https://wodolei.ru/catalog/mebel/rakoviny_s_tumboy/80/
А если нет, приготовь на обед петушка.
— Не стану я готовить только для себя с Дэви. На обед доедим окорок, а к твоему приезду я зажарю бифштексы.
— А я буду помогать мистеру Гаррисону вылавливать из пруда водоросли. Он позвал меня к себе в помощники и, наверное, к обеду тоже пригласит. Мистер Гаррисон вовсе не жадный и веселый. Я хочу, когда вырасту, быть похожим на него. То есть характером… Я вовсе не хочу, чтобы у меня было такое же лицо и лысина. Но пока это мне вроде не грозит… Миссис Линд говорит, что я красивый ребенок. Как ты думаешь, Энн, когда я вырасту, я не стану вдруг некрасивым?
— Да нет, думаю, ты и взрослым будешь красивый парень, — ответила Энн, к возмущению Мариллы — хвалить мальчишку в лицо! — Но ты должен и вести себя соответственно, быть вежливым и воспитанным.
— А когда Минни вчера плакала, потому что кто-то назвал ее уродиной, ты сказала, что совершенно не важно, как человек выглядит — его ценят за доброту и порядочность, — недовольно проговорил Дэви. — Вот у тебя и получается: красивый или некрасивый, а спасения нет — все равно веди себя хорошо…
— А разве ты не хочешь быть хорошим мальчиком? — спросила Марилла, которая за эти годы научилась многому, но так и не поняла, что задавать детям такие вопросы бесполезно.
— Хочу хорошим, но не чересчур. Например, чтобы стать директором воскресной школы, вовсе не надо быть таким уж хорошим. Посмотрите на мистера Бэлла — он же совсем плохой человек.
— Откуда ты это взял?! — воскликнула Марилла.
— Он сам так говорит. В прошлое воскресенье он сказал в воскресной школе, что он презренный червь, жалкий грешник и погряз в пороке. А что он такого плохого сделал, а, Марилла? Убил кого-нибудь? Или крал деньги из церковной кружки?
Тут подъехала в своей коляске миссис Линд, и Марилла спаслась бегством, подумав, что мистеру Бэллу надо быть поосторожнее в своих покаянных обращениях к Всевышнему, особенно в присутствии детей.
Оставшись одна, Энн принялась за работу: подмела полы, застелила постели, накормила кур, выстирала муслиновое платье и повесила его сушиться. Затем стала готовиться к схватке с периной. Она поднялась на чердак и натянула на себя первое попавшееся старое платье — то, что носила, когда ей было четырнадцать лет. В этом узком и коротком платье она напоминала ту Энн, которая приехала в Грингейбл из приюта. Но зато ему никак не могли повредить пух и перья. В довершение своего туалета Энн повязала на голову красный шейный платок в горошек, который принадлежал Мэтью, и в таком наряде спустилась в кухню, куда Марилла перед отъездом принесла перину.
Возле окна висело надтреснутое зеркало, и, нечаянно заглянув в него, Энн ужаснулась: в лучах бившего в окно солнца все семь веснушек ярким пламенем горели у нее на носу.
«Ой, я и забыла вчера на ночь намазать их мазью, — подумалаона. — Пойду хоть сейчас сделаю это».
Энн перепробовала массу снадобий, пытаясь избавиться от противных веснушек. От одного из них у нее облезла вся кожа на носу — но веснушки остались. За несколько дней до описываемых событий она нашла в журнале новый рецепт мази от веснушек, и, поскольку все ингредиенты у нее в доме имелись, немедленно изготовила это средство, хотя Марилла ворчала, что если Господь Бог счел за нужное наградить ее веснушками, то нечего противиться Божьей воле.
Энн прошла в кладовку, где всегда было довольно темно, потому что перед окном росла большая ива, нашла банку с мазью и при помощи специально отведенной для этой священной цели губки обильно смазала нос. Затем она вернулась к перине. Тот, кому приходилось менять чехол у перины, легко может себе представить, на кого была похожа Энн по завершении этой операции. Ее синее платье стало совсем белым от приставшего пуха, а волосы, выбившиеся из-под платка, украшал нимб из перьев. И вот в таком неприглядном виде ее застал стук в дверь.
