Поэтому для того, чтобы нежиться в кровати, человечеству пришлось изобрести города, технологию строительства многоквартирных домов, системы здравоохранения, канализацию, наконец. Исключительно ради права спокойно таращиться в телевизор пришлось корпеть над созданием стиральной, посудомоечной машины и пылесоса. Это если не считать изобретения самого телевизора. А разве не ленью порождена всемирная паутина? Виртуальная реальность – не что иное как возможность вести активный образ жизни, не вставая с дивана. Если вдуматься, то получится, что для пары часов полноценного бестолкового безделья надо очень хорошо поработать. Однако мир под завязку набит людьми и событиями, из-за которых приходится нестись неведомо куда, высунув от напряжения язык. Машины ломаются, страдают от накипи, природные катаклизмы и войны способны надолго лишить нас дивана, а постановления правительства страны запросто оставят без гроша. Вот тогда появляется возможность проявить бойцовские качества.
Моя мама была тайфуном, пожаром и правительственным переворотом в одном лице. Лень и желание понежиться на солнышке никогда не терзали ее трудолюбивую душу. Она смогла бы заменить собой целый муравейник. В целях соблюдения мирового равновесия нам с братом пришлось лениться с утроенным рвением, чтобы нейтрализовать мамину солнечную активность. Очень может быть, что если бы не мы, земля сошла бы с орбиты.
– Катюша, почему у тебя носки и трусы лежат в одном ящике? – спросила меня мама, делая вид, что не удивлена моему раннему приходу. Я явилась только под утро, растрепанная, с опухшими глазами и воспаленными губами. Полянский на последнем издыхании полчаса обнимался со мной около подъезда. Ночь прошла, оставив приятный след в сердце и неприятный на внешности. Меньше всего меня интересовало, где лежат мои трусы. Я готова была обойтись вообще без них, причем с удовольствием.
– А что? – тупо прикорнула я около дверного косяка. С одной стороны, радостно, что Илья не стал форсировать отношения. Вряд ли в таком «совершенно никаком» состоянии я смогла бы получить пять баллов по сексуальности. Но с другой стороны, мама… воспитание… долг человека и гражданина… Невыносимо.
– Белье надо проглаживать с двух сторон и хранить в отдельном ящичке. А у тебя все свалено в кучу. Позор! И как это терпит Олег Петрович? А где его вещи? – о господи, я совсем завралась. Если мама сейчас задаст еще хоть пару вопросов, я расколюсь. Пора впадать в панику и спасаться бегством.
– На той квартире. Он же здесь не живет, только я появляюсь, – затараторила я и принялась создавать видимость бурной деятельности. Включила кофемолку, чайник, стала непонятно зачем ставить кастрюлю с водой на плиту и набирать ванну. Мама с недоумением наблюдала за мной, пытаясь отгадать, что из этого всего может получиться. Я бросила в воду пачку макарон, достала из холодильника старый, почти уже мертвый кусок сыра, единственный уцелевший обломок праздничного стола, и с видом человека, который смертельно устал, скрылась за стенами ванной.
– Только не делай слишком горячую воду, – прокричала в щель мама. – Это вредно для сосудов. А у тебя, похоже, давление.
– Хорошо! – гаркнула я и прибавила кипяточку. Знала бы она, что именно и куда мне давит. Я закрыла глаза и принялась медитировать. Сначала я представила маму, которая с улыбкой собирает сумку, присаживается «на дорожку» и исчезает под стук колес поезда на Воронеж. Мне стало легче. Потом я во всех подробностях вспоминала каждый поцелуй, каждое слово, каждый намек… Его лицо, его руки… Анализ состояния тела подтвердил: я в полном восторге. Теперь только остается лечь на диван и дождаться продолжения.
– Ты там не утонула? – поинтересовался Ромик.
– Пошел вон! – крикнула я, но чуть не прикусила себе язык, вспомнив, что мама отбыла восвояси только в мечтах. А «употреблять такие выражения недостойно уважающей себя молодой женщины».
– Сама пошла. Я ей несу благую весть, как голубь мира, а она орет!
– Это ты-то голубь? – засмеялась я.
– Мама уехала. Я проводил ее до метро! Я сказал, что у тебя был тяжелый день и тебе надо отдохнуть. Так-то! Цени!
– Я не ослышалась?! – завопила я. Неужели правы буддисты и мысль действительно материальна до ТАКОЙ степени?
– Пляши, – засмеялся от удовольствия Ромик. Я нырнула под воду и принялась мечтать.
* * *
Я отгуливала накопившиеся отгулы, валяясь на диване и мечтая под стоны сериалов. Жизнь казалась прекрасной сказкой, но… Он не звонил. Непонятно, почему. Он не позвонил в среду. И в четверг. В пятницу я вышла на работу и пообедала дважды, нанеся непоправимый ущерб фигуре, но даже это не помогло и пришлось отбыть домой не солоно хлебав. Полянский как сквозь землю провалился.
