Ехать пришлось по местности, изрезанной оврагами, во многих местах заминированной.
Начало светать, а на земле все еще держалась страшная духота. Воздух был пропитан запахами разлагающихся трупов и бензина, горелого зерна и порохового дыма.
Нас окружала необыкновенная тишина. Лишь где-то в стороне Таганрога и на севере- гремела артиллерия.
Вскоре мы подъехали к небольшому сараю, в котором, как сказал офицер связи, должен был находиться командир 2-го гвардейского механизированного корпуса. Часовой нас не задержал.
И здесь у командира корпуса мы застали совещание. Оно приняло, видимо, затяжной характер. На дворе уже светло, а в сарае горит огонь. На стене карта. Обсуждается вопрос о действиях корпуса в окружении.
Я опять незамеченным подошел к столу. На ляпе у генерала Свиридова тоже появилось удивленное выражение. И когда я сообщил о том, как за ночь изменилась обстановка, все облегченно вздохнули.
Но облегчение моральное не избавляло командиров от напряженного труда. Наоборот, работы у них теперь прибавилось. Нужно было немедленно возобновлять наступление, решительно ударить по отходящему врагу, не дав ему укрепиться на промежуточных позициях.
Через несколько минут я связался по радио с командующим фронтом и доложил ему, что 4-й и 2-й гвардейские механизированные корпуса продолжают выполнение той задачи, которую он сам поставил перед ними.
- Благодарю... Все мы благодарим вас, - донесся до меня в ответ радостный голос Федора Ивановича. - Жду. Возвращайтесь...
Солнце уже поднялось над разрушенными хуторами, когда я тронулся в обратный путь. Духота стала еще несноснее. Бледно-голубое, словно выцветшее, небо вдоль и поперек чертили истребители. Над степью шел воздушный бой. А ниже, над самой землей, сотрясая все вокруг гулом моторов, проносились штурмовики. Они уже возвращались с задания.
Со стороны Таганрога по-прежнему слышался гул артиллерийской стрельбы. Над горизонтом поднималось темное облако пыли и, как столб, стоял беловатый дым от сбитого самолета.
Днем я сравнительно легко добрался до командного пункта фронта, хотя дорога была ужасна. На земле не осталось, кажется, ни одного квадратного метра, не поврежденного снарядом или бомбой. Там и сям торчали дыбом бревна и рельсы, являвшиеся некогда перекрытиями в немецких блиндажах. Часто попадались раздавленные танками пушки.
В одном месте меня остановил раненый сержант. К сожалению, я не мог посадить его в машину, потому что в ней уже разместились человек пять таких же, как он, наскоро перевязанных окровавленными бинтами. Да сержант и не претендовал на это. У него ко мне был только один вопрос:
- Товарищ генерал, высоту-то наши взяли?
- Взяли, - ответил я, хотя и не знал, что это за высота.
- Ну, тогда все в порядке. Буду спокойно лечиться. Спасибо...
По возвращении на КП мне случилось проходить мимо радистки, прихорашивавшейся перед зеркалом. Случайно глянул в это же зеркало на себя и не поверил глазам своим: я это или не я? Поцарапана щека, лоб черный от пыли, смешанной с потом, фуражка вся в глине...
- А нельзя ли здесь у вас умыться? - обратился я к девушке.
Сорвется порой с языка такое, а потом и сам не рад... Вокруг меня сразу образовалась толпа. Откуда они только появились? Одна мыло дает, другая воду льет, третья с полотенцем стоит.
- Мы уж думали, что больше и не увидим вас, - сказала какая-то простодушная, совсем крохотная девчурка.
- Это почему же?
- Потому что знаем, где вы были.
- Да, от вас действительно не скроешься. Недаром, видно, говорят, что радист, телефонист да машинистка - это сейфы, сплошь набитые секретами...
Наскоро умывшись, я поблагодарил девушек и поспешил к командующему. В присутствии члена Военного
совета доложил ему подробно о всем виденном и сделанном. Он выслушал меня внимательно и сразу же повел речь об очередных неотложных делах:
- Теперь, Сергей Семенович, я прошу вас подготовить план ввода новых корпусов.
- Радуйтесь, - кивнул мне Гуров, - подходят обещанные Ставкой оперативные резервы.
- Сколько?
Федор Иванович махнул недовольно рукой и ответил:
- Корпусов-то два: пятый гвардейский Донской кавалерийский и одиннадцатый танковый. Но потрепанные страшно. Одной полноценной дивизии не стоят...
- Дареному коню в зубы не смотрят, - улыбнулся Гуров.
И действительно, хорошо хоть это прибыло. Нам в то время очень требовались новые соединения для наращивания силы нашего удара.