«Наверное, это мистер Ширер, — подумала Энн. — Он всегда ужасно спешит, так что придется открыть ему в таком виде».
Она побежала вниз по лестнице, открыла дверь, и тут в глазах у нее потемнело, и ей захотелось сейчас же, не сходя с места, провалиться сквозь землю. Но крыльцо Грингейбла почему-то не вняло крику души несчастной, увенчанной пухом и перьями юной девы и не разверзлось. На пороге стояли трое: Присцилла Грант в прелестном шелковом платье, невысокая толстенькая седовласая женщина в твидовом костюме и высокая, изысканно одетая дама с красивым благородным лицом и огромными лиловыми глазами, оттененными длинными черными ресницами. «Конечно же, это и есть знаменитая писательница Шарлотта Морган!» — решила Энн.
И тут в ее растерянном мозгу мелькнула спасительная мысль, за которую она и ухватилась, как утопающий за соломинку. Все героини миссис Морган умели подняться над обстоятельствами. Какие бы неприятности на них ни обрушивались, они никогда не терялись и умели найти выход из трудного положения. Вот и Энн сочла своим долгом подняться над обстоятельствами и повела себя с поистине королевским спокойствием и достоинством. Как позже призналась Присцилла, она никогда так не восхищалась Энн Ширли, как в ту, столь трудную для нее минуту. Внутри у Энн все трепетало, но внешне она этого никак не показала. Спокойно поздоровалась с Присциллой и пожала руки незнакомым дамам с таким видом, словно сама была разодета в шелка и бархат. Правда, она чуть не ахнула от изумления, узнав, что дама, которую она приняла за писательницу, вовсе не была ею, а оказалась какой-то никому не ведомой миссис Пойндекстер, тогда как толстенькая коротышка с седыми волосами, наоборот, и была знаменитой Шарлоттой Морган. Но это открытие уже не могло усугубить общего полуобморочного состояния Энн. Она проводила гостей в гостиную и, оставив их там, вместе с Присциллой отправилась распрягать их лошадь.
— Прости, милочка, что мы свалились тебе как снег на голову, — извинялась Присцилла, — но я только вчера узнала, что нам удастся вас навестить. В понедельник тетя Шарлотта уезжает, а сегодняшний день она обещала провести с приятельницей в Шарлоттауне. И вдруг эта приятельница звонит вчера вечером и говорит, что у нее в доме карантин по скарлатине. Вот я и предложила отправиться к тебе — я же знала, как ты мечтаешь познакомиться с тетей Шарлоттой. Мы заехали по дороге в отель «Белые Пески» и захватили с собой миссис Пойндекстер. Она тоже тетина приятельница и живет в Нью-Йорке. Ее муж миллионер. Мы пробудем недолго — миссис Пойндекстер надо вернуться в отель к пяти часам.
Тут Энн заметила, что Присцилла с некоторым недоумением поглядывает на ее лицо.
«Ну что она на меня уставилась? — раздраженно подумала Энн. — Никогда не меняла чехол у перины, что ли?»
Когда Присцилла пошла к гостям, а Энн еще не успела убежать наверх переодеваться, в кухню вошла Диана. Энн схватила подругу за руку:
— Диана, ты можешь себе представить, кто у меня сейчас сидит в гостиной? Миссис Шарлотта Морган и жена нью-йоркского миллионера… А я в таком виде… и в доме совершенно нечего есть, кроме остатков окорока. Диана, как быть?
И тут Энн заметила, что Диана тоже смотрит на нее как-то странно. Господи, да что же это такое?
— Диана, не смотри на меня так! — взмолилась Энн. — Ты-то должна понимать, что когда меняешь чехол у перины, тебя всю облепляют пух и перья.
— Да дело не в перьях, — проговорила Диана. — Что у тебя с носом, Энн?
— С носом? Боже правый, что еще случилось с моим носом?
Энн бросилась к зеркалу и ужаснулась: весь нос был выкрашен в красный цвет.
Она рухнула на диван, силы окончательно покинули ее.
— Что же с ним случилось? — спросила Диана.
