Оттуда стали постоянно обращаться к Тимофею Константиновичу за помощью. Да и лечить своих раненых соседи часто привозили к нам. Но если случай особенно тяжелый, разве раненого повезешь?
Однажды из села Седлище, расположенного в сорока километрах от нашего лагеря, прискакал к нам под вечер командир партизанского отряда Виктор Карасев.
Я уже по его лицу понял, что у соседа стряслась какая-то беда.
- Комиссар наш ранен, - сообщил Карасев. - Шесть дней назад полоснуло пулеметной очередью... Все хуже ему и хуже! Умирает Михаил Иванович...
- Почему же только сейчас явились?
- Эх, не говорите, Алексей Федорович! Зря, конечно, на собственные силы понадеялись... Но, может быть, еще и не поздно! Слыхал, что ваш хирург способен на чудеса.
Вскоре Гнедаш вместе с Карасевым и охраной отправились верхом в путь. Проходит и день, и два, и три - не возвращается Тимофей Константинович. Что такое?! Наконец доставляют его обратно в целости и сохранности.
- Случай тяжелый, а главное - запущенный, - начал рассказывать Гнедаш. - Кстати, и со мной произошел случай не из легких... Я с детства верхом на лошади не сидел, а тут гнали несколько часов что есть мочи. В общем, сам слезть с коня уже не мог, снимать меня пришлось карасевцам... Но дело не в этом! Вхожу к раненому и застаю такую картину. Лежит Михаил Иванович без кровинки в лице, стонет, а слева и справа от него по пистолету. Один, оказывается, предназначен для врача, если еще больней ему сделает, а другой для себя, чтобы тут же застрелиться...
- Не может этого быть! - вырвалось у меня. - Я хорошо знаю Филоненко...
- Но вы не знаете, Алексей Федорович, что могут сделать с человеком шесть дней непрерывных, все усиливающихся болей! Ну я, конечно, попросил Карасева пистолеты убрать и начал осмотр без особых церемоний. Ранение ужасное! Несколько пуль прострочили комиссару всю нижнюю часть живота. Пробит кишечник, продырявлен мочевой пузырь. Все страшно воспалено. Я до сих пор, откровенно говоря, не понимаю, как не произошло общее заражение! Пришлось резать, шить, латать... Ведь работа у хирургов портновская.
- Как чувствует себя Филоненко?
- Лучше, несравненно лучше. Температура упала, боли утихли... Надеюсь, жить будет! Конечно, надо еще у него побывать. У них есть лишь врач-терапевт, да и то не особенно опытный...
Михаил Иванович Филоненко выжил, вернулся в строй, чувствовал себя превосходно.
Все наши медицинские работники регулярно выезжали в села для амбулаторного приема местных жителей. Выезжал и Гнедаш. Его, как человека нового в этих краях, многое, с чем приходилось сталкиваться, просто поражало. Помню, как-то Тимофеи Константинович сказал мне:
- Два века власти царской и два десятилетия власти панской фактически уже подвели население Волыни к той черте, от которой начинается вымирание. Чего только здесь не увидишь! Наследственный туберкулез, хронические желудочные заболевания, кожные болезни, множество недугов на почве истощения... А дети! Жутко на них смотреть!.. Рахитичные, бледные, опухшие, с тончайшими ногтями... И до чего низок тут уровень санитарной культуры! Всюду грязь, всюду пьют отвратительную болотную воду...
- Разве могла Советская власть за полтора года многое изменить?
- Я понимаю... Медицинское обслуживание только-только стали налаживать. Да ведь беда еще в том, что и при царе, и при панах население приучили избегать врачебной помощи... Вот сегодня оперировал одну старуху в Кухецкой Воле. Гнойное воспаление сумки коленного сустава. Сначала наотрез отказывалась от операции: "Не треба, не треба, пане докторе, ликувати, бо в мэнэ ничим платить!" С трудом растолковали, что никакой платы не требуется.
- Скажите, доктор, а не лучше ли наиболее сложные операции местным крестьянам производить в госпитале? Класть к нам по два, по три человека...
- Прекрасное дело сделаем! Только приветствую со своей стороны...
И вот в госпитале рядом с партизанами появились "цивильные". Им, как и всякому раненому или больному, доктор Гнедаш уделял много времени и внимания.
При первом знакомстве "цивильные" обычно не верили, что сам Тимофей Константинович из крестьянской, да еще из бедняцкой семьи. И уже в совершенное изумление повергал их тот факт, что этот сын незаможника получил двойное высшее образование: сначала педагогическое, а потом и медицинское.
- А на яки гроши? - спрашивали они.
- Да без грошей! Советская власть даром учила...
Не верилось людям. Верить начали, узнав доктора поближе. Он и говорил с людьми по-простому, по-крестьянски, мог и затянуть вместе с ними старинную песню, мог и выпить за компанию стаканчик самогона.
