Старый, выщербленный пол показался еще старее, а в углу что-то белело — холодно и пушисто.
— «Снег… — подумал Тикка. — Эх, прохудилась, видно, избушка-то!»
И старому Тикке сделалось холодно и как-то очень-очень скучно.
Тикка свалил мешок на лавку и шагнул в угол.
Его ноги погрузились в мягкое, но совсем не похожее на снег. Тикка снял рукавицы и протянул руку.
— Вата! Ах, я старый дурень! Решето худое! — выругал себя Тикка и рассмеялся. — Зачем я в лес-то ходил? За елкой…
Только сейчас Тикка вспомнил о своем обещании ребятам представлять на елке под Новый год деда Мороза.
— А я-то погнался за лосем и все забыл… Времени-то сколько?
Тикка выглянул из двери и посмотрел на звезды так, как мы смотрим на часы.
— Ох, поздно!.. А дела важные…
Он решил сначала пройти в контору к Большакову, рассказать ему о встрече с Кондием и пограничником, узнать новости и сдать найденное оружие и мешок.
Заодно, чтобы не возвращаться домой, Тикка осторожно сгреб в охапку всю массу своего белого пушистого костюма и вынес на снег, чтобы не запачкать, одеваясь в закопченной избушке.
На снегу он рассмотрел, что к чему, и обрядился в длинный халат, сплошь убранный ватой, опоясался красным кушаком, на голову надел белую же ватную шапку с красным верхом и приделанной к шапке огромной белой бородой.
— Тоже хорош, — ворчал Тикка, — на старости лет рядиться вздумал! Ладно уж, раз обещал, слово держать надо. А мешок и оружие снесу в контору.
Тикка выбрался из сугроба и пошел через поселок к школе.
— А елка-то где ж у меня? — спохватился Тикка.
По дороге он облюбовал молодую елочку и выдернул ее с корнем.
Не без смущения двигался Тикка через поселок.
— Связался на старости лет с ребятишками, старый дурень! — ворчал на себя Тикка и старательно обходил задами освещенные избы и бараки.
Тикка удивлялся только: почему это не спит народ?
В воздухе заметно теплело. Деревья опушились инеем. Луна заливала голубоватым светом поселок и лес.
Бриллиантами искрились и сверкали снежинки в пушистых ветвях, в огромных снежных шапках поселковых изб, в бороде белого и пушистого Тикки.
С елкой в руках и мешком на плече, среди безмолвия лунной ночи и сверкания снегов, живой дед Мороз торопился к ребятам.
Тикка потерял свое обычное спокойствие. Встреча с Кондием и пограничником растревожила его. И еще волновался Тикка, что придет слишком поздно.
— Хоть бы не опоздать!..
Он прибавил шагу. Теперь только завернуть за угол — и в конторе.
— Стой! Кто идет?! — неожиданно раздался грозный окрик, и перед Тиккой вырос часовой.
— Я иду, дед Мороз… — растерялся Тикка. Часовой с ресницами, опушенными снегом, изумленно уставился на него и вдруг улыбнулся широко и радостно. Тикка тоже улыбнулся. И ватная борода, видимо плохо приклеенная, наполовину отвалилась. Под ней обнаружилась часть подлинной, всклокоченной бороденки старого Тикки.
Часовой немедленно прогнал улыбку и подозрительно оглядел Тикку.
Мешок за плечами деда показался ему очень знакомым, и, помимо поддельной бороды, Пузыренько заметил у него за поясом парабеллум — совсем не поддельный, а очень даже настоящий…
— Руки вверх! — грозно приказал Пузыренько деду Морозу.
Тикка с трудом растопырил по сторонам занятые мешком и елкой руки.
Пузыренько живо вытащил у него из-за пояса оружие.
— Ну, а дальше что? — спросил его спокойно Тикка.
— А дальше-то… Ходимте до конторы, диду Морозу, — сказал Пузыренько.