— Я считала, что намазала его мазью от веснушек, но, видно, по ошибке взяла краску, которой Марилла разрисовывает коврики, — простонала Энн. — Что же делать?
— Попробуй смыть ее.
— Вдруг она не смывается, как та краска для волос? Марилле тогда пришлось меня остричь, но не могу же я отрезать себе нос! Опять Господь карает меня за тщеславие, и вполне заслуженно… хотя эта мысль меня почему-то совершенно не утешает.
К счастью, краска легко смылась. Воспрянувшая духом Энн пошла к себе наверх переодеваться, а Диана побежала домой. Вскоре Энн спустилась к гостям — в приличном виде и здравом уме. Муслиновое платье, подобное тем, что носили героини миссис Морган, весело трепыхалось на веревке, так что Энн пришлось надеть платье из синего батиста. Она быстро разожгла огонь и заварила чай. А вскоре вернулась и Диана в своем муслиновом платье. Она принесла с собой большое закрытое блюдо.
— Это мама прислала, — сказала она, приподнимая крышку, под которой обнаружилась золотистая жареная курица.
К курице Энн подала свежий хлеб, который утром испекла Марилла, отличное масло и сыр, фруктовый компот из слив, плавающих в золотистом сиропе. И еще она поставила на стол большой букет бело-розовых астр. Но все это, разумеется, не шло ни в какое сравнение с тем, что было приготовлено к приезду миссис Морган в прошлый раз.
Однако проголодавшиеся гости с удовольствием уписывали простое угощение, и через несколько минут Энн и думать забыла о том, что было и чего не было у нее в меню. И хотя внешность миссис Морган не поражала воображения, что признавали даже самые восторженные почитательницы, слушать ее было безумно интересно. Она много поездила по свету, много повидала и блистала такими яркими остротами и эпиграммами, что совершенно очаровала слушательниц. И при этом в ней ощущались женственность и мягкость, которые сразу располагали к ней людей. Она не только прекрасно говорила сама, но и умела вовлечь в разговор других, и вскоре с Дианы и Энн слетела всякая скованность, и они наперебой принялись рассказывать гостье о своих делах. Миссис Пойндекстер говорила мало, больше улыбалась и ела курицу и компот с таким изяществом, будто вкушала нектар и амброзию.
«В конце концов, — заметила после отъезда гостей Энн, — такой красивой женщине совершенно не обязательно еще и разговаривать: достаточно того, что ею можно любоваться».
После обеда они всей компанией прогулялись по Тропе Мечтаний и Березовой аллее, а на обратном пути дошли до Дриадиного ключа, где присели отдохнуть и провели очаровательных полчаса.
— Какие замечательные женщины, — восторгалась Энн, когда они проводили гостей. — Блеск ума и красота души. Я даже не знаю, что мне доставило больше наслаждения — слушать миссис Морган или смотреть на миссис Пойндекстер. Знаешь, Диана, мне кажется, что так получилось даже лучше, чем если бы мы знали об их приезде заранее и суетились бы два дня, готовясь к встрече. Оставайся у меня ужинать, Диана, обсудим все в подробностях.
— Присцилла говорит, что золовка миссис Пойндекстер замужем за английским графом. И смотри — съели по две порции сливового компота, — поразилась Диана, которой, видимо, эти два обстоятельства казались взаимоисключающими.
— А по-моему, и сам английский граф не стал бы воротить свой аристократический нос от Мариллиного компота, — с гордостью за Мариллу заявила Энн.
Когда вечером она рассказывала Марилле о событиях дня, то не упомянула о конфузе с разрисованным носом, но решительно выбросила на помойку мазь от веснушек.
«Больше не буду пользоваться никакими косметическими снадобьями, — решила она. — Они предназначены для аккуратных, собранных людей, а таким, как я, лучше не испытывать судьбу».
Глава восемнадцатая
ПРИЮТ РАДУШНОГО ЭХА
Начался учебный год, и Энн вернулась в школу, свободная от некоторых теорий и вооруженная большим опытом. У нее появилось несколько новых учеников — шести- и семилеток, которые с широко открытыми глазами вступили в этот новый удивительный мир. Среди них были и Дэви с Дорой. Энн посадила Дэви с Милти Боултером, который учился второй год и уже чувствовал себя в школе, можно сказать, старожилом. Дора договорилась еще в воскресной школе сесть за одну парту с Лили Слоун, но так как Лили Слоун в первый день не пришла, Энн временно посадила Дору с Мирабель Коттон, которой исполнилось уже десять лет и которая казалась Доре совсем взрослой.
