Одни безоговорочно порицали женщину, полагая, что за подобное поведение, как в старину, надо пороть розгами. Подумать только, и такая порочная дама учила их девочек! Иные полагали, что теперь времена другие. Либерализм и упадок нравов и законодательства сделали свое пагубное дело. А все отчего? Оттого, что бездумно перенимаем нравы всяких там германцев, англичан или французиков. Посему гадкая история есть не личная порочная сущность натуры Горшечниковой-Алтуховой, а есть проявление гибельных тенденций в обществе. Третьи, не особенно обремененные думами о судьбах Отечества, втихомолку просто завидовали Софье. Еще бы! Оказаться в самом пекле такой душераздирающей истории, о которой только в романе прочитать можно! А тут живешь, живешь с постылым мужем и пятью детьми в наемной квартире и киснешь всю жизнь, даже мечты о любви проходят, не то что сама любовь, не говоря уж о безумных страстях, которые в Эн-ске и вовсе никому не ведомы.
После похорон мужа Софья Алексеевна с Матреной и Филиппом заколотили дом и отправились в Петербург. Жить в Эн-ске стало совсем невмоготу.
Трагические события в Грушевке счастливым образом изменили жизнь семьи Толкушиных. Полиция сняла обвинение в убийстве с Тимофея Григорьевича. Он снова кипел в работе, дело понемногу поднималось, обороты и барыши росли. Не росли только понимание и теплота между супругами. Сын Гриша принялся помогать отцу, хотя отношения между ними стали совсем другими. Сын уже не трепетал, как раньше, не принимал беспрекословно слова родителя. Да и тот понимал, что прежнему сыновнему почитанию и доверию пришел конец.
Ангелина Петровна воспряла духом и ожила. Теперь ее душа удивительным образом успокоилась. Она заметно повеселела и похорошела. Пошила себе несколько обнов, заказала модные шляпки. Тимофей Толкушин по-своему расценил все эти изменения. Со временем, когда образ покойной возлюбленной постепенно испарялся из его памяти, он снова стал подумывать о жене, о семье. Что ж, со всяким бывает, значит, так Богу было угодно – провести его и жену через эти тернии. Но зато, зато теперь-то уж они снова будут любить друг друга как никогда! Видать и Геля, родная, так думает, вон как глаза-то светятся, как сапфиры!
– Геленька! – Тимофей вышел из кабинета, где работал весь день. – Геля! – и он потянулся к жене, чтобы поцеловать ее как в былые времена, словно меж ними и не было никаких потрясений.
Ангелина Петровна мягко отстранилась и села поодаль, взяв на колени рукоделие.
– Я, Тимофей Григорьевич, думаю вскорости в Париж поехать. – Русая голова склонилась над работой.
– Что ж, хорошая идея! – Тимофей выглядел несколько обескураженным. Он ожидал, что верная и нежная его жена только и ждет его знака, чтобы вновь броситься в его объятия. – А то и Григория возьми с собой, пусть на Европу посмотрит. И тебе одной не скучно будет! А денег возьми, сколько пожелаешь, чтоб ни в чем отказу не было супруге и сыну Тимофея Толкушина!
– Благодарствуй! – Ангелина подняла голову и слегка улыбнулась. – Меня долго не будет, Тимоша. – Она помолчала, рукоделие лежало на коленях нетронутое. – Я к адвокату уже сходила, сходи и ты покудова. Готовь бумаги на развод.
Она оставила рукоделие на диване и пошла к себе. Тимофей Григорьевич остался стоять посреди комнаты как громом пораженный.
Судебный процесс Нелидова вызвал ажитацию в столице. Не было газеты, которая бы не послала своего репортера в зал окружного суда. В самом суде творилось нечто невероятное. Обстоятельства дела были настолько необычны, драматичны, что привлекали огромное количество публики. Вся труппа «Белой ротонды», оставив на время сцену, переместилась в зал суда. Никто из актеров не мог понять, как это они проглядели у себя под носом такую драму, просто Шекспир! В разношерстной толпе совершенно затерялись две дамы в густых вуалях. Одна из них, та, что была в трауре, выглядела помоложе своей наперсницы. Дамы приходили на каждое заседание и с трепетом слушали прения сторон. Слава богу, что судья не привлек ни ту ни другую в роли свидетельниц, их показания по настоянию следователя Сердюкова были зачитаны в письменном виде. Слишком страшными были переживания, слишком тяжело было вновь все чувствовать и пересказывать.
Обвиняемый сидел на скамье подсудимых и казался совершенно спокоен. Лишь иногда по его лицу пробегала тень. Навряд ли он успокоился и смирился с чудовищной ролью, которую сыграл в его жизни Рандлевский. Вероятно, просто его душа уже не могла пребывать в изнеможении и оцепененела. Присяжные совещались долго и наконец вынесли вердикт «невиновен». Обстоятельства вынудили подсудимого, который находился в чрезвычайной аффектации, убить человека, принесшего ужас и смерть в его дом.
