Бэйлгар и Дашем, стоя возле него, рассказывали, что более семидесяти
почтенных горожан прибыли к воротам гарнизона и умоляют Сорема спасти их,
что было наивернейшим из всех сигналов.
Сорем выпрямился и смотрел на нас.
- Теперь вы разрешаете мне выйти, вы, пять королей Бар-Айбитни?
Теперь, когда город на коленях, я могу отложить свои учебники в сторону.
Школа кончилась.
- Мой господин Сорем, - запротестовал Бэйлгар, - мы вместе об этом
договорились, ради вашего же блага.
- Я никогда не соглашался на _э_т_о_, - закричал он. -
Н_и_к_о_г_д_а_, вы слышите?
- Тогда, Сорем, вам следовало отменять их приказы и делать то, что вы
считали нужным, - сказал я от дверей. - Мы все - ваши преданные вассалы.
Мы дали совет; вам выбирать - воспользоваться им или нет.
Он резко повернулся ко мне, и я подумал, что он сейчас подойдет и
ударит меня по лицу, как сделала бы какая-нибудь девица, но он вовремя
сдержался.
- Ваш совет, - сказал он, - ваш совет превосходен, но он не принимает
в расчет человеческую жизнь. Мне сказали, что на улицах - горы трупов.
- Значит, настал момент остановить это.
- Почему сейчас? Это можно было сделать два часа назад.
- Я напомню вам расписание. Целью промедления было выяснить
количество хессекских оборванцев и направление их удара, показать, что
император слаб и равнодушен, и выяснить в то же время, какой силой он
обладает. Затем, Сорем, привести город к вашим дверям, чтобы он просил
помощи у вас, а не у Храгон-Дата. Добившись всего этого, можно начинать
действовать. На этом ожидание должно кончиться.
Он посмотрел на меня и сказал очень тихо:
- Вы начали это, Вазкор. Вы и закончите.
Я подумал: "Откуда все началось? С подарка Баснурмона, над которым
можно только посмеяться? Или он догадывается, что я желаю его мать, и это
- вечная мальчишеская ревность? Или, может быть, он никогда не видел огня
и крови Вокруг себя, а эти потешные имперские воины были слишком нежны,
чтобы закалить его для такой ночи?"
Вернувшись в Цитадель, я облачился в полную форму джердиера; я надел
шлем с медными колечками и снова поднялся на стену.
Богатые господа Пальмового квартала толпились внизу, дорога
поблескивала от их фонариков, вокруг них кучами лежало их добро - все то,
что они смогли притащить сюда в узлах, в повозках, в руках челяди. Было
даже несколько рабов-хессеков, которые выглядели такими же испуганными,
как и их хозяева. Может быть, они были смешанной крови или не религиозны,
но я бы на них не положился.
- Цитадель даст укрытие масрийцам, - прокричал я им вниз. - Я
выступаю от имени принца Сорема Храгон-Дата, когда говорю, что ни один
хессек не будет впущен.
- А что будет с городом? - завопил представитель толпы, дородный
человек, на котором было много золота и рубинов.
- Об этом заботится император. Джерды Малинового дворца уже сейчас,
как мы слышали, делают все для вашей защиты.
- О_д_и_н_ джерд! - закричал богач. Остальные повторили его крик. -
Да и _т_о_т_, капитан, - визгливо выкрикнул он, - и тот уничтожен рабами!
- Невероятно, - сказал я.
Множество народу заверило меня, что так оно и есть.
То, что я увидел, перевело мой гнев в веселье.
Хотя было ясно, что они не узнали меня в солдатской одежде, я сам
узнавал то там то тут бывших моих пациентов, которых вырвал из рук
неминуемой смерти от зубной боли и несварения желудка, и даже увидел под
бахромчатым зонтиком от солнца мою разодетую любовницу из белого
павильона.
Появился человек из джерда Денейдса и, торопясь, рассказал мне, что в
пригородах на юге были замечены огни, которые указывали на местонахождение
третьей группы хессеков.
Ворота Лисы открылись, и увешанные драгоценностями беглецы, ругаясь и
толкаясь, повалили внутрь Цитадели.
Человек с рубинами взобрался по лестнице на стену и появился рядом со
мной.
- Где принц Сорем? Что, город должен превратиться в угли? Наверняка
император велел ему вывести джерды из Цитадели для нашей защиты.
- Мой господин, - заговорил я медленно, чтобы он ничего не упустил, -
принц Сорем не пользуется доверием своего отца императора. Возможно, вы
слышали разговоры о заговоре против принца, составленном наследником
Баснурмоном при попустительстве императора.
Я был уверен, что он слышал об этом. За последние два дня мы
постарались распространить правду по всему городу, пользуясь платными
осведомителями, которые могли пустить любой слух, как истинный, так и
ложный.