— В школе, оказывается, очень весело, — поведал Дэви Марилле вечером после первого учебного дня. — Ты говорила, что мне будет трудно сидеть смирно и не вертеться… Мне и вправду было трудно — я заметил, что ты часто бываешь права, — но все-таки под партой можно болтать ногами, а это уже что-то. Зато как здорово, когда кругом столько мальчишек и есть с кем поиграть. Я сижу с Милти Боултером. Он отличный парень. Ростом Милти выше меня, но я шире. Лучше всего сидеть на задних партах, но там сидят те, у кого ноги уже достают до пола. Милти нарисовал на грифельной доске портрет Энн, и он получился довольно-таки страшным. Я ему сказал, что если он будет так рисовать Энн, я его на перемене отлуплю. Милти ответил: «Подумаешь, напугал!» — но потом решил: ладно уж, пусть это будет не Энн. Он стер имя Энн под картинкой и подписал: «Барбара Шоу». Милти не любит Барбару за то, что она называет его «милый мальчуган» и однажды даже погладила по голове.
Дора произнесла только одну фразу:
— Мне в школе понравилось. — Но после этого весь вечер молчала, а когда Марилла велела ей идти наверх и ложиться спать, вдруг расплакалась. — Я боюсь… Я не хочу идти наверх одна. Там темно.
— Какая это тебя муха укусила? — спросила Марилла. — Все лето ты спокойно ложилась спать и ничего не боялась.
Дора продолжала плакать. Энн посадила ее к себе на колени, прижала к груди и прошептала на ухо:
— Расскажи мне, что случилось, детка. Чего ты боишься?
— Я боюсь дяди Мирабель Коттон, — сквозь слезы ответила Дора. — Мирабель мне сегодня в школе рассказала, что у них в семье почти все умерли — дедушки, бабушки и еще уйма дядюшек и тетушек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Не стану я готовить только для себя с Дэви. На обед доедим окорок, а к твоему приезду я зажарю бифштексы.
— А я буду помогать мистеру Гаррисону вылавливать из пруда водоросли. Он позвал меня к себе в помощники и, наверное, к обеду тоже пригласит. Мистер Гаррисон вовсе не жадный и веселый. Я хочу, когда вырасту, быть похожим на него. То есть характером… Я вовсе не хочу, чтобы у меня было такое же лицо и лысина. Но пока это мне вроде не грозит… Миссис Линд говорит, что я красивый ребенок. Как ты думаешь, Энн, когда я вырасту, я не стану вдруг некрасивым?
— Да нет, думаю, ты и взрослым будешь красивый парень, — ответила Энн, к возмущению Мариллы — хвалить мальчишку в лицо! — Но ты должен и вести себя соответственно, быть вежливым и воспитанным.
— А когда Минни вчера плакала, потому что кто-то назвал ее уродиной, ты сказала, что совершенно не важно, как человек выглядит — его ценят за доброту и порядочность, — недовольно проговорил Дэви. — Вот у тебя и получается: красивый или некрасивый, а спасения нет — все равно веди себя хорошо…
— А разве ты не хочешь быть хорошим мальчиком? — спросила Марилла, которая за эти годы научилась многому, но так и не поняла, что задавать детям такие вопросы бесполезно.
— Хочу хорошим, но не чересчур. Например, чтобы стать директором воскресной школы, вовсе не надо быть таким уж хорошим. Посмотрите на мистера Бэлла — он же совсем плохой человек.
— Откуда ты это взял?! — воскликнула Марилла.
— Он сам так говорит. В прошлое воскресенье он сказал в воскресной школе, что он презренный червь, жалкий грешник и погряз в пороке. А что он такого плохого сделал, а, Марилла? Убил кого-нибудь? Или крал деньги из церковной кружки?
Тут подъехала в своей коляске миссис Линд, и Марилла спаслась бегством, подумав, что мистеру Бэллу надо быть поосторожнее в своих покаянных обращениях к Всевышнему, особенно в присутствии детей.
