Думаю, миссис Боссис наверняка успела вам кое-что обо мне порассказать, верно?
— Нет, ничего такого. — Гэрриет покраснела и порадовалась, что собеседник на другом конце провода не может ее видеть.
— Знаю, что успела. Но вы не верьте ни единому слову. Клянусь, я чист, как стеклышко.
Гэрриет прыснула, прикрывая трубку рукой.
— А вы, вероятно, Гэрриет? — продолжал он. — Несчастная жертва обмана?
— Простите? — Гэрриет тут же внутренне ощетинилась. — Кто вам такое сказал?
— Кори. Точнее, не сказал, а зачитал мне длинный-предлинный ультиматум по поводу того, что он со мной сделает, если я посмею на вас покуситься. Это не ваш малыш там так разрывается?
— У него режутся зубки, — сказала Гэрриет.
— Я бы на его месте сходил к дантисту, так ему и передайте. От Ноэль ничего нет?
Гэрриет рассказала ему об открытке с футболистами — что было, пожалуй, не очень корректно, но это она сообразила слишком поздно.
Кит на своем конце провода лениво рассмеялся.
— Мне нравится, как она держит Кори на поводке — да и меня, впрочем, тоже. В иные времена у нее этих поводков скапливалось по стольку, что даже странно, как у нее до сих пор одна рука не стала длиннее другой. Знаете, чем теперь занимаются все наши знакомые? Заключают между собой пари: разведется с ней Кори или нет.
— Извините, но мне нужно подойти к ребенку. — Гэрриет вдруг осознала, что сплетничать о своем хозяине нехорошо.
— Постойте, не уходите, — попросил Кит. — У вас просто потрясающий голос. Наверное, вы и сама такая же? Ну-ка, признайтесь, какая вы?
— Бледная и худая, как жердь, — сказала Гэрриет.
— Прекрасно, как раз то, что я люблю. В следующем месяце я должен писать в ваших краях один портрет, так что приеду, сам разберусь. Смотрите, не крутите там без меня с местными кавалерами!..
Как все это грустно и мило, думала потом Гэрриет. Грустно, потому что своей легкой, немного театральной непосредственностью он отчаянно напомнил ей Саймона; мило — потому что так приятно снова пококетничать с кем-то просто так, хотя бы по телефону.
А еще позже Амброзий, вернее, Амброзия, решила окотиться в огромной — четырехспальной, как мысленно называла ее Гэрриет, — супружеской кровати Эрскинов. К шести часам утра, устроив усталую, но довольную роженицу с пятью котятами в кухне на чистой подстилке, Гэрриет наконец-то добралась до собственной постели.
Однако очень скоро — кажется, через несколько минут — ее разбудил весьма ехидный голос Шатти, сообщавший, что уже половина десятого.
— О Боже! — Гэрриет кубарем скатилась с кровати. — Сегодня же у миссис Боттомли выходной!
Плюнув на умывание и на ходу натягивая на себя что попало, она бросилась вниз, сунула Джону и Шатти по куску хлеба с джемом, побросала Джону в чемодан все, что нужно на неделю, схватила переносную колыбельку с голодным и сердитым Уильямом и помчалась к машине развозить детей по школам.
Ночью подморозило, и колеса проскальзывали, как по катку. Гэрриет изо всех сил старалась сосредоточиться на дороге, но мешал Джон, игравший с дверной ручкой. Неожиданно его рука соскользнула, дверца подалась, и его чуть не вышвырнуло из машины. Крутанув руль и чудом избежав столкновения со встречным автомобилем, Гэрриет втащила Джона обратно, захлопнула дверцу и звонко шлепнула его по голой коленке.
— Чтобы больше такого не было! — в сердцах крикнула она.
Джон смолчал и даже не повернул в ее сторону головы, но кровь отхлынула от его щек. На голой коленке проступило красное пятно.
Шатти, разумеется, ликовала.
— Гадкий, гадкий Джон! — радостно повторяла она.
— А ну замолчи! — рявкнула на нее Гэрриет, заезжая в ворота школы.
Едва они остановились, Джон схватил свой чемоданчик и выскочил из машины.