- Как бы то ни было, тронутый мольбами Бар-Айбитни, а не по ленивой
просьбе своего царственного отца принц собирает силы, чтобы сокрушить
хессекских оборванцев.
Рубиновый целиком проглотил мою историю. Я поклонился и спустился по
лестнице. Во дворе у ворот и в прилегающих дворах строились джерды,
радуясь возможности приняться, наконец, за дело. Я разглядел Бэйглара,
Дашема и остальных, выезжающих в окружении своих капитанов. Я подумал:
"Если сейчас Сорем не появится, он потеряет все". Но вот появился и он.
Он выехал во двор в полном боевом облачении, на белом жеребце,
покрытом белой попоной, как старый масрийский мираж - человек-лошадь в
темно-красном свете факелов. Никому бы и в голову не пришло, что несколько
минут назад он бушевал, как рассерженный ребенок.
С самого начала мы договорились, что я поеду с ними. Моя роль была
основной, - то, что я решил сделать и отчего у меня пересыхало во рту,
когда я понимал, что отступать некуда. Один из джердиеров вывел мою
лошадь, белую Стрелу, которого сегодня днем подарил мне Сорем, а казалось,
это было годы назад. Я вскочил в седло и увидел, что Сором поставил своего
коня передо мной.
- Вазкор, - сказал он. - Вы простите мне мою глупость? Я, не подумав,
говорил с человеком, чей совет я ценю и чье суждение принимаю без спора.
Поймите, мой дед основал этот город. Мне не нравится, что он рушится
вокруг меня, пока я отсиживаюсь в укромном месте.
Мне показалось, он просил у меня последнее прощение. Или я у него?
- Вы не сказали ничего такого, о чем бы я вспоминал со злобой, Сорем
Храгон-Дат.
Богатые горожане столпились на стене, чтобы посмотреть, как выезжаем
мы, спасители города и их золота. Ворота стояли нараспашку; с площадки над
ними неслись звуки медных рожков. Джерд - прекрасное зрелище, а о пяти
джердах можно сказать, что это зрелище в пять раз прекраснее. Я ехал с
Соремом впереди, и мое сердце билось медленно, как во сне.
Я пристально смотрел на них, на проходящие медные легионы, на игру
света на белых мечах и кроваво-красной коже, как маг-священник на старой
фреске на стене храма смотрит на мир сквозь магический кристалл. Несмотря
на то что во рту у меня пересохло - ведь я шел к Старому Хессеку, -
казалось, мой страх не имел отношения ко мне.
На парапете стояла женщина, женщина в мужской одежде, с маленькой
золотой змейкой вокруг ее запястья. Малмиранет тоже наблюдала за нами из
Цитадели, глядя на это зрелище, как львица глядит со скалы на восход,
предвещающий удачный день для охоты. Но и ее я разглядывал, как сквозь
кристалл. Через сто лет или даже намного раньше, она будет пылью в
гробнице, а я - мертвым богом.
Хессеки-рабы, которых не впустили, всхлипывали, просились внутрь и
потихоньку разбегались.
И вот перед нами развернулся город, пылающий пожарами, а я снова был
в своем теле, снова был человеком, а впереди меня был враг, которого я
хотел уничтожить.

4
Легион Дашема отправился галопом через Пальмовый квартал на восток,
джерды Денейдса и Бэйлгара повернули по дороге на юг, чтобы остановить
случайные передвижения хессеков по пригородам. Джерд Ашторта поехал на юг,
а потом на запад, чтобы подобраться к Торговому городу оттуда, где
кончалась Стена Храгона, потом они должны были повернуть на север,
освободить порт и запереть с тыла четыре тысячи хессеков, где возможно
отрезать им путь с флангов и, таким образом, толкать их вперед на джерд
Сорема у самой Стены Храгона и у Ворот Крылатой лошади.
Отчаявшаяся толпа на Янтарной дороге, не получив милости у закрытых
ворот, под напором Бит-Хесси отступала к югу, оставляя на земле позади
себя множество убитых, все они погибли случайно или были задавлены в
панике своими собратьями-горожанами. Вселенский базар и прилегающие к нему
улицы, рынки, лавки и склады были заполнены крысами из Бит-Хесси или
горели в тех местах, где они побросали свои факелы и побежали дальше.
Но теперь их движение замедлилось. Причиной тому стали не жадность и
не любопытство армии завоевателей, останавливающейся для грабежа и
насилия, или чтобы просто поглазеть на чужие сокровища. Оказалось, что
такие простые действия Старый Хессек не интересовали.
Отсутствие вожака замедляло их поход и лишало его цели. Они поднялись
по воле Шайтхун-Кема, они пели ему свою песнь на улицах, но нигде не было
видно их Бога, Ставшего Видимым.
Я не думал о том, что я предал их. Я видел только грязь, которую надо
стереть, гнездо гадюк, которое надо растоптать.