— Я и сам туда иду, — ворчливо ответил Тикка. — Я для ребят обрядился дедом Морозом, а ты задерживаешь…
— Бачили мы таких дидов, — уничтожающе сказал Пузыренько.
На самом деле он еще таких «дидов» ни разу не видел. Но это неважно.
Тикке сделалось неприятно: ведут его, как какого-то преступника. За что, спрашивается?
Пузыренько заметил недовольство на лице деда и расценил как желание коварно выскользнуть из его, Пузыреньковых, рук. Он решил в корне пресечь попытки деда к освобождению и предупредил его:
— Та не подумайте, диду, втикать — дожену… Бо я швыдко бигаю…
Тикка совсем не собирался бежать. Он сердился на себя. «Вот, влип в историю, старый дурень, да еще вырядился на смех…»
А борода отклеилась совсем. Пузыренько подхватил ее и так, с бородой в руках, ввел Тикку в помещение конторы заведующего лесопунктом.
Жарко топилась печь. У входа стояли два вооруженных винтовками пограничника. За столом сидел начальник заставы Андреев.
Перед ним на табурете — двое людей.
— Кондий! — узнал одного из них Тикка. — Поймали тебя все-таки, голубчика, а я набегался за тобой по лесу… бог знает, тут чего передумал…
Пузыренько нахмурился.
— Разрешите доложить… — торжественно начал он и снова перешел на свой родной язык: — Ось, спиймав якогось дида Мороза… — с полной серьезностью отрапортовал он и положил на стол ватную бороду.
В душе Пузыренько ликовал: «Спиймав-таки!» Тикка подошел к самому столу.
— Вот, товарищ начальник, оружие и мешок, в лесу подобрал. Я шел сюда, в контору, к товарищу Большакову, чтобы сдать находку, а ваш паренек меня и схватил, — смущаясь за свой вид и чуя неладное во всей этой обстановке, говорил Тикка.
Начальник заставы пытливо взглянул на лесоруба. Но старый Тикка не отвел глаз.
— Я тороплюсь в школу, к ребятам на елку. Обещался у них дедом Морозом быть. Они мне и одежду такую справили.
— Вы не знаете этого человека? — указал Андреев на Кондия.
— Как не знать! Если бы не ваш пограничник, Кондий убил бы меня ножом, как лося…
И Тикка рассказал о своей встрече с Кондием и Онни. У конторы послышался шум. Вошли бойцы и лесорубы.
— Не нашли, товарищ начальник, охотника. Весь лес обыскали. Следы ведут в поселок…
— Да вот он… — смеясь, указал Андреев на пушистого деда.
— Тикка! — ахнули лесорубы. — Эк вырядился!..
И начали хохотать. Андреев крепко обнял старика и подвинул ему табурет.
У Пузыренько испортилось настроение: ему явно не везло с нарушителями.
От волнения и жары вата на спине и под мышками у деда Мороза расползлась. У стола и на табурете остались белые хлопья. Пот обильными ручьями стекал из-под пушистой белой шапки на нос деда Мороза.
Начальник смотрел на Тикку и добродушно смеялся.
— А где же паренек этот ваш? Я ему хочу еще раз спасибо сказать, — обратился повеселевший Тикка к Андрееву.
— Он в школе, на елке.
— Здоров?
— Не очень…
— А врага-то, поразившего его, он настиг?
— Как же, вот он… — указал начальник заставы на молодого человека с забинтованной правой рукой.
Тикка с интересом поглядел на диверсанта.
Тот сосредоточенно курил и смотрел мимо всех в угол.
Старик покачал головой и снова заторопился в школу.
— Мы пойдем вместе, — сказал начальник.
Он сам подклеил деду Морозу бороду канцелярским клеем и тщательно поправил ему костюм.
Диверсант с изумлением рассматривал этого веселого, смеющегося человека, имени которого боялись самые смелые нарушители.
Начальник заметил устремленный на него взгляд.
