Будиловский и Пятницкий знали, что после этих слов все, кто бодрствовал, станут еще бодрее, кто спал, мгновенно поднимется, кто забыл что-то сделать вчера, примется делать сию минуту. Команда Жени Савушкина ординарцу Степану Даниловичу Торчмя "На прорубь!" означала, что командир встал и сейчас вместе с новеньким лейтенантом будет обливаться до пояса обжигающе-студеной водой из речки, а потом осматривать хоть и невеликое, но довольно мудреное хозяйство батареи, затаившейся на прямой наводке.
Обливание по утрам Роман Пятницкий принял безоговорочно, сразу, как прибыл сюда "для прохождения дальнейшей службы". За первой процедурой Женя Савушкин наблюдал с восторженным ожиданием интересного: вот сейчас лейтенант стащит гимнастерку, Степан Данилович окатит его из ведра с гуляющими там льдинками, и Женя услышит девичий визг. Но ожидаемое удовольствие было испорчено с первого раза. Бугорчатые мышцы возле лопаток, каменно обкатанные бицепсы лейтенанта заставили Женю уважительно крякнуть. Степан Данилович тоже оценил эту картину: "Ничего, жилистый Владимирыч".
Горячее тело парило, Роман мычал и шоркался полотенцем.
И остальные из взвода управления, кто откуда мог, наблюдали за происходящим - и в первый, и во второй день, а потом перестали смотреть, приелось. Не смотрели и в это утро.
Во время бритья Будиловский справился у Пятницкого:
- Какие планы, лейтенант?
Вопрос приятно тронул Романа. Неразговорчивый, нелюдимый и раздражительный капитан был, похоже, из тех людей, заглянуть в душу которых не каждому дано, а с невеликим жизненным опытом и вовсе - как в замерзшее окно смотреть, ничего не видно. Если только в проталинку, да и ту еще продуть надо. Старший на батарее лейтенант Рогозин доверительно сообщил Роману, что Василий Севостьянович в общем-то не такой, это его недавно стукнуло. Письмо какое-то, сказывают, получил.
Ну, если комбат спросил о планах Пятницкого, значит, признал его старательность. Не потому ли признал, что командир дивизиона капитан Сальников вчера похвалил Романа?
Хвалить было за что. Прибыл в батарею Роман с неисправимой училищной закваской и был несказанно поражен тем, что увидел на НП. Журнал наблюдений и карточки целей, схемы ориентиров и боевого порядка, журнал фиксации действий вражеской артиллерии были в прескверном состоянии. И дежурство на наблюдательном... Если днем разведчики поглядывали, то ночью, порасслабившись в заманчивом затишье позиционной войны, бессовестно спали под стереотрубой. Все в норму привел лейтенант Пятницкий.
Вопрос Будиловского о планах мог означать только одно - свободу действий командира взвода управления.
- В пехоту, пожалуй, смотаюсь, надо ближе познакомиться, кого поддерживаем.
Капитан Будиловский перестал шуршать бритвой о щетину, приподнял белесую бровь, произнес:
- Ну-ну...
И в этом междометии слышалось одобрение. Роман даже порозовел, но не столько от приятности, сколько оттого, что приврал малость. Очень хотелось повидаться с сержантом Пахомовым. Хотя почему - приврал? Правда, в пехоту собрался, и не куда-нибудь, а во второй батальон, который поддерживает их батарея.
Глава третья
Река Йодсунен, что обозначена на крупномасштабной карте голубой извилинкой, и не река вовсе. Так, речушка. Но и не скажешь, что курица вброд перейдет. Перед наблюдательным пунктом батареи в ширину метров двадцати достигает. Даже мостик есть. Должно, с него свалился немецкий танк, когда наши прижимали немцев к Гумбиннену. Лобовой частью брони врезался в лед, да так крепко, что снаряды через люк высыпались и, припорошенные снежком, валялись теперь заостренными полешками.
