил просто:
– Потому что она меня ненавидит. Как и все остальные. Меня там никто не ждет.
Я непонимающе уставилась на него. Как может кто-то ненавидеть моего папу? Я хотела попросить объяснений, но заметила в его серых глазах такую боль, что вместо этого обняла его.
– Ну тогда я ее тоже ненавижу!
Он промолчал. Прижал меня к себе, и я поняла, что отец плачет.
Одна мысль, что кто-то может даже просто не любить моего отца, казалась мне невероятной. Он был добрейшим из людей, и мы с ним жили хоть и несколько суматошно, но счастливо. Он работал в разных конторах клерком, получал немного, но у нас всегда было достаточно еды и пристойной одежды.
И вот оказывается, что есть люди, ненавидящие его. Я решила тогда, что не желаю иметь с ними ничего общего, и после этого мои благодарственные письма бабушке стали такими короткими, что это граничило с грубостью.
Очень скоро мое любопытство по ее поводу угасло. Странно, но тогда мне не приходило в голову, что мне следовало узнать и о своей матери. Мой отец никогда о ней не рассказывал. Может быть, ждал, когда я сама спрошу? Только много позднее я поняла, что мы с ним заключили негласный договор молчания. Не вспоминать – значило не переживать и не мучиться.
После его смерти мне пришлось разобраться с его вещами. У меня появилось странное ощущение, что кто-то уже занимался этим, причем совсем недавно. Возможно, отец, зная, что умирает, сам привел свои дела в порядок. Все фотографии были аккуратно разложены по альбомам, но среди них я нашла лишь одну, относящуюся к первым семи годам моей жизни. Я ее сохранила.
Моя бабушка никогда не присылала мне рождественских поздравительных открыток. Рождество – семейный праздник, а я скоро поняла, что она и мы с отцом не были одной семьей. Когда мне исполнилось двадцать два года, я не получила от бабушки ни открытки, ни подарка. Вскоре пришло письмо от ее поверенных, и я поняла, что в мой день рождения она, верно, была уже мертва и похоронена…
Мистер Симпсон внимательно смотрел на меня.
– У вас нет вопросов, мисс Лайлл? Может быть, вы хотите мне что-нибудь сказать?
– Да… Есть пункт в завещании… Мистер Симпсон, о каких именно других наследниках моей бабушки идет речь?
Старый поверенный сдвинул брови ивздохнул.
– Миссис Дирдре Темплтон и ее дочь Сара, разумеется.
– Темплтон? Но ведь это значит…
– Да, они родственники вашей бабушки. Когда ваша мать… гм… умерла, у вашей бабушки миссис Франсис Темплтон, по своей линии родственников, кроме вас, не осталось. Видно, она решила, что Дюн-Хаус должен перейти семье Темплтон, если вы от него откажетесь.
«Полагаю, Дэвид и Элен унаследуют Дюн-Хаус. Это несправедливо! Ведь там всегда жил кто-то из Темплтонов…»
Голос прозвучал как бы ниоткуда, и я внимательно посмотрела на мистера Симпсона, но он продолжал говорить, как будто ничего не слышал. Верно, показалось, но времени на раздумья о том, чем это было вызвано, не было, поскольку мистер Симпсон продолжал задавать мне вопросы.
– Вы ведь наверняка встречались с ними, когда были ребенком. Они некоторое время жили в Дюн-Хаусе, разве вы не помните?
– Я… – Снова начала болеть голова. В комнате было душно, я задыхалась.
– Вы хорошо себя чувствуете, мисс Лайлл?
– Немного утомлена… Я утром рано встала…
– Дорогая, простите мне мою невнимательность. Я должен был предложить вам что-нибудь.
– Нет-нет, все в порядке.
– Но я настаиваю. По меньшей мере, выпейте чашку чаю.
Он позвонил секретарше и велел принести чай и печенье. Секретарша быстро вернулась с подносом, но, пока он разливал чай в тонкие чашки китайского фарфора с цветочным рисунком и добавлял туда молоко, то, видно, забыл, что я не ответила на его вопрос.
– Если хотите, вы можете переехать в Дюн-Хаус немедленно. – Он улыбнулся поверх своей чашки. – Вступите во владение.
Я приняла решение, по крайней мере – частичное.
– Мистер Симпсон, я, пожалуй, поеду туда сегодня. Ведь еще не поздно?
– Конечно. Вам следует сесть на автобус, а потом пересесть на другой. Ехать туда чуть больше часа. Я напишу вам адрес и нарисую карту, но прежде хотел бы кое-что пояснить. И убедиться, что вы четкоуяснили условия завещания…
Я была богата. Когда мистер Симпсон закончил свои комментарии, мне стало ясно, что моя жизнь никогда уже не будет такой, как прежде. Часть земли я могла продать, если захочу. Более того, один местный бизнесмен, некто Пол Митчелл, уже проявлял к этой сделке повышенный интерес. Но чтобы вступить в права наследования, я должна была согласиться сохранить Дюн-Хаус.
ГЛАВА 2
Когда я вышла из кафе, предвечернее солнце ярко светило меж редких туч, но все его тепло как бы испарялось, и я осознала, насколько холодными могут быть дни в конце лета на северо-востоке Англии. Восточный ветер – может, из самой Арктики! – посылал на берег волны с белыми гребешками. Над морем с пронзительными криками носились чайки. Я поежилась. Насколько я могла припомнить, я всегда не любила крика этих птиц.
Стоянка такси находилась в конце квартала, рядом с небольшим продовольственным магазином, который еще не закрылся. Полосатый бело-зеленый навес, с которого капала вода, прикрывал лотки с фруктами и овощами, выставленные прямо на тротуаре.
Тут были яблоки, апельсины, чищеная морковь, темно-зеленая капуста, а также блестящие фиолетовые баклажаны и ярко-красный сладкий перец. Я заколебалась.
Через открытую дверь можно было заглянуть в эту своего рода пещеру Аладдина: богатый выбор продуктов, а в углу свет отражался от бутылок, ряды которых поднимались до самого потолка. Остро пахло экзотическими специями. Я вдруг сообразила, что, если собираюсь остаться на какое-то время в Дюн-Хаусе, мне следует запастись продуктами.
Я вошла и за прилавком увидела настоящего принца в джинсах и бледно-голубой футболке. Он был прекрасен, этот юноша-азиат с тонкими чертами лица. У него уже начали пробиваться усики, а голос, каким он меня приветствовал, был уверенным и вежливым, причем с явным нортамберлендским акцентом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28


А-П

П-Я