– Наверное, занят. Но это и к лучшему. Впереди выходные, наверняка он что-то придумает, – уговаривала я себя, но он не объявился и в выходные. Не то, чтобы это меня напрягло. На самом деле мы и не договаривались ни о чем таком. Н-да. Непонятно, почему я так зациклилась на звонках. Может, у него уже были другие планы на week-end, состоящие из чего-то более важного, нежели поцелуи. Или он до сих пор не может прийти в себя, так потрясен моей невероятно привлекательной личностью. Хотя это бред. Был бы потрясен, точно бы оборвал все провода.
– О чем мечтаешь? О Новой Зеландии? – раздался над моим ухом противный голос Селивановой. Я вздрогнула и огляделась. Реальность окутала меня со всех сторон. Я на работе, сижу перед своим компом, справа сереет телефонный аппарат с заедающей кнопкой Flash. Мне тридцать лет. Селиванова.
– Нет уж. О ней точно не мечтаю, – вздохнула я.
– А почему, интересно? – через плечо спросила задыхающаяся от быстрой ходьбы Римма. Надо же, иногда и она опаздывает. Обычно у нее в голову встроен хронометр.
– Потому что я не люблю кенгуру, – отмахнулась я, но внутренне сжалась. Час расплаты настал. Всю пятницу Римма молчала, видимо, надеясь, что я сама приду, бухнусь в ноги и примусь каяться. Теперь она решила, что пора брать быка за рога.
– Или потому что любишь погулять с Полянским? – закипела она. Я не поднимала глаз, но, даже не глядя, чувствовала, как она взбешена. – Как ты могла так просто уехать и всех нас там бросить?
– Я… Я выпила! Я не помню, – нелепо затрепыхалась я, но все самые лучшие отмазки не заработали.
– Мы столько сделали для твоего будущего, а ты бездумно плюнула на все и улепентнула с первым же встречным! – плевалась Римма. Селиванова заинтересованно слушала.
– А что, у вас что-то было с Полянским? – уточнила она. Я замотала головой, потому что ведь ничего же и не было. Так, пара поцелуев и несколько нежных фраз.
– Точно? – пристально всмотрелась в мое краснеющее лицо Римма. На шум подгребла Таня Дронова.
– А чего именно не было? – со знанием дела подключилась она. – Целовались?
– Ну…
– Все ясно. Это конец! – всплеснула Таня руками. Честно говоря, несмотря на ее трагический тон, я была бы дико рада, если бы это был конец. В самом деле, разве собиралась я отчалить в дальнюю страну, к неведомому мужику. Купить билет, сесть на самолет и перелететь океаны в надежде на большое человеческое счастье?
– Зачем же ты всем нам голову морочила? – тоном раненого кабана возопила Римка.
– Да ничего я не морочила, – возмутилась из защитных соображений я. – Вы сами все за меня решали. И делали.
– Вот это точно, – подскочила Лиля. – С чего мы сами решили, что Баркова хочет удачно выйти замуж? Нашей Катечке хочется простого сермяжного секса.
– Что? Неужели я дожил до того, что средь бела дня в своем отделе слышу слово СЕКС на полную громкость?! – заорал Виктор Олегович, наш начальник, мужская душа которого не выдержала потасовки. Я мысленно перекрестилась с благодарностью. Интересное дело, я вроде бы на работе, мама вроде бы в Воронеже, а на меня выливают ушаты грязи, как две капли воды напоминающие матушкины. Кому какое дело, даже если мне действительно хочется простого сермяжного секса. А кстати, это так или нет? Надо прикинуть. Я хочу, чтобы Полянский мне позвонил. Я жду не дождусь обеда, чтобы попытаться «совершенно случайно» встретиться с ним в столовой. Иногда я отключаюсь от трансляции реальности и выпадаю в мысли о его частях тела. И о нем в целом. И о его голосе, запахе. Это про секс?
– Я просто к нему хорошо отношусь. И все, – прошелестела я и принялась изображать трудовую деятельность. Римма презрительно дернула плечами и прошла к своему месту исполнения профессиональных обязанностей, где принялась в поте лица чистить и полировать ногти. Весь день она делала вид, будто я привидение. Между нами словно бы повисла клякса, по консистенции напоминающая кисель или студень. Она невидимо разделяла нас, не давая даже обменяться взглядами. Я почувствовала, что начинаю страдать и мучиться угрызениями совести.
– У вас с Полянским все серьезно? – подсела на мой стол тощая Селиванова. Дружить с ней мне совершенно не хотелось, но в условиях группового бойкота я пошла на некоторый компромисс.
– Не знаю. Просто погуляли и все. Пока даже не созванивались, – довольно громко ответила я, чтобы донести свою невиновность до масс. Массы источали презрение и недоверие.