Оставшись одна, Энн принялась за работу: подмела полы, застелила постели, накормила кур, выстирала муслиновое платье и повесила его сушиться. Затем стала готовиться к схватке с периной. Она поднялась на чердак и натянула на себя первое попавшееся старое платье — то, что носила, когда ей было четырнадцать лет. В этом узком и коротком платье она напоминала ту Энн, которая приехала в Грингейбл из приюта. Но зато ему никак не могли повредить пух и перья. В довершение своего туалета Энн повязала на голову красный шейный платок в горошек, который принадлежал Мэтью, и в таком наряде спустилась в кухню, куда Марилла перед отъездом принесла перину.
Возле окна висело надтреснутое зеркало, и, нечаянно заглянув в него, Энн ужаснулась: в лучах бившего в окно солнца все семь веснушек ярким пламенем горели у нее на носу.
«Ой, я и забыла вчера на ночь намазать их мазью, — подумалаона. — Пойду хоть сейчас сделаю это».
Энн перепробовала массу снадобий, пытаясь избавиться от противных веснушек. От одного из них у нее облезла вся кожа на носу — но веснушки остались. За несколько дней до описываемых событий она нашла в журнале новый рецепт мази от веснушек, и, поскольку все ингредиенты у нее в доме имелись, немедленно изготовила это средство, хотя Марилла ворчала, что если Господь Бог счел за нужное наградить ее веснушками, то нечего противиться Божьей воле.
Энн прошла в кладовку, где всегда было довольно темно, потому что перед окном росла большая ива, нашла банку с мазью и при помощи специально отведенной для этой священной цели губки обильно смазала нос. Затем она вернулась к перине. Тот, кому приходилось менять чехол у перины, легко может себе представить, на кого была похожа Энн по завершении этой операции. Ее синее платье стало совсем белым от приставшего пуха, а волосы, выбившиеся из-под платка, украшал нимб из перьев. И вот в таком неприглядном виде ее застал стук в дверь.
«Наверное, это мистер Ширер, — подумала Энн. — Он всегда ужасно спешит, так что придется открыть ему в таком виде».
Она побежала вниз по лестнице, открыла дверь, и тут в глазах у нее потемнело, и ей захотелось сейчас же, не сходя с места, провалиться сквозь землю. Но крыльцо Грингейбла почему-то не вняло крику души несчастной, увенчанной пухом и перьями юной девы и не разверзлось. На пороге стояли трое: Присцилла Грант в прелестном шелковом платье, невысокая толстенькая седовласая женщина в твидовом костюме и высокая, изысканно одетая дама с красивым благородным лицом и огромными лиловыми глазами, оттененными длинными черными ресницами. «Конечно же, это и есть знаменитая писательница Шарлотта Морган!» — решила Энн.
И тут в ее растерянном мозгу мелькнула спасительная мысль, за которую она и ухватилась, как утопающий за соломинку. Все героини миссис Морган умели подняться над обстоятельствами. Какие бы неприятности на них ни обрушивались, они никогда не терялись и умели найти выход из трудного положения. Вот и Энн сочла своим долгом подняться над обстоятельствами и повела себя с поистине королевским спокойствием и достоинством. Как позже призналась Присцилла, она никогда так не восхищалась Энн Ширли, как в ту, столь трудную для нее минуту. Внутри у Энн все трепетало, но внешне она этого никак не показала. Спокойно поздоровалась с Присциллой и пожала руки незнакомым дамам с таким видом, словно сама была разодета в шелка и бархат. Правда, она чуть не ахнула от изумления, узнав, что дама, которую она приняла за писательницу, вовсе не была ею, а оказалась какой-то никому не ведомой миссис Пойндекстер, тогда как толстенькая коротышка с седыми волосами, наоборот, и была знаменитой Шарлоттой Морган. Но это открытие уже не могло усугубить общего полуобморочного состояния Энн. Она проводила гостей в гостиную и, оставив их там, вместе с Присциллой отправилась распрягать их лошадь.