В одном селе окончательно убедились в крестьянском происхождении Гнедаша после любопытного случая. Как-то наш хирург увидел, что возле хаты молотят цепами хлеб двое мужчин, а с ними и молодая женщина на последнем месяце беременности. Доктор пристыдил мужчин, сказал им, что молодуху надо освободить от такой тяжелой работы.
- А кто за нее цеп возьмет? У нас батраков нет! - сердито ответил пожилой мужчина.
- Да и я могу взять! - пожал плечами Гнедаш.
Он отстранил молодуху, взял цеп и начал орудовать им с настоящей крестьянской сноровкой. Нет, никакой пан так молотить не сможет!
Стоит добавить, что семья освободила молодуху от всех тяжелых работ по хозяйству, что именно Гнедаш принимал у нее первенца, отлично выступив на этот раз в роли акушера, и что нашего доктора теперь считают в этой семье почетным кумом.
Да, был у партизанского соединения великолепный хирург, завел он в госпитале даже такие процедуры, как массажи, ванны и лечебная гимнастика, но это вовсе не значило, что наша медицинская служба не встречала на своем пути ни сучка ни задоринки. С трудностями приходилось встречаться огромными. Специфика работы во вражеском тылу остро давала себя знать. Скажем, в отличие от медиков армейских наши постоянно испытывали недостаток во многом самом необходимом.
Однажды начальник госпитальной аптеки Зелик Абрамович Иосилевич объявил Гнедашу, что у него осталось всего пять килограммов ваты.
- Будем экономить еще строже! - кивнул хирург.
Но как ни экономили, а вата убывала. Самолетов с Большой земли не предвиделось. Что делать? Над неожиданно возникшей "ватной проблемой" ломали голову все. Я всегда почему-то полагал, что самое важное среди перевязочных материалов - это бинты, а уж вату легко чем-нибудь заменить. Оказалось, совсем наоборот. Бинтов можно нарезать из любой материи, начиная от парашютного шелка и кончая суровым домотканым полотном, бинты выдерживают и по нескольку стирок. Вату же, специальную хирургическую вату, не постираешь и ничем не заменишь.
Пробовали наши медики применять, например, конопляные льняные очески. Не годятся! Они не гигроскопичны, то есть не обезжирены, а поэтому не впитывают выделения из ран. Желая помочь беде медиков, я напомнил Гнедашу, что на складе боепитания должна быть вата, которой обертывали хрупкие части сбрасываемого нам на парашютах оружия.
- Спасибо, - улыбнулся Тимофей Константинович. - Упаковочная вата может пригодиться для компрессов, но она тоже не гигроскопична и не впитывает выделений... Тут что-то другое надо найти. Ищем, продолжаем искать!
Мысли хирурга все чаще обращались к окружавшей его природе. В конце концов, все нужное человеку дает природа! И разве уже не выручали партизанских медиков дремучие Волынские леса? Еще как выручали!
Кончилась вилькинсоновская мазь. Чем ее заменить? Выгнали из березы деготь, смешали его с где-то раздобытой, а затем перемолотой неочищенной серой. Получилась отличная серно-дегтярная мазь... Больным необходимы витамины. Откуда их взять? Даем людям пить хвойный настой - опять лес выручил... Снег для приготовления дистиллированной воды - из лесу берем... Ягоды для киселей - из лесу... Сено для матрацев - из лесу... Сено хорошо впитывает влагу, оно гигроскопично, только на рану нельзя класть: ломкое, жесткое... "А если испробовать мох? - подумал Гнедаш. - Стоп! Кажется, нашел!.. Мох - это же тончайшие, нежные нити, сосущие из почвы влагу. Подсушить их, но так, чтобы не ломались, положить в марлевые мешочки..."
Тимофей Константинович вскочил с постели, зашагал по землянке. Неужели нашел? Попробовать обязательно надо. Скорей бы дождаться утра!
Утром несколько медицинских работников отправились в глубину леса. Вырыли из-под снега различные образцы мхов. Вернувшись в госпиталь, разобрали их по стебельку, разложили сушить. Медсестры принялись сшивать квадратики марли.
И вот марлевый мешочек, набитый подсушенным мохом, положен на рану, прихвачен сверху бинтом. Весь персонал госпиталя с нетерпением ждал следующей перевязки. Всех волновал один вопрос: пропитается или не пропитается?
Через сутки, когда бинт сняли, в палате раздались восторженные голоса:
- Пропитался! Впитывает! Ура!..
Надо заготавливать, перебирать, сушить мох, надо возиться с мешочками, но все это чепуха, работа никого не страшит, важно, что наконец решена труднейшая "ватная проблема".
Событие это было настолько знаменательным, что я зашел в госпиталь поздравить врачей и сестер.
- Скоро мы, вероятно, научимся йод из хвороста выгонять, а хлороформ - из кленовых листьев! - посмеивался Гнедаш. - Пока и мох вместо ваты - великое подспорье... Вот попрактикуемся с неделю-другую, затем созовем научную конференцию. Все расскажем и покажем отрядным врачам, пусть у себя наше открытие вводят... Ваты нигде сейчас нет!