Наступление продолжало развиваться. Войска Южного фронта заняли город Ворошиловград (Луганск), а соседний Юго-Западный фронт форсировал Северный Донец и овладел Лисичанском. Бои шли по всему полукольцу, охватывающему Донбасс с севера, востока и юга.
6
Гитлеровцы, как голодные шакалы, вцепились в лакомый кусок - нашу "всесоюзную кочегарку". Они назвали Донбасс восточным Руром и готовили ему судьбу немецкой колонии. Невообразимые зверства творили там фашисты, стремясь сломить волю свободолюбивых советских людей.
Однажды к нам на командный пункт пришел в сопровождении офицера из разведки человек средних лет, без документов, оборванный и до крайности истощенный.
- Я донецкий шахтер, - отрекомендовался он и попросил представить его командующему.
- А что у вас такое? - поинтересовался я и назвал свою должность.
- Пришел просить... нет, требовать: ускорьте освобождение Донбасса. Люди гибнут! Тысячи заживо погребены в темных забоях... Мы сами вам поможем. Донбасский пролетарий - он знаете какой! Его не так-то просто сломить, а покорить совсем невозможно.
И тут я, кажется, впервые услышал то, о чем позже довелось читать в талантливой повести Бориса Горбатова "Непокоренные", в известном ныне каждому советскому человеку романе Александра Фадеева "Молодая гвардия". Наш нежданный гость с той стороны фронта поведал мне о героической и многогранной борьбе нашей шахтерской гвардии, во главе которой стояло крепкое. закаленное боевое ядро коммунистов-подпольщиков.
Ночью мы помогли шахтеру вернуться обратно через линию фронта и вместе с ним послали разведчиков, которые должны были связаться с донецким большевистским подпольем, с местными партизанами. Их посланца Военный совет заверил, что будут приложены все усилия к скорейшему освобождению Донбасса от немецко-фашистских оккупантов.
Донбасс был нужен всей нашей стране. Он давал до воины около 60 процентов общесоюзной добычи угля, выплавлял до 30 процентов чугуна и 20 процентов стали. Здесь выжигали кокс, добывали соль, делали блюминги Здесь же разрабатывались богатейшие залежи гипса, мела, графита огнеупорных глин.
Но и враг знал толк во всем этом. В упоминавшейся уже книге "Утерянные победы" фон Манштейн пишет: "Донбасс играл существенную роль в оперативных замыслах Гитлера. Он считал, что от владения этой территорией, расположенной между Азовским морем, низовьями Донца и простирающейся на запад примерно до линии Мариуполь (Жданов) - Красноармейское - Изюм, будет зависеть исход войны. С одной стороны, Гитлер утверждал, что без запасов угля этого района мы не можем выдержать войны в экономическом отношении. С другой стороны, по его мнению, потеря этого угля Советами явилась бы решающим ударом по их стратегии. Донецкий уголь, как считал Гитлер, был единственным коксующимся углем (по крайней мере в Европейской части России). Потеря этого угля рано или поздно парализовала бы производство танков и боеприпасов в Советском Союзе".
Эти строки примечательны во многих отношениях. В них не только фашистская алчность. Они свидетельствуют еще и о том, что враг недостаточно знал нашу экономику. Он не представлял, что даже потеря мощной металлургической и угольной базы на юге страны не может парализовать нашу оборонную промышленность и обезоружить, таким образом, армию.
Дальше Манштейн пишет, пожалуй, более резонно: "Вопрос состоял, однако, в том, хватит ли у нас сил, чтобы удержать Донбасс... Возможность удержания Донбасса стала сомнительной..."
А вот у нас к этому времени никаких сомнений уже не было. Командование Южного фронта твердо было уверено в том, что противник не в состоянии сдержать наше победоносное наступление и Донбасс будет освобожден!
Во вражеской обороне образовалась зияющая брешь между Амвросиевкой и Таганрогским заливом. Закрыть ее гитлеровское командование не имело ни достаточных сил, ни времени. Для противника создалась неотвратимая угроза охвата с юга фланга и тыла всей его донбасской группировки войск.
Чтобы спасти эти войска от полного разгрома, гитлеровским генералам пришлось поспешно отводить их за реки Днепр и Молочная. В первую очередь начали отход части 1-й танковой и 6-й армий. Однако и отходя, они упорно оборонялись, предпринимали контратаки, оставляли на нашем пути бронированные заслоны.
Сопротивление несколько поубавилось лишь после того, как войска Юго-Западного, Степного и левого крыла Воронежского фронтов еще больше нависли над Донбассом с севера. И тут нам вместе с Юго-Западным фронтом Ставка поставила задачу: скорее завершить освобождение Донецкого угольного бассейна и развивать наступление на запорожском и мелитопольском направлениях.