После оправдательного приговора Нелидов распрощался с адвокатом и следователем Сердюковым, пожал им руки и двинулся прочь из зала суда, шарахаясь от назойливых репортеров. Выйдя из здания, он увидел перед собой женскую фигуру в трауре. Он еще и раньше заприметил дам в зале, но не смел и надеяться на прощение и счастье.
Дама подняла вуаль, и их глаза встретились. Нелидову даже ничего не надо было говорить. Все говорили их объятия, их губы, которые устремились навстречу друг другу. Через несколько дней Нелидов и Софья уехали из столицы, а куда, никому не сказали, так боялись за свое призрачное счастье. Даже преданному другу Ангелине Петровне.
Паровоз уже пыхтел и был готов двинуться в путь. Прозвучал второй звонок. Пассажиры первого класса давно заняли свои места. Лишь одна дама и высокий мужчина крепкого сложения стояли у вагона. Кондуктор нетерпеливо перетаптывался.
– Ангелина, дружок, простишь ли ты меня когда-нибудь? – Тимофей Григорьевич не выпускал ладонь жены из своей.
Она улыбнулась и поправила вуаль на шляпе. Толкушин с тоской подумал, что семейные передряги странным образом внесли в существо его жены непривычную ей живость и легкость. Он чувствовал, что в ней многое переменилось, и не только отношение к нему, но и вообще отношение к жизни.
Раздался последний звонок.
– Мадам, прошу вас пройти в вагон! Прошу вас, господа! – забеспокоился кондуктор.
Тимофей поддержал жену под локоть.
– Так я приеду в Париж, ждите меня там! А с разводом повременим, душенька!
– Прощай, прощай, Тимоша! – Жена помахала ему рукой, и опять ответила загадочной улыбкой.
Что стояло за этими словами? Просто прощание, за которым последует неминуемая встреча, или прощание навеки?
У Толкушина кошки скребли на сердце. Он долго глядел в сторону ушедшего поезда, пока все провожающие не разошлись и он один остался на перроне. Мимо него прошел путевой обходчик, что-то лязгнуло. Толкушин вздохнул и побрел восвояси.
Прошло почти полтора года после смерти Горшечникова, когда Софья и Нелидов нашли в себе силы вернуться в Грушевку. Оба боялись старой усадьбы, оба ждали, что темные воспоминания отравят радость бытия. И действительно поначалу было так тошно, что каждый про себя стал думать, а не продать ли этот дом, не покинуть ли его навсегда? Однако переезды, жизнь за границей на широкую ногу, отсутствие новых работ и гонораров серьезно подорвали финансовые возможности Нелидова. Дом заложили, имея в виду выкупить его обратно при лучших временах. А пока надо жить скромно, по-деревенски. Такой же очень скромной оказалась и свадьба Феликса и Софьи. Они повенчались в маленькой церквушке, а из гостей только и были, что Матрена да Филипп.
Жизнь, ограниченная в средствах, совсем не пугала Софью, не привыкать. Она хотела одного: чтобы муж поскорее снова стал писать, чтобы богиня вдохновения снова пришла в их дом и Феликс стал таким, как прежде. Бог услышал ее молитвы, и однажды, встав ночью, она приметила, что из кабинета льется свет. Она бесшумно подошла и увидела фигуру, склоненную над письменным столом. От холода Феликс закутался в плед с головой, и в сумраке комнаты было похоже, что у него на голове большой капюшон. Софья на цыпочках удалилась и, ложась в кровать, подумала: где-то она уже видела эту картину?
Однажды, когда Феликс, как всегда, работал, Софья отправилась на прогулку в компании Филиппа Филипповича, сидевшего за кучера. Двуколка, запряженная резвой лошадью, медленно катилась по лесной дороге. С утра прошел дождь и сырость висела в воздухе. Испарения клубились над тропой, прозрачные капли переливались на листьях и придорожной траве. Воздух, напоенный влагой, кружил голову ароматами. Софья приказала Филиппу двигаться следом, а сама спрыгнула и пошла пешком. И тут перед нею метнулся заяц, огромный русак, он отчаянно скакал на трех ногах, прижимая к животу, вероятно, раненую конечность.
– Филипп, гляди! Заяц о трех ногах! – вскричала Софья.
– Должно быть, вчерашний! Барин наш, Феликс Романович, вчерась на охоте подстрелил такого. Да тот шустер оказался, на трех и ушел, бестия. Должно быть, он!
Софья обмерла. Феликс ничего, ровным счетом ничего не сказывал ей о неудачной охоте. Он вернулся, заперся у себя и долго работал, а потом она, как всегда, до глубокой ночи правила текст новой сказки «Невеста-овца». Принц и его невеста гуляют в лесу. Принц подстрелил зайца, но тот убежал. Через некоторое время, гуляя с невестой, они снова встречают трехногого зайца, который скачет перед ними. Принц и девушка устремляются в погоню и оказываются перед стадом овец. Заяц, он же злой волшебник, из мести обращает девушку в одну из овец. Принц оказывается перед неразрешимой задачей. Как найти девушку, как отличить ее лицо от физиономий животных, похожих одна на другую? Как спасти невесту от злых чар?