– А-а. Я-то думала, что уже в ЗАГС пора, – разочарованно протянула Селиванова и отчалила. Я вздохнула спокойнее и сосредоточилась на часах. Время обеда настало и прошло. Я шла в столовую, как партизан идет через минное поле. Меня сверлили в спину упреками, мне давали понять, что я – сплошное разочарование. Когда же в столовой мне пришлось ограничиться котлетой и опять перебиться без так и не появившегося Полянского, я почувствовала, наконец, некоторую подавленность, к которой меня весь день склоняли окружающие дамы.
– Наверное, ты права, – выдавила я из себя признание, когда Римма обиженно собиралась домой. Конечно, если бы она вправду не хотела со мной общаться, она не перекладывала бы прокладки полчаса из одного кармана сумки в другой. Она явно ждала меня. Так что, раз уж нет Полянского, ради чего я должна портить отношения с Риммой?
– В чем именно? – потребовала самобичевания в обмен на мир она.
– Во всем. Не надо было с ним никуда ходить. И целоваться не надо было. Я просто доверчивая дурочка, – от своих слов я сама же чуть не расплакалась. А ведь как все хорошо начиналось!
– Глупенькая, – нежно, по-матерински пролепетала Римма. Меня даже чуть-чуть передернуло. – Ну, пойдем. Хочешь, поедем ко мне?
* * *
Если гора не идет к Магомету, то Магомет притащится к горе сам. Народная мудрость не промазала мимо меня. Счастливое будущее само решило расставить все точки над «и», причем самым неожиданным образом. Не успела я как следует пострадать из-за Полянского, как страдать оказалось совершенно невозможно. Не ко времени, не к месту. Во вторник, прямо с утра, когда я только начинала отсчитывать часы, оставшиеся до обеда, пришло письмо одного моего кандидата на семейное счастья, некоего Лайона, компьютерного бизнесмена из Вашингтона, сорока двух лет от роду. С этим самым Лайоном мы переписывались с июня, причем достаточно регулярно. Однако никаких предложений соответствующего толка он не вносил, посему я не рассматривала его в качестве объекта притязаний на мою свободу. Письмо, как всегда, получила Римма. Сначала она издала боевой кличь каманчей. Или кого-то в таком роде.
– Вау! – сказала она. – Это-то и называется судьба.
– Ты о чем? – полюбопытствовала Таня Дронова, которая с трепетом относилась к вопросам судьбы.
– Да так, – принялась кокетничать Римка. – Значит, Кать, ты говоришь, что не любишь кенгуру. И Новую Зеландию тоже.
– А что? – осторожно спросила я, предчувствуя подвох.
– А то! Вот и ответ на твои молитвы! – тыкнула пальцем в экран она.
– Да где? – возмутилась Таня Дронова, пытаясь заглянуть на экран сверху.
– Помнишь Лайона? – интриговала Римма.
– Ну, – пожала плечами я.
– Баранки гну! – тоном победителя взвилась Римма. – Он приезжает в Москву. Чтобы познакомиться с тобой поближе!
– Вот это да, – выдохнула эмоции Анечка. Романтика переливалась в ее глазах всеми оттенками радуги. Преобладал все же зеленый, под цвет доллара.
– Не поняла, – затупила я. – Никогда всерьез не воспринимала наше с Лайоном щебетание.
– А он воспринимал. Вот, почитай сама. Я, правда, перевела через интернетный переводчик, получилось довольно криво.
– Дайте мне, я переведу, – с энтузиазмом откликнулась Таня, готовая оказать любую любезность в обмен на участие в сплетне. Через несколько минут мы дружною гурьбой вчитывались в послание из-за океана.
«Дорогая Екатерина. Рад сообщить, и, надеюсь, что ты также будешь рада, что мне подвернулась возможность повидать тебя лично. Я еду в Москву по делам фирмы, налаживать сеть одного представительства, так что смогу, вероятно, увидеться с тобой. Думаю, глупо упускать такой шанс. Я пробуду в России до самого Нового Года, так что будет время познакомиться по-настоящему. Ты согласна? Напиши, как тебя найти в Москве и рада ли ты моему приезду. Кто знает, возможно, обратно мы уже поедем вместе. Искренне твой, Лайон».
– С каких это пор он – искренне мой? – заворчала я.
– Ты что, не рада? – потряслась Римма. Я отвернулась и загрустила. Интересно, Полянский так больше никогда и не появится? Даже в столовую не придет?
– Алло?! – заорали все.
– Я рада, просто счастлива. Лайон приезжает. Супер. Напишите, что я страстно мечтаю с ним познакомиться поближе. Напишите ему мой адрес и телефон. Пишите что хотите, хоть размер моей груди, – сказала я, потому что вдруг ужасно обиделась на Полянского и на судьбу. Или же большей частью потому, что это было именно то, чего от меня и желали услышать.
– Другое дело, – одобрительно загудело наше осиное гнездо.
Через полчаса всемирная паутина оттаранила в Вашингтон душевно составленное Таней Дроновой письмо. От меня. По нему выходило, что в приезде Лайона я вижу настоящий перст судьбы. Что мое сердце трепещет в ожидании большого светлого чувства и что я рекомендую ему поселиться в гостинице Космос по приезде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38