— Вы, — обратился он к нему, — чуть не испортили нашим детям елку.
Начальник оделся и вышел вместе с Тиккой. Захлопнулась дверь. У входа встали часовые. Тишина. Четко тикают висящие на стене дешевые ходики.
Тик-так… тик-так… — мерно раскачивается маятник.
Арестованного диверсанта раздражает мерное тиканье часов. Со смешанным чувством тоски и безнадежности он окидывает взглядом неуютное помещение лесной конторы: простой канцелярский стол, грубые табуреты, шкаф, остывающая печка.
На стене — плакаты, диаграммы… Как во всех конторах… И календарь…
В корешке последний листочек. Последний день старого года — 31 декабря.
— Да, сегодня повсюду встречают Новый год… — криво улыбнулся он. — Зажигают елки…
И человек вспомнил детство. Они жили в большом, красивом доме. В самые крепкие морозы в нем было тепло, уютно. Много прислуги.
Ему и его младшей сестре родители каждый год устраивали елку. К ним всегда съезжалось много нарядных детей, таких же, как они, детей богатых лесопромышленников, купцов и крупных чиновников. Они весело кружились вокруг елки, кушали много сладкого и получали дорогие подарки.
А напротив окон их дома теснилось много другой детворы, кое-как одетой в рваную овчинку, в лохматые отцовские шапки и худые валенки.
Сгорая от любопытства, они часами стояли у освещенных огнями окон.
Те, кто побойчей, забирались на деревья и, заглядывая в окна, пожирали глазами сказочную красоту сверкающей, нарядной елки.
Это были дети лесорубов и рабочих его отца.
Один мальчик, зачарованный красивым зрелищем, забылся и упал с высокого дерева.
Все дети очень смеялись.
Когда на другой день няня рассказала им о том, что мальчик болен, ушибся и сломал себе ногу, его сестренка сказала:
— Так этому мальчику и надо, пусть не смотрит на нашу елку!..
Это было очень давно…
В революцию лесорубы отняли у них лесные угодья, завод, дом. Разрушили и сожгли свои «маюшки» — жалкое подобие жилищ, в которых десятники его отца заставляли их жить.
Теперь у них прочные, светлые дома, хорошая еда, все учатся, знают, что такое кино, театр, музыка. Хозяева — они, те прежние лесорубы и рабочие его отца.
Сегодня они устраивают своим детям елку. А он будет сидеть здесь арестованный, в обществе потерявшего человеческий образ Кондия, этого бывшего лавочника, которому его отец даже не подавал руки. Но он связан с Кондием кровавыми и грязными делами. Они оба одинаково сильно ненавидят все советское. Смертельно ненавидят!
Он вспоминает только что виденного им лесоруба. Нарядился дедом Морозом, спешит на елку…
Им устраивают елку, им, поймавшим его!
Яростная злоба охватила этого человека. Он бросился к окну и ударил кулаком в стекла. Зазвенели осколки. Холод из окна заставил поежиться неподвижно сидящего в углу Кондия.
Луна взошла высоко. По всему снежному миру рассыпалось серебро. Как острая вершина празднично убранной елки, сверкает под окном штык боевой винтовки часового-пограничника.
Глава XXVI. ЕЛКА

Начальник заставы и Тикка подошли к школе и заглянули в окна.
Разубранная елка красовалась посреди большого класса. Сияли свечи, глаза и лица ребят.
Взрослые, улыбаясь, толпились вокруг, но так, чтобы не мешать видеть все происходящее пограничнику с забинтованной головой.
Тикка сразу же узнал его.
У ног Онни Лумимиези лежала собака, похожая на волка; морда и живот собаки были тщательно забинтованы.
Тикка глазами отыскал своих любимцев — Юрики и Анни.
Юрики сидел на коленях у другого пограничника. Он крепко обнял его за шею.
Анни, чуть бледная, толкует о чем-то со старым Лоазари.
