Судьба его армии, государства и особенно неблагодарность Австрии, которую он в 1849 г. спас от гибели, подтачивали его здоровье. Но днем он всегда был бодр, и никто не видел, что происходило у него внутри и что он переживал".
Да! Усопший царь Николай был человеком в полном смысле этого слова. Мир праху его!
В апреле я имел беседу с нашим новым генерал-квартирмейстером, генерал-адъютантом бароном Ливеном, которого я лично знал с 1833 г. Он сказал мне, что я должен еще на год отправиться в Оренбург, чтобы закончить съемку Киргизской степи, а через год он переведет меня в столицу. С этим обещанием я уехал из Петербурга, покинув еще раз свою семью, и вернулся через Москву, Симбирск и Самару в мой , одинокий дом в Оренбурге, где все было в полном порядке. Я сразу же отправился в летний лагерь графа Перовского, которого нашел очень больным. Он принял меня чрезвычайно приветливо, спросил о моей семье и сказал мне: "J'ai trop compte sur mes forces; je n'aurais pas du accepter pour la seconde fois une place comme celle, que j'occupe actuellement; il у a trop de besogne et ma sante est tout a fait delabree"*72.
Тем не менее он целый день сидел за письменным столом, прочитывая и подписывая документы, и наслаждался свежим воздухом только вечером. Раньше он ежедневно совершал прогулки верхом, но теперь из-за астмы лишился этого отдыха.
Беспорядки в степи, вызванные пресловутым батыром Иссетом Кутебаровым, которого подстрекали к этому хивинцы, вынудили графа в сильную жару приехать на несколько дней в Оренбург, чтобы подготовить экспедицию в степь.
Казачий полковник Кузьминский получил приказ поймать разбойника. Однако это была нелегкая задача. Стада у его орды, правда, были отобраны, и в Оренбурге было продано около 80 тыс. овец, но Иссет Кутебаров с частью своей банды снова скрылся в Хиве, как это он уже не раз делал в прежние времена, когда, теснимый нашими летучими казачьими отрядами, попадал в безвыходное положение. Позднее он все же сдался. Он был последним батыром в оренбургской Киргизской степи. С 1856 г. там все спокойно, и киргизы начали понемногу привыкать к цивилизации, занялись хлебопашеством, многие имеют постоянное местожительство, однако большая часть продолжает заниматься скотоводством и вести кочевую жизнь, потому что к этому их принуждает степь. Вообще, влияние умеренной политики русского правительства с каждым годом все больше распространяется среди этих степных народностей.
Приближалась осень 1855 г. Из степи вернулись мои топографы, которые завершили съемку Устюрта, между Каспийским и Аральскими морями, до залива Кара-Богаз. Они перенесли много трудностей, терпели жажду и жару в этой пустыне и занимались теперь обработкой своих топографических карт. Съемка Оренбургской губернии была также закончена. Поэтому я хочу кратко описать, как велась съемка в Оренбургской губернии и в Киргизской степи, а также дать обзор заснятого пространства и рассказать, чего это стоило.
Ежегодно в неисследованные районы губернии посылались два-три отряда топографов по шесть-восемь человек под командованием опытных офицеров того же корпуса. Их сопровождали пешие и конные башкиры, которые были приданы каждому топографу как проводники, носильщики топографических инструментов и для выполнения других услуг во время полевых работ. Каждый топограф был обязан в течение лета и осени заснять полтора-два топографических листа в масштабе 1 английский дюйм: 1 верста, в зависимости от рельефа местности и наличия лесов. Ежемесячно командир каждого отряда верхом или в легком экипаже совершал одну или две поездки по вверенному ему району, чтобы осмотреть съемку и проверить ее точность. Каждый топограф заполнял полевой журнал, в котором указывал ежедневную съемку в квадратных верстах и саженях, а также состояние атмосферы и другие подробности. Офицер во время своих объездов проверял и подписывал этот журнал.
На карту всей Оренбургской губернии предварительно или во время съемки наносили астрономические пункты и геометрическую сетку. Съемка продолжалась с 15 мая по 1 сентября.
