Олив села, набросила на плечи халат. Пушистый. Гостей, даже
злых, стоит принимать именно в пушистом халате...
- Входите, господа! - сказала она громко.
Руки коснулись ее.
- Так сразу, да? - она стряхнула с себя черную волосатую
лапищу. - Это не по закону...
Но тут открылась другая дверь - белая. За нею не было
никого, долго не было никого, а потом резиново раздулись и
заполнили собой весь проем две синие фигуры, гротескные, с
огромными ногами и огромными ладонями, обращенными вперед, с
отвратительно маленькими лицами. Но это были царь и царица, и
потому Олив быстро встала, поправила волосы и сделала глубокий
придворный реверанс, одновременно пытаясь оттолкнуть наглые
щупающие где попало руки.
- Ваши величества, прошу вас, входите. Простите мой угрюмый
вид...
Царь был сегодня в жемчужном жилете и голубой мантии.
подбитой колонком. Царица оказалась мужчиной - почему-то все,
входящие в эту комнату, делались снизу по пояс голыми - но Олив
постаралась не обращать внимания на такую несообразность. То ли
еще бывает...
- Л'хту занцар апо тринахт, хтомо си авмирг ма врахт! -
подняв руку, провозгласил царь: он был пророк и поэт.- Грисда ур
тринахт борку - альмирахт искиль ма тху!
Грозные чеканные строки повергли Олив в ужас. Они предвещали
позор и смерть. Но нельзя было возражать царю...
- Да, ваше величество, - прошептала она, становясь на колени
и опуская голову.- Так, как вы пожелаете...
Она стояла на зеркале, а по ту сторону зеркала была площадь,
толпа, костер - и неумелый палач, мальчишка, пытающийся разжечь
проклятый костер под дождем. Толпа давала ему советы, кричала,
хохотала, и наконец даже она, привязанная к столбу, нет, к
кресту, почему-то к кресту - даже она начала давать ему советы, а
он ерзал и суетился, неумелый испуганный мальчишка, пытающийся
казаться настоящим палачом...
- Такие дела, князь, - доктор Богушек развел руками.- Нам не
пробиться к ней.
- А нет ли в ее безумии системы, Владимир Францевич? - князь
в сомнении потер бровь.
- Система есть в любом безумии. Это разум бессистемен. Она
не безумна, вот в чем суть проблемы. То есть... - он замолчал.
- Я, кажется. понимаю, что вы хотите сказать. Хотя сам я не
улавливаю разницы...
- Нет, я о другом. Система, не система... Есть характерная
деталь. Одна деталь, которая стоит системы.
- Слушаю.
- Дверь. Во всех ее экскурсах присутствует дверь. Она то и
дело то перед ней, то за нею; то может пройти, то нет; и за
дверью ее ждет то находка, то потеря... Но дверь присутствует
всегда. Равно как и зеркало. Дверь и зеркало. Вот в чем интерес.
- Значит, вы принимаете наше предложение?
- Не давите на меня. Я обещал подумать, и я подумаю.
- Мы очень рассчитываем на вас, Владимир Францевич. Может
оказаться так, что в ваших руках окажется судьба короны...
- Это меня и пугает. Калерию Вячеславовну посетим сейчас,
или желаете перевести дыхание?
- Пойдемте сразу. Кстати, Глеб Марин знает, что это его
мать?
- Может статься, что и не знает. Сам он о ней не спрашивал
ни разу, а я ему в душу руками не лез...
Меррилендскую эскадру обнаружили на дальних подступах к
Хармони второго августа. Известие это привез авизо "Заводной"
третьего на рассвете, и в полдень палладийская эскадра вышла в
море. Она насчитывала девять вымпелов: три новейшей постройки
бронепалубных крейсера "Орлан", "Сарыч" и "Лунь", два старых, но
прошедших переоборудование броненосца "Святогор" и "Черномор",
легкий крейсер "Панголин" и три фрегата: "Ветеран", "Татарин" и
"Яр". Полтора десятка мелких судов: корветов, сторожевиков,
канонерок - должны были нагнать эскадру до наступления темноты.
Вторжения трудовиков на Хармони ожидали уже около года.
Разведка доносила о ходе его подготовки. Поэтому, с одной
стороны, их ждали - а с другой, когда ожидание растягивается на
год, оно почти перестает быть ожиданием...
По плану, осуществлять оборону Хармони должны были
пятнадцать боевых кораблей линейного и первого классов. Еще в
апреле их столько и было. Потом - начались ремонты, отзывы на
другие операции...
Под утро четвертого августа на северо-западе замечены были
факелы над трубами пароходов и вспышки сигнальных прожекторов.
Контр-адмирал Ухач-Огорович, более известный народу по прозвищу
"Македон", скомандовал поворот и перестроение. Ветер дул
попутный. Шли под парусами, нагнетая давление в котлах. В четыре
утра, в первых лучах солнца, марсовые меррилендской эскадры
заметили идущие наперерез чужие корабли. Адмирал О'Греди
скомандовал полный ход и полную готовность.