Мы прошлись по палатам, заглянули и на хозяйственный двор. Посреди площадки с плотно утоптанным снегом двое выздоравливающих пилили дрова. Ба! Да ведь один из них - Павел Мышлякевич.
- Трудовая терапия! Руку себе разрабатывает! - объяснил Гнедаш.
- Как жизнь молодая, товарищ Мышлякевич? - спросил я шутливо.
- Спасибо, Алексей Федорович! Живем - хлеб жуем, работаем помаленьку, с людьми разговариваем... А чего еще надо человеку, который, можно сказать, побывал в могиле?!
Сколько вот таких же, чуть ли не записанных в покойники партизан вернул к жизни доктор Гнедаш! 83 процента раненых, прошедших через наш госпиталь, возвратились в строй, около 16 процентов мы отправили долечиваться на Большую землю, и только один процент с небольшим не удалось спасти.
Хороший вклад в боевые дела нашего соединения внесли неиссякаемая энергия доктора Гнедаша, его организаторские способности, врачебный талант.
Мы видели Тимофея Константиновича не только бодрым, веселым, жизнерадостным. Позже его скрутили жесточайшие приступы ревматизма. Гнедаша температурило, ходил он на костылях... Но и опираясь на костыли, мужественно стоял партизанский хирург у операционного стола, помогая раненым бойцам своим скальпелем.
У нас было много хороших врачей, но я не знаю равного Тимофею Константиновичу. По-моему, коммунист Гнедаш - настоящий рыцарь Красного Креста, благородный и самоотверженный.
ЯРИНИНА МОГИЛА
За железной дорогой Ковель - Брест до пограничного Буга распростерся довольно большой кусок советской земли. Южную его часть составляет Шацкий район, Волынской области. Здесь типичный для украинского Полесья пейзаж. Сосняк и дубовые рощи перемежаются с болотистыми равнинами. Много озер, речек. Отсюда, из-под Шапка, берет начало полноводная Припять.
Во всем районе нет ни одного города. В селах и хуторах живут украинцы, пробывшие без малого двадцать лет под тяжким гнетом панской Польши. Жандарм, помещик, кулак, известные нашим детям лишь по книгам и киноэкрану, были тут в полной силе до 1939 года. Свободно вздохнули шацкие полищуки ненадолго... Война! Граница - рядом. Каковы фашисты, жители района узнали на другой же день после начала войны.
Но вскоре и здесь началось сопротивление врагу. Народная борьба быстро ширилась и была жестокой. Об этом, когда мы пришли в Шацкий район, прежде всего рассказали могилы... Их было много. Могилы местных партизан и могилы фашистов, нашедших смерть от партизанской пули, могилы расстрелянных целыми селениями крестьян и могилы казненных крестьянами предателей.
Шацкие партизаны влились отдельной ротой в 3-й батальон нашего соединения. Они показали нам и Яринину могилу, маленький холмик у края лесной поляны. О Ярине вспоминали с нежностью и болью все, кто ее знал.
Комсомолка Ярина Смоляр заведовала сельским клубом в Кропивниках. Она одной из первых в районе стала партизанкой. Краткая повесть об этой девушке будет повестью и о всех тех, кто поднял оружие против гитлеровцев в Прибужье, на самой западной окраине Советской страны.
Захватив Кропивники, фашисты в тот же день повесили председателя колхоза, а старостой назначили Стодона Гинайло. Он был старостой, или, как тогда называли, солтысом, и при польской буржуазной власти. В те мрачные годы Гинайло выдал охранке нескольких местных коммунистов и комсомольцев, за что понес кару от советского суда. И вот выпущенный из тюрьмы Стодон снова первое для жителей Кропивников начальство.
- Один уже висит! Скоро до всех вас доберемся! - говорил староста, поглядывая на сельских активистов.
Немало кропивнянцев во времена Пилсудского и Рыдз-Смиглы состояло в рядах нелегальных Коммунистической партии и комсомола Западной Украины. Когда же до самого Буга утвердилась Советская власть, они первыми включились в строительство новой жизни. Ничего хорошего не могли ждать для себя от фашистов заместитель председателя колхоза Афанасий Бегас, комсомольский вожак Иван Шепеля, секретарь сельсовета Евгения Боярчук, председатель сельпо Марк Смоляр и его дочка Ярина, коммунист Денис Сухецкий, колхозные передовики братья Рупинец, Николай Козак, Николай Сулим, да и не только они.
Эсэсовцы шныряли по соседним селам, выискивая "красных". И все мрачнее посмеивался верный прислужник оккупантов староста Гинайло.
Тем, кому дорога свобода и кто готов ее отстаивать, надо было уходить в лес, браться за оружие. Вместе с Афанасием Бегасом забрались в непроходимую чащу и вырыли себе землянки первые пятнадцать человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53