— Прости, милочка, что мы свалились тебе как снег на голову, — извинялась Присцилла, — но я только вчера узнала, что нам удастся вас навестить. В понедельник тетя Шарлотта уезжает, а сегодняшний день она обещала провести с приятельницей в Шарлоттауне. И вдруг эта приятельница звонит вчера вечером и говорит, что у нее в доме карантин по скарлатине. Вот я и предложила отправиться к тебе — я же знала, как ты мечтаешь познакомиться с тетей Шарлоттой. Мы заехали по дороге в отель «Белые Пески» и захватили с собой миссис Пойндекстер. Она тоже тетина приятельница и живет в Нью-Йорке. Ее муж миллионер. Мы пробудем недолго — миссис Пойндекстер надо вернуться в отель к пяти часам.
Тут Энн заметила, что Присцилла с некоторым недоумением поглядывает на ее лицо.
«Ну что она на меня уставилась? — раздраженно подумала Энн. — Никогда не меняла чехол у перины, что ли?»
Когда Присцилла пошла к гостям, а Энн еще не успела убежать наверх переодеваться, в кухню вошла Диана. Энн схватила подругу за руку:
— Диана, ты можешь себе представить, кто у меня сейчас сидит в гостиной? Миссис Шарлотта Морган и жена нью-йоркского миллионера… А я в таком виде… и в доме совершенно нечего есть, кроме остатков окорока. Диана, как быть?
И тут Энн заметила, что Диана тоже смотрит на нее как-то странно. Господи, да что же это такое?
— Диана, не смотри на меня так! — взмолилась Энн. — Ты-то должна понимать, что когда меняешь чехол у перины, тебя всю облепляют пух и перья.
— Да дело не в перьях, — проговорила Диана. — Что у тебя с носом, Энн?
— С носом? Боже правый, что еще случилось с моим носом?
Энн бросилась к зеркалу и ужаснулась: весь нос был выкрашен в красный цвет.
Она рухнула на диван, силы окончательно покинули ее.
— Что же с ним случилось? — спросила Диана.
— Я считала, что намазала его мазью от веснушек, но, видно, по ошибке взяла краску, которой Марилла разрисовывает коврики, — простонала Энн. — Что же делать?
— Попробуй смыть ее.
— Вдруг она не смывается, как та краска для волос? Марилле тогда пришлось меня остричь, но не могу же я отрезать себе нос! Опять Господь карает меня за тщеславие, и вполне заслуженно… хотя эта мысль меня почему-то совершенно не утешает.
К счастью, краска легко смылась. Воспрянувшая духом Энн пошла к себе наверх переодеваться, а Диана побежала домой. Вскоре Энн спустилась к гостям — в приличном виде и здравом уме. Муслиновое платье, подобное тем, что носили героини миссис Морган, весело трепыхалось на веревке, так что Энн пришлось надеть платье из синего батиста. Она быстро разожгла огонь и заварила чай. А вскоре вернулась и Диана в своем муслиновом платье. Она принесла с собой большое закрытое блюдо.
— Это мама прислала, — сказала она, приподнимая крышку, под которой обнаружилась золотистая жареная курица.
К курице Энн подала свежий хлеб, который утром испекла Марилла, отличное масло и сыр, фруктовый компот из слив, плавающих в золотистом сиропе. И еще она поставила на стол большой букет бело-розовых астр. Но все это, разумеется, не шло ни в какое сравнение с тем, что было приготовлено к приезду миссис Морган в прошлый раз.
Однако проголодавшиеся гости с удовольствием уписывали простое угощение, и через несколько минут Энн и думать забыла о том, что было и чего не было у нее в меню. И хотя внешность миссис Морган не поражала воображения, что признавали даже самые восторженные почитательницы, слушать ее было безумно интересно. Она много поездила по свету, много повидала и блистала такими яркими остротами и эпиграммами, что совершенно очаровала слушательниц. И при этом в ней ощущались женственность и мягкость, которые сразу располагали к ней людей. Она не только прекрасно говорила сама, но и умела вовлечь в разговор других, и вскоре с Дианы и Энн слетела всякая скованность, и они наперебой принялись рассказывать гостье о своих делах. Миссис Пойндекстер говорила мало, больше улыбалась и ела курицу и компот с таким изяществом, будто вкушала нектар и амброзию.