В степь ежегодно отправляли два, а иногда три отряда по четыре, шесть и восемь топографов, каждый год под командованием опытного офицера-топографа. Их сопровождали конвой из 80-150 оренбургских или уральских казаков под началом одного офицера, а также необходимое количество верблюдов и казачьих телег для транспортировки провианта, юрт и инструментов. Ранее я уже рассказывал, какой рацион полагался ежедневно каждому офицеру и топографу. Кроме того, они получали столовые и порционные деньги, чтобы обеспечить себя всем необходимым во время четырехмесячного пребывания в степи. Каждый отряд производил съемку определенной территории в масштабе 1 английский дюйм: 2 версты, а в пустыне - 1 английский дюйм: 5 верст. Иногда отдельные топографы уезжали с небольшим прикрытием из состава конвоя на срок от трех до шести дней, взяв с собой необходимые продукты, даже воду в бурдюках или бочонках, если возникала необходимость делать съемку безводной местности, и овес для лошадей в тех местах, где нельзя было найти травы. Чтобы указывать им путь движения конвоя и обоза и чтобы, возвращаясь в темноте, они не блуждали по степи каждый вечер в лагере пускали ракеты. Чем дальше на юг шли топографы в степь, тем тягостнее и труднее становилась съемка. Особенно сложно было работать на Устюрте, куда они должны были добираться верхом на верблюдах, потому что летом здесь либо совсем отсутствовал корм для лошадей либо его было очень мало. Командир обязан был каждый раз представлять топографическое описание выполненной съемки, иногда даже зарисовки найденных там древностей могил, построек и т. д. Например, в 1855 г. на Устюрте было найдено и зарисовано в натуральную величину множество опрокинутых статуй, частично поврежденных, неизвестной эпохи.
Несмотря на то что и в степи было определено много астрономических пунктов, связать их геометрической сеткой оказалось невозможно, так как отдельные предметы, вырисовывавшиеся в необозримой степи, были киргизскими захоронениями или отдельно стоящими курганами либо холмами, расположенными на огромном расстоянии друг от друга. То, что степная съемка была выполнена с максимальной точностью, доказывает, например, тот факт, что она помогла устранить ошибку, допущенную при определении долготы Орска; было сделано повторное определение, после чего на наших картах ее переместили примерно на 3 версты на восток.
В 19-м томе "Записок императорского депо военных карт", опубликованных в 1857 г., находятся (с. 33-57) пять составленных мною еще в Оренбурге таблиц всех геодезических работ, которые велись в Оренбургском районе с 1830 по 1856 г., год за годом. В них указано, сколько офицеров и топографов занималось ими, где они проводились (в губернии или в Киргизской степи), сколько ежегодно квадратных верст было заснято как в губернии, так и в степи, какова стоимость работ и из каких средств они финансировались, наконец, во сколько обходилась государству съемка одной квадратной версты (за вычетом окладов офицеров и топографов и стоимости продуктов): в эту сумму входили порционные деньги, плата за наем верблюдов, погонщикам, проводникам, деньги на приобретение юрт и т. д.
Ниже приводится общая сумма расходов по этим пяти таблицам. Средняя стоимость съемки одной квадратной версты составляет по ним лишь 7 копеек серебром.
Кроме того, согласно шестой таблице с 1838 по 1853 г. в Оренбургском районе было определено 239 астрономических пунктов; стоимость работ составила 7060 рублей 353/4 копейки, в среднем 29 рублей 54 копейки за каждый пункт.
Таблица Квадратные Рубли Копейки
версты
AC Инструментальная съемка
Оренбургской губернии
(1 англ, дюйм : 1 верста) 328 371 54 192 90 1/4
В Предварительная ее
рекогносцировка
(1 англ, дюйм: 5 перст) 233 099 3631 58 1/2
D Полуинструментальная съемка
Киргизской степи
(1 англ. дюйм: 2 версты) 774 413 470 72 91 1/2
Е Рекогносцировка
Самарской губернии
(1 англ. дюйм: 5 верст) 148 905 2392 13 1/4
В1 Различные частичные съемки
в Оренбургской губернии 95 276 4397 37 1/2
Итого 1 580 064 111 686 91
После этого отступления я вернусь к моим воспоминаниям.
Полковник Кузьминский вернулся из степи и пригнал с собой, как упоминалось выше, тысячу овец, а также несколько сот лошадей, отобрав их у банды Иссета. Затем они были проданы в Оренбурге с аукциона, покрыв тем самым стоимость экспедиции этого офицера.
За служебными делами незаметно приблизилось 31 декабря. Я был приглашен к нашему новому начальнику штаба генералу Бутурлину встретить у него Новый год. В 8 часов вечера мне вручили запечатанный пакет от графа Перовского. Я вскрыл его и обнаружил в нем официальное сообщение о моем переводе в столицу с приказом передать мое управление полковнику Генерального штаба Виктору Дандевилю и записку от графа на французском языке следующего содержания: "Je ne sais, mon cher General, si le papier ci joint, que je vous pile de me renvoyer, apres en avoir pris connaissance, sera une surprise pour vous; mais le fait est que je ne m'y attendais pas sitot. Je vous avoue que la lecture de cette piece m'a fait une penible impression. Il est tojours triste et dans ma position surtout, de se separer des personnes, que l'on aime et que l'on estime depuis de longues annees. Puissais-je, mon cher General, vous laisser les memes regrets. Je vous prie d'etre tres-persuade de l'inalterable amitie de votre devoue.
B. Perovsky
ce 31 Decembre 1855"*73.