По имени этой речки и господский двор называется - Йодсунен. Велики ли там господа, но двор ничего, сносный: кирпичный дом с мансардой, кровля из неломкой черепицы, стены перемерзшим плющом увиты, два сарая, коровник с конюшней - тоже кирпичные, под навесом сеялки-веялки всякие, исщепленные да исклеванные тихой войной в обороне.
Двор - на левом пологом берегу, а на правом, суходоле, где начинаются пашни, пехота нарыла окопы в человеческий рост. По лесным опушкам да на окраине Альт-Грюнвальде, в километре от наших траншей (а где и меньше), обосновались немецкие войска.
В мансарде господского дома, под самым коньком крыши, и утвердился НП седьмой батареи капитана Будиловского.
Артиллерийскому разведчику несложно мысленно поменяться местами с противником и посмотреть на свой наблюдательный его глазами. Посмотрел лейтенант Пятницкий и увидел: вилюжистый, заросший ивняком берег речушки с русскими траншеями, а за охряными навалами брустверов, дальше, за речкой, чуть выше уровня земли торчит черепичная крыша, поскольку сам дом, хозяйственные постройки, все подворье утонули в приречной низине.
Знал противник или не знал о существовании наблюдательного пункта под коньком крыши - трудно сказать, но увесистые снаряды и мины время от времени кидал сюда.
Пятницкий миновал двор, полюбовался на целехонький танк, который трофейные команды, надо полагать, приспособят потом к делу, и вышел к противоположному берегу. Постоял, вспоминая, каким ходом сообщения ближе в четвертую роту. Не вспомнил. На счастье, солдат откуда-то вынырнул. Пятницкий остановил его, спросил. Заспанный, с неопрятным лицом солдат просипел недружелюбно:
- А тебе кого там?
- Командира взвода Пахомова,- с укоризной сказал Пятницкий.
- А-а, сержанта нашего,- пропустил солдат мимо ушей строгость молодого офицера.- Это вон туда. Поворота через три его берлога. Близенько тута.
Отцепляя котелок и оскользаясь на спуске, солдат, едва не падая, продолжал путь к реке.
"Экий ты неразумный, взял бы левее",- проводил его взглядом задетый равнодушием Пятницкий.
Пехота не сидела без дела: углубляла траншеи, расширяла и строила блиндажи. "Берлога" командира взвода сержанта Пахомова за минувшую неделю стала более просторной. Теперь на земляных нарах можно разместить до десятка человек.
Игнат Пахомов искренне обрадовался приходу Пятницкого.
- Ромка? Здорово! Как живешь-жуешь?
Нет, десятерым, когда Игнат Пахомов в блиндаже, на нарах не разместиться. А еще говорят - мастодонты исчезли...
- Что нового? Навел порядок на НП? - сыпал Игнат вопросами.Пулеметчиков вот собрался проверять Хочешь со мной? Фрицев из "Дегтярева" попугаем. Далековато, по правде сказать. Саданешь очередью, они, как куры деревенские от полуторки,- кто в окоп, кто носом в землю. И не разберешь ты свалил или просто так свалился. Одного все же угробил недавно,посмеиваясь, рассказывал Пахомов.- Такая паскуда, слов нет. Скотина безрогая. Но, по правде, не из боязливых.
Дождался раз, когда вылезут с лопатами,- врезал очередью на полдиска. Враз укрылись кто где, а этот на бруствере остался. Стоит, сука, в полный рост да еще по ширинке похлопывает. Аж в голове засаднило... На другой день все же смахнул немчика... По правде, может, не тот это был, который свое хозяйство рукавичкой проветривал, да хрен с ним. Все равно фриц... Сейчас осторожнее стали. Нет, не из-за меня. Снайпер у нас появился. Не снайпер золото. Четырем уже черепки продырявил. Снайпер - глаз не отведешь. Зиночкой звать.
Посмеялись, порадовались, что есть на свете такие снайперы, и зигзагами окопа прошли до небольшого дзота. Пулеметчиком оказался тот самый солдат, которого Пятницкий встретил у реки. Сутул, хилогруд, он успел побриться, но молодцеватости от этого не приобрел. Стоял, сунув руки в залоснившиеся рукава, наушники шапки без тесемок, брезентовый ремень провис от подсумка ниже пупка.