Сражение началось в четыре пятьдесят пять.
В эскадре О'Греди насчитывалось восемь линейных крейсеров
класса "Карнэйшн": "Дэйлиа", "Лили", "Кризантемум", "Астер",
"Лоурел", "Роуз", "Жасмин" и "Вайолит". Кроме того, имелись два
фрегата: "Люпус" и "Агат", а также охраняемый ими конвой из
шестнадцати вооруженных транспортов с десантом.
Считая только артиллерию главных калибров, стороны имели:
шестидюймовых орудий: меррилендцы - восемьдесят, палладийцы -
шестьдесят два; восьмидюймовых орудий: меррилендцы - сорок
восемь, палладийцы - двадцать два; десятидюймовых: меррилендцы -
ноль, палладийцы - двенадцать. По мощности разового залпа эскадра
О'Греди превосходила эскадру Ухач-Огоровича почти вдвое.
Но Македон бил первым.
О'Греди шел походным ордером, отягощеный транспортами. Когда
крейсера дали полный ход, между ними и транспортами неизбежно
возник разрыв, по ходу боя все возраставший. Ухач-Огорович шел в
бой двумя колоннами, уступом: "Орлан", "Сарыч", "Лунь" и
"Панголин" составляли основную ударную силу, блокирующую голову
неприятельской колонны, а три фрегата и броненосцы шли правее и
на пять кабельтовых отставая, так что у наблюдателей О'Греди до
последней минуты создавалось впечатление, что палладийские
корабли выстроены в одну линию. И когда фрегаты увеличили ход и
втиснулись между своими крейсарами и флагманом О'Греди, а
громоздкие броненосцы оказались не вдали, не в хвисте длинной
колонны, а совсем рядом, на фланге - сделать уже ничего было
нельзя. Разве что выстрелить первым.
Но и этого меррилендский адмирал не успел. Залп фрегатов
опередил его на четверть минуты.
Итак, получилось следующее: все палладийские корабли имели
возможность бить из всех орудий, за исключением казематов левого
борта; меррилендские могли стрелять только носовыми; лишь три-
четыре меррилендских корабля могли вести достаточно эффективный
огонь, прочие находились слишком далеко от палладийского строя.
Таким образом, первоначальное двойное превосходство в артиллерии
сменилось на соотношение примерно обратное: на каждые два
палладийских снаряда О'Греди мог отвечать едва ли одним, да и то
это соотношение менялось все более в пользу моряков Македона: уже
через десять минут огневого боя флагман О'Греди "Дэйлиа" перестал
отвечать огнем на огонь, окутался дымом и отвалил влево. Македон
перенес огонь на "Лили"...
Три крейсера один за другим сгорели в фокусе вогнутого
зеркала, составленного палладийской эскадрой. Капитан второго
ранга Дамс, командир "Лоурел", сломал строй и повел корабль круто
вправо, на тройку потрепанных фрегатов. За ним пошел "Роуз".
"Жасмин" и "Вайолит" остались на прежнем курсе.
Палладийской эскадре тоже пришлось туго. На "Орлане"
взорвалась носовая башня, два снаряда пробили цистерну с маслом и
подожгли его, еще один - разнес рулевую машину, и теперь
бронзовое перо руля перекладывала палубная команда, руками
выбирая цепи. Матросы падали под градом осколков, на смену
упавших приходили новые... "Лунь" лишился всех офицеров, огнем
руководил мальчишка-гардемарин; башнями командовали мичмана;
рулевой вел корабль сам, сообразуясь с собственным пониманием
боя, "Сарыч" был истыкан во множестве мест, и потом, копаясь в
его железных потрохах, инженеры качали головами: вот здесь на
вершок прошло... здесь на полвершка... Лишь в конце боя он
получил снаряд в машину, но это уже ничего не решало. "Панголин"
медленно тонул, у него была две пробоины ниже ватерлинии, машины
работали только на откачку воды, переборки сдавали. Но именно его
восьмидюймовый снаряд поразил крейсер "Жасмин" в самое сердце - в
пороховой погреб. Пламя вымахнуло до небес. С проломленным
взрывной волной бортом корабль стремительно лег на борт и
стремительно затонул. С него не спасся никто.
Короткая схватка "Лоурел" и "Роуз" с тройкой фрегатов и
поспешивших на помощь им "Орланом" была короткой. И без того
понесшие огромные потери, фрегаты не могли, казалось, оказать
серьезного сопротивления только вступавшим в бой тяжелым
крейсерам. Три попадания подряд восьмидюймовыми развалили пополам
"Яр". Но сосредоточенный и точный огонь комендоров "Ветерана" и
"Татарина" с короткой и неумолимо сокращающейся дистанции был
не менее страшен: носовую башню "Лоурел" заклинило, снесло фок-
мачту и обе дымовые трубы. "Роуз" получил полтора десятка
попаданий с "Орлана", в том числе в котел и в машину. По инерции
он прошел еще около мили и лег в дрейф. Тела ошпаренных моряков
составляли жуткий его след...