Глаза мои увлажнились, когда я прочел эти сердечные слова. Я был глубоко взволнован содержанием записки, так как она выражала и мое внутреннее состояние, мое отношение к графу. Я поспешил отправить ему благодарственное письмо, в котором заверил его, что только семейные дела вынудили меня желать перевода в столицу, в противном случае я бы никогда не покинул начальника и покровителя, каким он для меня был. Затем я отправился к генералу Бутурлину, где застал все оренбургское общество, которое собралось здесь, чтобы отпраздновать Новый год. Здесь был и полковник Дандевиль с супругой, и я сообщил ему о назначении его обер-квартирмейстером, что его очень удивило и обрадовало. Сообщение о моем переводе в Петербург вскоре стало известно всем, и мне тут же стали высказывать сожаления по поводу того, что после многолетнего пребывания в Оренбурге я все же уезжаю. Было поднято много тостов за мое здоровье и здоровье моей семьи. Так, полный надежд и ожиданий, я вступил в новый, 1856 год, который должен был открыть передо мной новую карьеру и расширить сферу моей деятельности.
Первые дни нового года я занимался тем, что передавал своему преемнику управление, государственную казну, счета, а также топографическую роту, и, только когда я получил необходимые расписки и была издана инструкция, подтверждавшая назначение полковника на новый пост, я почувствовал себя свободным и смог беспрепятственно заняться подготовкой к отъезду в столицу. Я начал сбывать мебель, фортепиано, экипажи и лошадей, и через 14 дней все было продано, и по приличной цене. Я оставил только одну лошадь и сани, чтобы перед отъездом подарить их моему кучеру Исидору, так как он мне верно служил все восемь лет и сопровождал мою семью в 1852 г. в Крым и обратно в Оренбург. Он потом оставил место кучера под лестным для меня предлогом: "Кто при генерале Бларамберге служил кучером, не может уже служить ни при ком другом". Только чудак мог такое высказать.
Я был уже готов к отъезду, когда однажды утром явилась депутация моих офицеров-топографов с предложением устроить мне в доказательство их благодарности и привязанности прощальный обед. Хотя я не любил обедов по случаю, отказаться от такой чести было нельзя. Поскольку обед, однако, должен был состояться в большом зале Дворянского собрания, я сказал офицерам, что предварительно должен доложить об этом приглашении графу, чтобы получить его согласие. Я поблагодарил депутацию за любезное и лестное для меня приглашение. Я сразу же написал графу записку об этом. Ниже я привожу его ответ: "J'approve completement les Officiers topographies, et vous prie de leur dire, que comme leur Chef superieur, je veux etre de moitie dans leurs frais. Je suis peine de ne pouvoir pas boire avec eux a votre sante"*74.
Нельзя быть любезнее и выразиться деликатнее, чем это сделал наш замечательный граф Василий Перовский.
Чествование состоялось в следующее воскресенье, и мои офицеры были так любезны, что предоставили мне возможность пригласить на этот обед еще нескольких моих оренбургских друзей. Я скромно воспользовался этим разрешением и пригласил только трех моих лучших друзей: полковника Рейтерна (брата нашего будущего министра финансов), полковника барона Врангеля и капитана (позднее вице-адмирала) Алексея Бутакова.
Перед тем как отправиться в Дворянское собрание, где в 5 часов должен был состояться обед, я по просьбе моих топографов принял участие в устроенном в мою честь обеде, который состоялся в 2 часа дня в ротной столовой. Я был встречен военной музыкой; мне предоставили почетное место рядом с новым обер-квартирмейстером, полковником Данде-вилем. Старший унтер-офицер произнес небольшую речь, в которой сердечно поблагодарил меня от имени своих товарищей за то, что за время моего 15-летнего управления я был для них не начальником, а отцом (отцом-командиром); он настойчиво просил меня подарить им мой портрет, который они могли бы хранить как память в ротном зале. Я сердечно поблагодарил его и товарищей за привязанность ко мне, и они проводили меня до самых саней громким "ура!" и тушем.
Для большого прощального обеда я написал речь, так как заранее знал, что из-за волнения не смогу выступить. При входе в обеденный зал Дворянского собрания меня встретил туш военного оркестра. Наше общество состояло из двадцати четырех офицеров-топографов, четырех офицеров Генерального штаба, трех приглашенных гостей и меня. Обед был очень оживленным. Когда подали пятое блюдо, встал капитан Яковлев и обратился ко мне с речью, в которой от имени своих товарищей поблагодарил меня пылкими словами за отцовскую заботу, которую я проявил к ним, и за доброту, с которой всегда к ним относился. Громкое "ура!" и тосты сопровождали его речь. Я хотел поблагодарить устно, но, растроганный, не смог этого сделать. Поэтому я передал лист, на котором была написана моя прощальная речь, Яковлеву для прочтения, и мои храбрые подчиненные были настолько проникнуты чувством благодарности, что под возгласы "ура!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62