Дзот пропах сыростью и паленой тряпкой. Пахомов поискал глазами источник смрада, сплюнул: едко чадил воткнутый в глинистую стенку туго скрученный жгут из белой ткани.
- Противогаз надел бы,- буркнул Пахомов,- помрешь ведь, Хомутов.
- Не помру,- возразил солдат,- без курева скорей сдохнешь. Старшина, жмот, вторую неделю ни единой спички.
- А кресало? Нет, что ли?
- Пошто нет, есть, так все козонки поотбивал. Отсырела, поди-ко,объяснил Хомутов.- Была зажигалка - я ее у пленного леквизировал,- но бензин кончился, на махру променял.
Пахомов сорвал тлеющие тряпки, втоптал в земляной пол. Молча подал солдату сбренчавший коробок спичек. С такой же немотой пулеметчик принял спички, сунул их за пазуху - поближе к теплу и для большей сохранности.
Перед амбразурой лежал порошистый снег, присеянный семенем бурьяна. Упругий ветерок, набегая, перекатывал снежную россыпь, бросал ее внутрь дзота. Снежок оседал на площадке, крохотно сугробился у основания сошников "Дегтярева". Судя по всему, пулемет давно бездействовал.
- Где второй номер? - спросил Пахомов.
- А вон, покемарить прилег.
Лейтенант Пятницкий и сержант Пахомов только сейчас разглядели в полумраке съежившуюся фигуру человека. Он лежал на грязной-прегрязной перине, закутавшись в шинель с головой.
- Поднять, товарищ комвзвода? - спросил Хомутов.
- Зачем, пусть спит. Пулемет почему морозишь? Фрицев жалеешь?
- Че их жалеть... Стреляем малость, когда вылазят. А так...- солдат вяло шелохнул плечом.- Дразнить только. Зараз минами швыряться почнут. Вчерась девчонка, снайпер энтот, неподалечку устроилась. Сковырнула одного - че тут подеялось! Ваньку Бороздина ранило, глушитель у пулемета покарябало...
- Нагнали страху, значит? - выговаривал Пахомов.- То-то ты руки в рукава: я вас не чепляю, и вы меня не чепляйте. Так, что ли?
- Пошто так? Нет, не так.
- Где снайпер сегодня?
Что-то живое мелькнуло на худом, с порезами выскобленном лице пулеметчика. Он шагнул к амбразуре, выпростал руки, ткнул узловатым, плохо сгибающимся пальцем в сторону нейтральной:
.- Там вон. Затемно забралась. Давеча подстрелила одного... Веселая такая, красивенькая, а людей убивает.
- Людей,- передразнил Пахомов, устраиваясь у пулемета.- Нашел тоже людей...
Пятницкий укрепил локти на площадке, подкрутил окуляры бинокля по глазам. Немецкие окопы шестикратно приблизились. Безлюдные, будто вымершие.
У солдата глаза и без бинокля хорошо видели. Разъяснил:
- Попрятались. Боятся.
- Не тебя ли? - намеренно обижая, спросил Пахомов.
Солдат хмуро засопел:
- Я же говорю - че по пустому-то... Девчонка их тут всех перепужала.
Пятницкий, пытливо шаривший биноклем по нейтральной полосе, толкнул локтем Пахомова:
- Игнат, а это что, труп, да? Ничего себе поза... Не наш ли?
- Фриц, больше некому. Своих мы всех повытаскивали.
- Н-не, не похоже на фрица,- возразил Пятницкий, разглядывая труп.Шинель вроде наша, сапоги хромовые... Не сразу до смерти, встать еще хотел.
- Как это не фриц? - встревожился Пахомов.- Дай-ка бинокль. Чего ты мелешь, фриц это.
- Не тот, во-он правее копешки с клевером, снежком примело. Там еще столбик расщепленный. Если наш, то это же дико, Игнат. Будто врагам кланяется.