Это был разгром. "Астер", избитый до полной неподвижности, и
почти невредимый "Вайолит" спустили флаги. "Лоурел" уходил куда-
то, дымясь, и никто не знает. что с ним случилось в конце концов.
На горящие и неподвижные "Дэйлиа" и "Роуз" высадились абордажные
команды. Сохранившие ход "Лунь" и "Татарин", ведя сторожевики и
корветы, направились к колоннам практически беззащитных
транспортов...
Минул полдень.
Этим же утром произошел другой морской бой, на этот раз
бескровный. В проливе Картера, между островами Беллей и Волантир,
старенькая, с изношенными машинами канонерка "Энн" попыталась
перехватить идущий с необычайной скоростью парусник странного
вида. Капитан канонерки в своем рапорте использовал обороты "как
нам показалось", "возможно, что..." и прочие подобные; в
действительности же он ясно видел (поскольку владел лучшим на
флоте биноклем работы мастера Арфонса - с двадцатичетырехкратным
увеличением), что парусник имеет два очень длинных и узких
корпуса, соединенных широким аркообразным пролетом. Две мачты в
форме буквы "А" были наклонены вперед; непривычного кроя паруса
располагались под довольно большим углом к вертикали и сейчас,
при ходе под крутой бакштаг, не только гнали судно вперед, но и
выхватывали его из воды. Немало людей стояло на мостике, на
пролете и на самих корпусах, опираясь на леера. В ответ на
выстрел канонерки - бомба боднула волны кабельтовых в двух позади
парусника - на корме его порывисто засверкало, и три секунды
спустя цепочка пенистых столбов отделила канонерку от цели. И
капитан каким-то внутренним чутьем понял, что не промахом это
было, а предупреждением, и скомандовал лево на борт...
"Воланд" вошел в Срединное море. На борту его, помимо
команды, было около двухсот пассажиров: молодых мужчин, русских и
американцев, не понаслышке знающих, что такое танки. Безоткатные
орудия, производство которых на Хармони лихорадочно осваивали
весь последний год, прошивали на полигонах десятидюймовую кованую
сталь.
Олив расчесывала волосы перед зеркалом, присматриваясь и
повторяя движения той, другой Олив, которая стояла за стеклом.
Потом та, за стеклом, тревожно замерла и прислушалась. Вздохнула,
виновато развела руками, отложила гребень, кивнула на прощание и
заторопилась к выходу. За дверью была длинная зыбкая лестница из
неструганых досок, грязная и скрипучая. Лестница выводила к
светлому четырехугольному отверстию непонятно в чем. Олив
спустилась - ступени опасно прогибались - и вышла наружу. Белая,
будто мукой обсыпанная, земля, непонятно чего развалины... Лишь
черные столбы с оборванными проволоками стояли, как похоронные
свечи в белом свадебном торте. Идти можно было только прямо.
Зовущий голос - его не слышно ушами, но если распахнуть грудь...
Серая лошадь выбежала из-за угла дома, висящего на струях
застывшего дождя, мелко засемени, пошла боком, боком - и легла,
дернула ногой... все. Что-то приподнялось над нею - невидимое,
воздушное... так фокусник срывает со столика шелковый платок, так
хозяйка убирает салфетку с пирога... Черный зверь с крыльями
сжался для прыжка на месте мертвой лошади. Он был похож на
гигантскую летучую мышь в крокодиловой коже. Олив вскрикнула - но
нельзя было не идти, а идти можно было только прямо.
Она прошла мимо зверя - и долго чувствовала его прожигающий
взгляд.
Башня впереди была такой: будто из узкой щели в стене
выбирался человек, почти выбрался, и тут его застало окаменение.
Вот рука... вот нога со вздувшейся от безумной натуги мышцами...
вот плечо, шея. Лицо. Красивое лицо. Короткий нос с прямой
спинкой, упрямый подбородок... Никогда не видела она этого
человека. Второй, похожий на упавшую гранитную статую, до
половины ушел в землю, преграждая дорогу. Она обогнула его,
посмотрела назад. Это был Вильямс. Обросшего бородой,
изможденного, с безумными глазами - она его все равно узнала. И
был кто-то третий, черный всадник, два коня следом, - он
приближался, но почему-то не был виден; но Вильямс, припавший
ухом к земле, слышал его: жажда возмездия и решимость отразилась
на гранитном лице, он приподнялся, камень его тела пошел
трещинами...
...он приподнялся и в лицо Глеба уставилась бульдожья рожа
револьвера не стреляйте полковник это я Глеб но все заволокло
синим с пробелью дымом и тяжелый кусок свинца боднул его в грудь
и все перевернулось и боль была такая что невозможно вспомнить
пробило насквозь ломом и осторожно уложили на черт знает откуда
взявшиеся носилки и повезли покачивая все плыло и не было сил
вздохнуть и открыть глаза...
...будто удар грома, неслышный другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33