Повар Мотика, его помощник, глухонемой Фердл, и четверо уголовников из абладекоманды пошли закончить разгрузку хлеба. Через минуту конвойный Ян уже сел в кабину и сказал: "Поехали". Фрау Вирт, разозлившись на задержку, из-за которой ей придется переработать вечером целый час, даже не удостоила взглядом Фрица, махавшего ей на прощание. Она так спешила, , что по дороге к воротам не взглянула направо, на апельплац, полный человекообразных, голодных, черных "мух". Около комендатуры Ян вышел из машины, и Вирт дала полный ход, чтобы поскорей вернуться в мюнхенскую пекарню.
В кухне резали буханки на четвертушки и наполняли ими корзины. Тем временем писарь созвал у себя в конторе совещание штаба лагеря. У его стола собрались грек Фредо, француз Гастон, немцы Хорст, Карльхен и Фриц, голландец Дерек и чех Брада. Председательство:вал австриец Эрих, сегодня особенно важничавший, так как только он знал, какую работу предстоит выполнить лагерю в ближайшие сутки. Эрих изо всех сил использовал это преимущество, очень скупо и медленно сообщал суть дела, а сообщив, сделал вид, что знает куда больше, но - сами понимаете, друзья, - не может больше ничего сказать...
Порядок работ был ясен. Прежде всего надо подумать о насущных нуждах лагеря: повар должен варить еду, в кухню надо доставить картошку и послать туда пятнадцать подсобников, тотенкоманда должна вывезти из лагеря и похоронить шесть трупов, которые лежат в мертвецкой. Тотенкоманда уже скомплектована из пятерых испанцев во главе с Диего Перейра. Теперь о стройке. На площадках, обозначенных колышками, в левом углу лагеря, к завтрашнему дню, точнее к восьми утра, должны стоять три землянки и отхожее место. Они будут отгорожены особым забором с калиткой. Вот и все. За земляные работы отвечает Дерек, он немедля начнает рыть канавы для землянок и яму для отхожего места. Абладекоманда обеспечит доставку готовых частей бараков со склада на место стройки. Карльхен возьмет на себя их сборку и плотничьи работы. Для бетонных работ у нас есть опытный строитель поляк Казимир. Фриц сделает электропроводку, Гастон обеспечит снабжение стройки инструментом, проводами, изоляторами, гвоздями, цементом и всем прочим. Общее наблюдение за всей стройкой лежит, разумеется, на старосте лагеря Хорсте, особенно за постройкой забора, для чего будет выделена специальная бригада. Рабочую силу распределяет арбейтдинст Фредо. Все ясно?
Первым отозвался Фриц.
- Все, кроме того, почему здесь среди нас сидит носатый Оскар. Чем, собственно, займется этот проминент?
Подбородок старшего врача выдвинулся еще больше, Оскар молчал, но заметно было, как он стиснул зубы.
- Фрицхен, - проворчал писарь, - сейчас не время ко всему цепляться. Интересно отметить, что и герр рапортфюрер сегодня особо упомянул о нашем докторе... - Оскар метнул на Эриха недоверчивый взгляд, но тот не смутился и продолжал торжественным тоном. - Честное слово, он говорил о нашем докторе. По новым инструкциям, о которых вы все уже знаете, рабочий лагерь прежде всего обязан работать, а его обитатели должны быть здоровы и не грызться между собой. Понятно? - Писарь угрожающе стукнул кулаком по столу. Он хотел говорить невозмутимо и свысока, но не сдержался. - А Фриц опять начинает задирать, хотя только что, когда рапортфюрер появился в лагере, он чуть не обделался от испуга, решив, что будут расследовать его вчерашнее...
- Это к делу не относится, - прервал его Хорст. Староста был горд, что возглавляет лагерь и у него даже есть свой штаб, и ему хотелось, чтобы разговор шел, как в настоящем штабе. - Я согласен с писарем, что мы должны напрячь все силы и справиться с трудным заданием. Мы его наверняка выполним, камарады! В решающие дни, когда над Германией нависли грозовые тучи... - Он сказал еще несколько таких же фраз в стиле прусского офицера, обращающегося к солдатам.
Фриц, старый выкормыш гитлерюгенда, прошипел в наступившей тишине:
- И при таких-то явных фюрерских способностях ты уступаешь инициативу этому бумагомараке? А почему вообще здесь не решает только староста лагеря? Почему тон задает какой-то писарь и его дружок Оскар?
Хорст погладил усики и сказал веско:
- Заткнись. Никто не сомневается, что на территории лагеря единственный начальник - это я. Писарь действует с моего согласия и занимается только организационными делами, потому что он ежедневно бывает в комендатуре. Не так ли, Эрих?
- Разумеется, староста!
- "Разумеется, староста", - имитировал разъяренный Фриц хриплый голос писаря. - Разумеется! Каждый дурак знает, что этот староста не был бы старостой, если бы его не выдвинул великий Эрих Фрош. Руководство у нас подбирается так: во главе ставят ничтожество, чтобы тот, кто пониже, мог вертеть всем...