«В конце концов, — заметила после отъезда гостей Энн, — такой красивой женщине совершенно не обязательно еще и разговаривать: достаточно того, что ею можно любоваться».
После обеда они всей компанией прогулялись по Тропе Мечтаний и Березовой аллее, а на обратном пути дошли до Дриадиного ключа, где присели отдохнуть и провели очаровательных полчаса.
— Какие замечательные женщины, — восторгалась Энн, когда они проводили гостей. — Блеск ума и красота души. Я даже не знаю, что мне доставило больше наслаждения — слушать миссис Морган или смотреть на миссис Пойндекстер. Знаешь, Диана, мне кажется, что так получилось даже лучше, чем если бы мы знали об их приезде заранее и суетились бы два дня, готовясь к встрече. Оставайся у меня ужинать, Диана, обсудим все в подробностях.
— Присцилла говорит, что золовка миссис Пойндекстер замужем за английским графом. И смотри — съели по две порции сливового компота, — поразилась Диана, которой, видимо, эти два обстоятельства казались взаимоисключающими.
— А по-моему, и сам английский граф не стал бы воротить свой аристократический нос от Мариллиного компота, — с гордостью за Мариллу заявила Энн.
Когда вечером она рассказывала Марилле о событиях дня, то не упомянула о конфузе с разрисованным носом, но решительно выбросила на помойку мазь от веснушек.
«Больше не буду пользоваться никакими косметическими снадобьями, — решила она. — Они предназначены для аккуратных, собранных людей, а таким, как я, лучше не испытывать судьбу».
Глава восемнадцатая
ПРИЮТ РАДУШНОГО ЭХА
Начался учебный год, и Энн вернулась в школу, свободная от некоторых теорий и вооруженная большим опытом. У нее появилось несколько новых учеников — шести- и семилеток, которые с широко открытыми глазами вступили в этот новый удивительный мир. Среди них были и Дэви с Дорой. Энн посадила Дэви с Милти Боултером, который учился второй год и уже чувствовал себя в школе, можно сказать, старожилом. Дора договорилась еще в воскресной школе сесть за одну парту с Лили Слоун, но так как Лили Слоун в первый день не пришла, Энн временно посадила Дору с Мирабель Коттон, которой исполнилось уже десять лет и которая казалась Доре совсем взрослой.
— В школе, оказывается, очень весело, — поведал Дэви Марилле вечером после первого учебного дня. — Ты говорила, что мне будет трудно сидеть смирно и не вертеться… Мне и вправду было трудно — я заметил, что ты часто бываешь права, — но все-таки под партой можно болтать ногами, а это уже что-то. Зато как здорово, когда кругом столько мальчишек и есть с кем поиграть. Я сижу с Милти Боултером. Он отличный парень. Ростом Милти выше меня, но я шире. Лучше всего сидеть на задних партах, но там сидят те, у кого ноги уже достают до пола. Милти нарисовал на грифельной доске портрет Энн, и он получился довольно-таки страшным. Я ему сказал, что если он будет так рисовать Энн, я его на перемене отлуплю. Милти ответил: «Подумаешь, напугал!» — но потом решил: ладно уж, пусть это будет не Энн. Он стер имя Энн под картинкой и подписал: «Барбара Шоу». Милти не любит Барбару за то, что она называет его «милый мальчуган» и однажды даже погладила по голове.
Дора произнесла только одну фразу:
— Мне в школе понравилось. — Но после этого весь вечер молчала, а когда Марилла велела ей идти наверх и ложиться спать, вдруг расплакалась. — Я боюсь… Я не хочу идти наверх одна. Там темно.
— Какая это тебя муха укусила? — спросила Марилла. — Все лето ты спокойно ложилась спать и ничего не боялась.
Дора продолжала плакать. Энн посадила ее к себе на колени, прижала к груди и прошептала на ухо:
— Расскажи мне, что случилось, детка. Чего ты боишься?
— Я боюсь дяди Мирабель Коттон, — сквозь слезы ответила Дора. — Мирабель мне сегодня в школе рассказала, что у них в семье почти все умерли — дедушки, бабушки и еще уйма дядюшек и тетушек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28