Жутко было видеть, как меняется лицо богатыря Пахомова. Долго не отрывал бинокль от глаз. Рассмотрев, убедившись в чем-то, хрипло проговорил:
- Выйдем.
В ходе сообщения, где их никто не мог услышать, сержант Пахомов сказал:
- Сдается, Колька Ноговицин... На карачках перед фашистами?! - Он сунул пятерню под шапку, ухватил волосы в горсть, скрежетнул зубами.- Как же так? Я сам ползал... Борьку Григорьева вынесли, танкиста обгоревшего вынесли, а Кольку... Как же так?
Ознобная дрожь пробежала по хребту Пятницкого от мысли, которую он тут же решительно высказал вслух:
- Давай сходим ночью, вынесем.
Игнат вскинул удивленный взгляд, задержал его на возбужденном скуластом лице Романа.
- Без командира роты тут...
- Доложим, расскажем.
- Новенький он у нас, что для него Колька... Нет, не согласится. Обгавкает и прикажет не рыпаться. Тут санкции свыше нужны.
- Санкции, санкции,- рассердился Пятницкий.- Вдвоем вынесем - вот и все санкции.
Пахомов нахохлился, расщепил плотно сжатые губы.
- Ну, ты... репей. У меня, что ли, не саднит? Колька! Герой Советского Союза - на коленях перед фрицами! Да я... Хрен со мной, пусть на пулю нарвусь... Шуму-гаму только вот наделаем. На всю дивизию.
- Вынесем - все спишут,- туже завинчивал Пятницкий.
- Спишут-напишут, потом резолюцию ниже спины наложат,- уже просто так проговорил Пахомов.
- Нашел чего испугаться! - необдуманно задел его Пятницкий.
- Но, ты, полегче,- нахмурился Игнат.- Тут моя забота. По правде, тебе и соваться нечего. Случись что с тобой - меня в штрафную или к стенке прислонят.
- Штрафну-у-ую,- оттопыривал губу Роман.- Рано туда собрался. Все разумно сделаем.
- Так-таки - разумно? Смотри-ко на него, будто он только тем и занимался, что трупы из-под носа немцев вытаскивал.
- Трупы не вытаскивал, а живого фрица вытаскивал. Один раз, правда. Так что опыт у меня есть.
- Где это ты вытаскивал? - Пахомов недоверчиво скосил глаза.
- В штрафбате.
- Где-где? - поражение заморгал Пахомов.
- Сказал же, чего повторять-то.
- За какие такие грехи?
- Ладно, Игнат, история длинная...
Игнат сокрушенно помотал головой:
- Ну, Ромка, наделаем мы с тобой делов.
- Согласен?
- Согласен...- хмыкнул Игнат.- Я бы и один пошел... Давай-ка пошурупаем мозгами, как да что. Пулемет пристрелять надо. Я за него Баймурадова посажу вместо этого сутулого. Есть у меня туркменчик узкоглазый. Акы звать. Мировой парень. Без промаха на ходу с руки лупит и умеет держать язык за зубами. Если что - огоньком прикроет.
Глава четвертая
Не сразу остыло тогда тело младшего лейтенанта Ноговицина, успело растопить под собой снежок. Теперь колени и руки льдисто приварились к щетине скошенного клевера. Задубевшего, промерзлого Ноговицина завалили набок. Похрустывая, отодралась пола шинели, по шву распялился рукав. Игнат протолкнул руку за холодную, как погребица, пазуху мертвого, пошарил.
- Все на месте. Ордена, звездочка,- прошептал он.
- Обратно поспешим? - спросил Пятницкий.
- Оттащим вон за те кучи, отдышимся малость. Я поволоку, а ты раком пяться, поглядывай, чтобы немцы на спину не сели.
- Не беспокойся, прикрою,- заверил Роман.
Говорили тихо, в ухо друг другу. Пятницкому и с невеликим его боевым опытом ясно было, как вести себя в таких случаях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28