- Молчать! - одновременно крикнули Хорст и писарь с такой синхронностью, что оба, усмехнувшись, воззрились друг на друга. "Вот вам, пожалуйста, - говорили эти взгляды, - болтайте после этого, что меж нас нет полного согласия!"
- Mes amis франц.)>, - сказал вдруг грек Фредо, поднимая глаза от бумажки с цифрами, на которую он сосредоточенно глядел, всем своим видом давая понять, что у него нет времени прислушиваться к пререканиям немцев. Что-то у меня не получается... Три барака, одно отхожее место, один забор. И тысяча пятьсот рабочих, c'est une betise франц.)>.
- Ну, что, что еще? - нетерпеливо проворчал писарь. - Рапортфюрер приказал...
Фредо устремил на него невозмутимый взгляд карих глаз и чуть приподнял руку. Писарь умолк, но его шрам покраснел еще больше.
- Я подсчитал, - продолжал Фредо, - а если я ошибся, вы меня поправите, что вся строительная площадка составляет триста восемьдесят пять квадратных метров. Если поставить на каждый метр по четыре человека... Фредо кашлянул в ладонь, - они просто перебьют друг друга кирками...
Пока немцы препирались, Гастон тщетно старался подавить улыбку. Заговорил Брада, до которого, очевидно, не дошла тонкая ирония Фредо:
- Тут сказали, что я слишком много говорю, хотя я в основном молчал. Дайте-ка я сейчас выскажусь, чтобы герр Фриц оказался прав.
С минуту он говорил довольно сбивчиво, пока не перешел к тому, что волновало его больше всего.
- Послушаешь тут вас всех - хочется схватиться за голову и спросить: "С ума они сошли, что ли?" На апельплаце ждут люди, которые не ели уже трое суток. А вы тут спорите не о том, как сохранить им жизнь, потому что четверка хлеба их не спасет, - нет, вы грызетесь между собой и стараетесь провести друг друга, а главное тех, что ждут там, на апельплаце...
- Пардон, - сказал Фредо и поглядел Оскару в глаза. - Не все!
- Не все, - отозвался в унисон ему и Гастон. Оскар рассердился было, что его перебивают, ему хотелось сказать что-то резкое. Но потом до его сознания дошло, что Фредо и Гастон, собственно, сказали очень правильные слова и таким тоном, в котором было не возражение ему, а скорее поддержка. И Оскар, чуть опустив подбородок, продолжал более дружелюбно:
- Вы меня знаете, я немного вспыльчив. Но я не хотел рубить сплеча и всех стричь под одну гребенку. И все-таки вы тут не правы. Эрих верит эсэсовцам: мол, меняется дух лагеря. А потом тот же Эрих, как я убедился, сам велит проминентам гнать мусульман дубинками. Копиц хочет срочно строить забор внутри лагеря, а вы из кожи вон лезете, чтобы выполнить его приказ, спорите о том, как все это получше организовать, и ни один из вас не задается вопросом: а зачем нужен этот забор? Я вам скажу зачем: там будет штрафное отделение, "дисциплинарка", как во всех лагерях! Вот вам и новый дух лагеря, вот чего он стоит!
Подбородок Оскара опять выпятился и вздрагивал от волнения. Врач искренне беспокоился за полторы тысячи узников, оставшихся на апельплаце, к тому же ему нелегко было точно выражать свои мысли по-немецки. Он не умел дипломатически маневрировать, как Фредо, и его раздражало присутствие головореза Фрица. Все это усиливало волнение Оскара.
- Ох, уж этот наш Оскар! - заговорил Эрих. - Это так на него похоже! Вечно паникует, волнуется, подозревает кого-то. Все мы знаем его характер, потому и не сердимся. В конце концов на то он и доктор, чтобы тревожиться о здоровье людей. И пусть тревожится. Новый дух в лагере будет, я не вру, камарады, и этот неугомонный Оскар нам очень пригодится. - Писарь выдавил из своего горла смешок, но никто не подхватил его. - Главная наша задача сейчас - это поставить новый лагерь на ноги. Нам не грозит никакая "дисциплинарка", никакой карцер, порка или виселица - об этом герр рапортфюрер сказал мне вполне определенно. От нас требуют построить новый забор? Что ж, мы построим. Вы не знаете, зачем это нужно, а я знаю, но пока не могу сказать. Вот возражение Фредо более серьезное. Он, конечно, прав, и, я уверен, вы не считаете меня таким ослом, который не подумал об этом заранее. - Снова неловкий смешок, и опять никакого отклика. - То есть о том, что полторы тысячи человек просто передавили бы друг друга на этой площадке... Проще всего было бы запереть новичков в бараки, пусть себе дрыхнут, а всю работу поручить старой стройкоманде. Она бы, наверное, даже скорей управилась. Но рапортфюрер решил использовать всех прибывших, не спорить же мне с эсэсовцами. Мы выйдем из положения иначе: бригады, которые он сформировал, разделим на несколько смен и пустим на участок как можно меньше новичков в один прием. Скажи откровенно, Фредо, разве я не говорил тебе об этом еще на апельплаце, когда мы составляли списки?