Мы стремились в первую очередь овладеть важнейшим промышленным узлом Донбасса - городами Сталино, Макеевка, Горловка, где на сравнительно небольшой площади были сосредоточены крупнейшие шахты и металлургические заводы. Штаб Южного фронта так планировал и координировал действия армий, чтобы не выпустить отсюда немецко-фашистские войска и не дать им возможности привести в исполнение свои намерения по взрыву доменных и мартеновских печей, по затоплению шахт, не позволить вывезти награбленное добро и угнать в рабство местное население. Именно поэтому заботы наши сосредоточились теперь на правофланговых армиях. Туда была нацелена большая часть авиации, резервы артиллерии и танков. Это, естественно, приводило к некоторому ослаблению войск, действовавших вдоль побережья Азовского моря, но другого выхода у нас не было.
7
Наступательный порыв был неудержим. В освобожденных городах и шахтерских поселках жители встречали нас со слезами радости.
Наша фронтовая газета опубликовала в те дни открытое письмо трудящихся Донбасса. Обращаясь ко всем солдатам, офицерам и генералам Южного фронта, они писали: "Дорогие товарищи! Сердечный шахтерский привет шлют вам ваши отцы старые шахтеры, жены ваши и сестры, что наравне с мужчинами геройски работают в шахтах, юные горняки - дети, что заменили своих отцов в трудный час... Гоните немца безостановочно. Бейте его, проклятого. Скорее освобождайте нашу пострадавшую горняцкую землю".
Это письмо читали тогда на митингах, партийных и комсомольских собраниях. Слова в нем были привычные, однако в тот момент они имели какую-то магическую силу.
Несмотря на исключительную занятость оперативными вопросами, мне тем не менее приходилось читать политические донесения, наградные материалы. И как часто в этих документах упоминалось обращение горняков при мотивировке мужественных поступков и истинного геройства наших бойцов и командиров! Мы имели несколько случаев повторения бессмертного подвига Александра Матросова. Были у нас свои прославленные снайперы, храбрейшие разведчики. Был и свой Гастелло. Однажды при штурмовке противника получил тяжелое повреждение самолет, пилотируемый младшим лейтенантом Поповым и имевший на борту воздушного стрелка сержанта Кручинина. Машина вспыхнула. И в этот момент прозвучал по радио спокойный голос Попова: "Спасти машину невозможно. Обрушиваю ее на врага. Прощайте, друзья. Вспоминайте иногда о нас..."
В боях за Донбасс во всем блеске проявилось боевое мастерство А. И. Покрышкина - ныне трижды Героя Советского Союза. Там же приумножили свою славу дважды Герои Советского Союза Б. Б. Глинка, В. Д. Лавриненков, А. В. Алелюхин и многие другие, чьи имена так популярны среди нашего благодарного народа.
А сколько героев было среди пехотинцев, танкистов, артиллеристов!
Пример незаурядного мужества показали бойцы стрелкового батальона под командованием гвардии майора Г. И. Тиунова. Ведя бой на главном направлении, подвергаясь беспрерывным атакам авиации и танков противника, они упорно теснили гитлеровцев и блестяще выполнили поставленную перед батальоном задачу.
В одном из боев прямым попаданием бронебойного снаряда был подожжен танк коммуниста гвардии лейтенанта Григория Харченко. Осколками ранило в ногу и руки механика-водителя гвардии старшину Ивана Толстоусова (тоже коммуниста). Но, превозмогая боль, он продолжал управлять танком. Огонь проник в боевое отделение. На лейтенанте Харченко загорелась одежда.
Он тушил пламя, прижимаясь к стенкам башни, и делал свое обычное дело стрелял из пушки. Пылающий танк мчался по полю боя, круша врага. Лишь после того как в него попал еще один снаряд и Харченко тоже был ранен, Толстоусов последним усилием развернул машину к каменному строению и укрылся за ним...
Теснимые нашими войсками, гитлеровцы попытались закрепиться на рубеже Никитовка, Горловка, Харцызск, Моспино и дальше по реке Кальмиус. Сильно пересеченный характер местности и наличие множества прочных каменных строений благоприятствовали им, позволяли создать здесь устойчивую оборону. Все населенные пункты на подступах к городам и важнейшим железнодорожным магистралям противник превратил в узлы сопротивления. Оборона городов носила ярко выраженный противотанковый характер, была круговой и глубоко эшелонированной. Подвалы домов превращались в доты. Широко применялись железобетонные колпаки. Их, как правило, устанавливали на перекрестках дорог, на городских окраинах.
И все-таки мы пробивались вперед. Уже 4 сентября бои шли в Горловке. Как сейчас помню выпущенный в те дни плакат:, мощная рука советского бойца душит Гитлера. И внизу надпись "ЗА ГОРЛОвку...".
Но вот Горловка взята. На очереди Сталине. Пользуясь хорошими степными дорогами, немцы перебросили туда на автомашинах свежие резервные части.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38