Изумленная встречей с зайцем, Софья опередила лошадь и, ускорив шаг, завернула направо, вслед за изгибом тропы. И тут ее взору открылась поляна, поросшая высокой сочной травой. Посреди поляны топталось небольшое стадо овец. Серые и белые, с влажной густой шерстью, они меланхолично жевали траву. Появление человека нарушило их уединение. Как по команде, все кудрявые головы повернулись в сторону девушки и уставились на нее. Софья оцепенела от неожиданности и страха. Откуда в лесу овцы и где пастух? И почему именно теперь они попались ей на пути? Неужели, – молнией мелькнула мысль, – неужели снова? Все снова? О нет, нет, долой эти нелепые страхи! Ничего нет! Нет никакой неведомой силы. Все только слова, только образы! Все выдумки! Нет, она ничего не боится и наперекор всем злым чарам это докажет!
Софья решительно ступила на край поляны. Овцы вздрогнули и сбились в более плотную кучу. Ни одна овца не издала никакого звука, никакого блеяния. Замолкли и птицы, которые до этого заливались веселыми трелями. Стих ветер и перестали шуршать трава и листья. Точно все с напряжением ждали, что последует за этими шагами? Софья сделала еще один шаг и почувствовала, что решимость ее тает. Чем же закончилась сказка? Да ведь пока ничем, конец еще не дописан! Неизвестен конец! Она смотрела на овец, а те не отрываясь глядели на незнакомку. И тут Софья почувствовала, как ледяной ужас холодной струей заползает под одежду. Овцы глядели на нее человеческими глазами!
Софья хотела повернуться и бежать прочь с заколдованной поляны. Но ноги точно налились свинцом и прилипли к земле. Так бывает в кошмарных снах. Так, может, это тоже сон? Молодая женщина потрясла головой, силясь разогнать наваждение. И в этот самый миг ей под ноги бросилось какое-то живое существо. Снова коварный заяц-душегуб? Софья вскрикнула и отпрянула. У ее ног сидел Зебадия!
– Котик! Мой котик! Зебадия! Ты вернулся! – Софья на миг забыла о страшных овцах и хотела подхватить кота на руки.
Но кот метнулся от нее в сторону леса. Она бросилась за котом и сама не поняла, как убежала прочь от ужасного места. А кот убегал все дальше и дальше в чащу.
– Зебадия! Зебадия! Киса моя ненаглядная! Стой, остановись!
Софья, не разбирая дороги, мчалась за котом. Она не заметила, как зацепилась за ветку, как порвала платье. Зверь как будто нарочно уводил ее все дальше и дальше от подозрительной поляны и жуткого стада овец с человеческими глазами. Корявый пень наконец остановил ее бег. Она споткнулась и упала. Зебадия замер неподалеку. И только тут она увидела, что его серое гибкое тело – словно прозрачное, словно окутано дрожащей дымкой.
– Зебадия! – Она неуверенно протянула руку к любимцу. – Тот сверкнул зелеными глазами. Точно вспыхнули два ослепительных огня.
Софья ахнула и в следующий миг оказалась одна. Кот исчез, словно его сдуло ветерком, который снова зашелестел в деревьях.
Софья поднялась и, не замечая порванного платья, мха и старых иголок, прилипших к одежде, побрела к дороге. На тропе ее поджидал Филипп. По его спокойной добродушной физиономии она поняла, что тот ничего не заприметил.
– Жду вас тут, барышня, слышал, вы в лесу кричите кому-то, уж хотел бежать к вам!
– Ты Зебадию не видел? Я Зебадию встретила, веришь ли? – Софья сама не верила тому, что говорила.
– Это бывает, пригрезится! Особливо когда о ком-то сильно скучаешь, – согласился Филипп. – А о нем как вам не скучать, ведь он, кот, вас из беды выручал!
– Вот и опять, видно, мне помог! – Софья все еще пребывала в страхе и недоумении. – Ты за поворотом на поляне не видел овец, они все еще там?
– Какие овцы? С чего бы им тут быть, в лесу-то? Во всей округе одна наша усадьба и есть! Да что с тобой, барыня, голубушка? – не на шутку встревожился Филипп. – Ты, чай, сон видела, да не спавши? Поедем-ка побыстрее домой!
Софья согласно кивнула и забралась в коляску и тотчас же почувствовала, как что-то теплое и мягкое слегка коснулось ее ног. Она засмеялась и поняла, что теперь ей ничего не страшно, что она снова живет в особом таинственном мире. Мире, в котором она в скором времени снова услышит звон колокола из глубины пруда, а по его глади поплывет золотой корабль с бриллиантовыми мачтами и шелковыми парусами.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30