- Да, припоминаю, - примирительно сказал грек, чтобы поддержать престиж писаря. Но тот настолько проникся верой в свою прозорливость, что даже не воспринял слова Фредо как ложь.
- Вот видите, - продолжал он довольным тоном, - даже ловкачу греку пришлось признать, что ему не угнаться за мной.
Открылась дверь, и в контору заглянул капо абладекоманды Зепп.
- Хлеб расфасован, господа!
Эрих был рад, что их спор прервали. Он потер руки и воскликнул:
- Отлично! Теперь остается обеспечить правильную раздачу хлеба, чтобы никто не урвал лишней порции, а потом начнем работу. Дерек, твои землекопы получат завтрак первыми. Есть еще какие-нибудь замечания? - он обвел взглядом собравшихся.
Оскар поднял руку.
- У меня, Эрих. Доктор Шими-бачи доложил мне, что сегодня утром, перед побудкой, какой-то проминент дал пощечину чеху из четырнадцатого барака. Просто так, ни за что ни про что. И при этом сломал ему челюсть. - Оскар провел рукой по щеке, показывая, что произошло. -Повреждение пустяковое, но предупреждаю вас, что пострадавший не выживет. Жевать он не может, челюсть срастется не скоро, питательной жидкой пищи у нас нет, и пациент попросту умрет от голода. Я настаиваю, - подбородок Оскара опять дрогнул, и врач уперся взглядом в глаза писаря - на том, чтобы виновник был наказан как убийца и чтобы с побоями было наконец покончено.
- Ты кончил? - нетерпеливо спросил писарь. - Ну и хорошо. Чтобы ты знал, что мои слова о новом духе лагеря - чистая правда, обещаю тебе здесь, перед всеми, что все будет по-твоему: обидчик понесет наказание, проминенты получат предупреждение, с дубинками покончено. Честное слово! Но только завтра. Вот построим эти бараки, получим свободный день - не смейтесь, завтра мы его наверняка получим! - и тогда все устроим. Будешь доволен, Оскар!
* * *
Раздача полутора тысяч порций хлеба тут же, под открытым небом, была нелегким делом. Писарь с облегчением подумал о том, что у проминентов пока еще есть в руках дубинки; он был твердо уверен, что в противном случае голодная толпа вырвала бы корзины с хлебом из рук повара.
Жующие люди группами расположились на земле. Среди них прохаживался Хорст.
- Хлеб съедайте весь, не создавайте соблазна для воров, - поучал он. Старая лагерная примета гласит: кто не съест сразу выданный хлеб, тот недолго проживет в лагере. - Он остановился около узника, который, прикрыв глаза, сидел на земле и держал в руках свою порцию хлеба. - А ты почему не ешь?
Феликсу было трудно говорить. Он показал на посиневшую щеку и прошептал:
- Челюсть сломана...
- Ага, - с важным видом кивнул Хорст, - так это ты и есть тот самый пострадавший? Я слышал об этом безобразии. Мы примем меры, твой случай будет расследован.
И он продолжал свой обход.
Феликс поглядел на ломоть хлеба в руке, и слезы снова потекли у него по щекам. "Почему это случилось со мной? Почему?"
Он отщипнул кусочек мякиша, но хлеб был старый и черствый, даже шарик невозможно было скатать из такого мякиша. Феликс сунул хлеб в рот, попытался размягчить его слюной и потом разжевать, но слюны оказалось слишком мало. Много было только слез, они все катились и катились по грязным щекам, крупные, как горошины. Зденек снова отправился к врачу.
- Шими-бачи, нельзя ли что-нибудь сварить для Феликса? Кашу? Достать немножко сахару?
Маленький венгр добродушно сощурился и повел Зденека к своему начальнику.
- Он насчет того человека со сломанной челюстью, - сказал он Оскару. Вы договоритесь по-чешски.
Оскар впервые видел Зденека. Он посмотрел на него в упор своим обычным хмурым и пристальным взглядом. С людьми, которые у него чего-то просили, он всегда разговаривал строго и даже неприветливо, словно боясь вызвать у человека надежду на большее, чем он, Оскар, в состоянии сделать.
- Ты товарищ Феликса? С ним дело плохо, сам понимаешь. Все вы сильно ослабли, а у него еще это... Пару кусков сахару я, наверное, достану. На обед будет картошка. Разомнешь его порцию, а я постараюсь раздобыть кусок маргарина. Посмотрим, сможет ли он это съесть. Сомневаюсь. Что он делал на свободе? Пианист? Физически он слабоват. Удивляюсь, каких некрепких людей пропустили на этот раз через селекцию в Освенциме... Ну, это хороший признак, видно, у Гитлера дела настолько плохи, что и мы ему годимся. А уж с нашей-то помощью он обязательно выиграет войну, это факт, а?
Глаза Оскара смеялись. Зденек тоже усмехнулся.
- Факт!
* * *
В десять часов утра и в самом деле начали рыть канавы. Абладекоманда, пополненная десятком новичков покрепче, выкатила из ворот тележку и, громко ухая, возила стройматериалы со склада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62