Сорок джердиеров, которые держали Ворота Крылатой лошади под напором
перепуганной, но безобидной толпы, были убиты хессекскими метательными
снарядами. Позади стены прыгал свет, то алый, то затягивавшийся черным,
невдалеке появилась вторая стена - из дыма, откуда слышались потрескивания
дерева, крики о помощи или вопли муки и ужаса. Хессеки крутились у ворот,
где их собралось не меньше тысячи с самодельным тараном - тяжелыми
дверными косяками близлежащей гостиницы, которые и были выломаны для этой
цели, - и глухо били ими в железные ворота. Над этой кошмарной сценой,
столь напоминающей потревоженную колонию муравьев, бегающих по скелету,
медленно опускалась странная пелена какого-то ослепшего молчания. Их крики
прекратились, и вдохновение угасло.
Они заметили появление вооруженных людей на склоне холма по другую
сторону стены и прекратили суету, а их бледные лица "старой" расы казались
мне одинаковыми - колодцы без дна, почти идиотские, пугающие молчаливым
слабоумием.
Джерд остановился, сияющий новой бронзой в колеблющемся свете.
Как мы договорились, я один выехал вперед к факелу наверху стены, на
верхнюю площадку Ворот Крылатой лошади. Появившись там, я снял шлем, и был
рад это сделать, потому что он был маловат. Мои ладони были липкими, а в
животе похолодело, но оружие было по прежнему во мне - моя святость, моя
гордость. Они обернули мою Силу против меня, но я одолею их. С ними я
должен покончить здесь. А после них покончу и с той, другой.
Я спешился и стоял один на возвышении, глядя вниз. Вот голос какой-то
ведьмы выкрикнул мое имя и имя, которое они дали мне.
- Вазкор! Йей Шайтхун-Кем!
Только она, остальные не поддержали ее, но их лица изменились,
потянувшись ко мне. Я видел, что женщины, которые думали, что любят меня,
смотрели так, как смотрят голодные волки.
Внутри моего черепа нарастало давление.
Я поднялся вверх, воспарив со стены в освещаемый искрами мрак. Сейчас
во мне не было напряжения, как с лошадью, со штормом, с океаном; это было
просто, как все совершенное.
Они глядели, их лица качались, как бледные тарелки, они следили, как
восходит их звезда. Я ударил их в тот момент, когда они поклонялись мне.
Огонь, извергнутый мной, не был больше белым, но
ослепительно-красным, болью, покрывалом алой ненависти, которая обернулась
вокруг них и меня.
Первым ударом я поразил более трех сотен; шесть сотен - следующим.
Мертвые падали от меня огромными волнами, без единого вздоха, как падают
куклы из тающего воска, не пытаясь убежать, неподвижные, пока не
опрокидывались, и потом снова неподвижные.
Я очень четко помню все, что случилось после.
Джерд двинулся и, распахнув ворота, выехал по кучам раздавленных тел.
Я слез со стены и поймал поводья своей лошади, которая с ржанием
шарахнулась от меня, пока я не коснулся ее мозга своим. Я взобрался в
седло и догнал людей Сорема, проехал сквозь их строй и поехал дальше один
прямо в огненный туман, который вихрем вращался впереди нас.
У этих крыс Старого Хессека сегодня было свое колдовство, потому что
они каким-то образом моментально поняли, хотя и находились по всему
Бар-Айбитни, что в эту секунду их мессия отказался от них и что удары его
молнии были обращены на них. Я сломал спину их восстанию первым же ударом,
которым я встретил их у Ворот Крылатой лошади, но не знал об этом и, кроме
того, еще не покончил с их уничтожением.
Как будто я был загнан в ловушку, сражался в темноте с врагом,
чувствуя его хватку на своем горле, и вдруг обнаружил у себя под рукой
нож, - вот на что это было похоже.
Я наносил ему удар за ударом, моему врагу, который не мог больше
отгораживаться от меня тенями, защищаться моим собственным телом. Еще
долго после того, как его сопротивление было сломлено, я вонзал свой
красный нож ему в бок.
Повсюду вокруг меня потрескивало пламя, слышались голоса или крики, а
передо мной ковром лежали мертвые хессеки. Я оставил джерду небольшую
возможность действовать мечом и луком. Но перед ними был город, который
надо было спасать, пламя, которое надо было укрощать, честь, которую надо
было завоевать. Это было для них: для почетного венка Сорему, но не для
меня.
К этому времени небо светилось уже по-другому. Заря на востоке была
окрашена дымом в цвет умирающих листьев. Страшное безмолвие вместе с
темнотой отступало в болота.
Улицы появлялись из ночной темноты, одетые в сажу, в воздухе плавали
полосы угольного дыма, и взад-вперед по ним бродили несчастные - на
некоторых обгорела одежда, а на некоторых и кожа была в таком же
состоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51