Первым вошел начальник. По его знаку, согнувшись, чтобы не заметили раньше времени, вошел Тикка.
Начальник пристроил его в углу на табурете и заслонил двумя пограничниками.
— Как только я скажу громко: «Ребята, а где же ваш дед Мороз?» — так ты сразу же поднимайся и говори: «Я здесь, давно жду, когда ребята про меня вспомнят». Затем становись у елки и раздавай из мешка подарки, кому что… Понял?
— Понял.
Начальник сказал бойцам, чтобы они пока держали деда в «секрете», а сам стал протискиваться к учителю. Иван Фомич, очень торжественный, слушал Тодди.
— Я никогда не буду брать без спросу винтовку, — горячо уверял мальчик Ивана Фомича.
— Well, — отвечал ему по-английски Иван Фомич. — Very well, Тодди, никогда не бери.
— Но я не хочу сидеть с девчонкой, не хочу, чтобы девчонка брала меня на буксир.
— Тодди! — укоризненно воскликнул Иван Фомич. — Как тебе не стыдно?! В нашей стране мальчики и девочки — хорошие товарищи.
Тодди пожал плечами.
— Ну, слушай… — и учитель рассказал ему следующее.
После операции Дику, когда учитель узнал от ребят о поведении собаки и пограничника странные вещи, он сразу же заподозрил неладное. Когда же он обнаружил у себя пропажу винтовки, то побоялся, что кто-нибудь из ребят наделает чего-нибудь серьезного, и поднял тревогу в поселке.
В это время в поселок прибежала Мери и переполошила всех криками и слезами.
— Скорей, скорей, спасайте Тодди! — плакала Мери.
— Что с Тодди? — заволновались взрослые.
— Он поймал Кондия! То есть нет — Кондий поймал Тодди.
— Отвечай толком: кто кого поймал?
— Я не знаю… Они оба поймались!
Иван Фомич собрал женщин поселка, вооружил их всем, что осталось в домах, и во главе с Мери весь отряд двинулся в лес.
Мери храбро привела их на место, где Тодди встретился с Кондием. По следам они вышли к старой, полуразвалившейся бане, тихонько подкрались к двери и приперли ее сплавным багром. Кондий начал стрелять из винтовки в пазы между бревнами.
По команде Ивана Фомича весь отряд залег в снег, и Мери тоже. Она тихонько повизгивала от страху, но, по своему обыкновению, трещала:
— Караульте его, караульте, а то убежит…
Скоро подошли вернувшиеся с облавы лесорубы и окружили избу. Кондий сдался только после того, как расстрелял все патроны.
Мери первая бросилась к Тодди и поцеловала его прямо в нос.
— И надо признаться, что ты, Тодди, в тот момент совсем не был красавцем, — заметил учитель, — нос у тебя распух от слез, под глазом был синяк, который не прошел еще до сих пор, а все лицо и руки были перемазаны сажей… Согласись, что Мери — молодец девчонка.
— Согласен! — протянул руку Тодди.
Ребята кружились вокруг елки и пели.
Из-под елки вынырнула пара зайчишек, то есть ребят, одетых в костюмы зайцев. Они принялись резвиться и танцевать под елкой.
Дик не выдержал волнующего зрелища и бросился в круг:
— Гав… гав…
Повязка с его головы съехала на ухо. Преглупо расставив ноги и помахивая хвостом, Дик с большим недоумением смотрел на удивительных зайцев и громко лаял.
— Дик, на место! — приказал пограничник. — Как тебе не стыдно?
Дик сконфуженно ушел из круга и занял свое место у ног Онни.
Отдыхая в своем углу, в тепле, старый Тикка смотрел на елку и слушал веселый шум. Рядом с ним вполголоса идет взволнованный разговор между ребятами и Большаковым.
— Выходит, что мы — обманщики, — волновалась Анни. — Обещали в письме пограничникам елку с дедом Морозом устроить, а его нету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16