— Пока, заяц, — сказала Гэрриет. К этому времени она уже перекипела. — В пятницу вечером заеду за тобой.
Джон побелел.
— Я тебе не заяц, — дрожащим от гнева голосом сказал он. — Я тебя ненавижу. Слышишь, ненавижу! Лучше бы ты к нам не приезжала! Я скажу папе, пусть он тебя выгонит!
Борясь со слезами, Гэрриет высадила Шатти у дверей начальной школы. Всю дорогу домой голодный Уильям орал благим матом.
— Уильям! — умоляла она. — Потерпи, уже скоро.
Дома, пока подогревалось молоко, она успела постирать кое-что для Уильяма и сунуть белье в центрифугу.
Неожиданно зазвонил телефон. В тот же миг Уильям взвыл с удвоенной силой, молоко убежало, а когда Гэрриет бросилась снимать его с плиты, выяснилось, что она забыла подставить под центрифугу ведро.
— Да черт возьми! — истерически взвизгнула она, уворачиваясь от мыльных брызг, хлещущих по ногам. — Заткнись, Уильям! Слышишь, заткнись!
— У вас, кажется, проблемы, — произнес бесстрастный голос у нее за спиной.
Гэрриет, холодея, обернулась. На пороге стоял Кори Эрскин.
Он действовал быстро и точно. В одну секунду, пока Гэрриет глядела на него с открытым ртом, он выключил центрифугу и отставил в сторону кипящее молоко.
— На одну бутылку хватит, — сказал он. — Переливайте, я сниму трубку.
Боже, пронеслось у Гэрриет в голове, и надо же ему было вернуться в такой жуткий момент!
— Это Джон, — сообщил Кори. — Требует вас.
— Откуда он звонит?
— Из автомата. Возьмите трубку наверху. Когда он выговорится, намекните ему, что неплохо было бы вернуться в школу. Ребенка давайте сюда, я покормлю.
Джон звонил, чтобы извиниться. Его голос звенел от волнения.
— Я просто хотел сказать… Гэрриет, ты не уезжай, ладно? Я не буду жаловаться на тебя папе. И вообще, прости меня.
У Гэрриет комок встал в горле.
— Все в порядке, заяц, — сказала она. — Спасибо, что позвонил. И ты тоже меня прости.
Когда она вернулась на кухню, Уильям уже спал. Бутылка с недопитым молоком лежала рядом. Его наоравшийся ротик был слегка приоткрыт, длинные ресницы лежали на щеках.
— Красивый малыш, — сказал Кори, передавая ей Уильяма. — Что там у Джона?
— Мы с ним поссорились сегодня утром. Он звонил извиниться. Кори усмехнулся.
— У этого парня манеры гораздо лучше, чем у его родителей. Интересно, в кого бы это? Что Шатти?
— В полном порядке, — ответила Гэрриет. — Мне страшно неловко, что мы с Уильямом вас так встретили. Просто сегодня мы проспали, и все с самого утра пошло наперекосяк. Позавтракаете?
Кори покачал головой.
— Лучше я последую примеру Уильяма, пойду спать. Всю ночь сегодня провел за рулем.
Это заметно, подумала Гэрриет: бледный, как смерть, небритый, глаза покраснели, и ввалились. Тут у нее мелькнула новая ужасная мысль.
— Простите… но вам придется еще немного подождать. Ночью Амброзия окотилась на вашей кровати, и я еще не успела переменить постель.
Боже, как ему все это должно быть противно, думала она, перестилая простыни на огромной кровати, которую он еще недавно делил с Ноэль Белфор. Эта сугубо женская спальня была насквозь пронизана эротикой, и все здесь — толстые белые ковры, розы на обоях, кровать под балдахином, туалетный столик в пене розовых кружев — должно было мучительно напоминать мужчине о ее хозяйке.
Но, если что и мучило Кори, по его виду это было незаметно.
— Кажется, будет снег, — сказал он, выглядывая в окно.
Когда раскрасневшаяся Гэрриет меняла вторую наволочку, она вдруг заметила, что Кори Эрскин следит за ней, и вспомнила, что сегодня утром не успела умыться и что на ней надет старый, застиранный донельзя красный свитер.
— Вы стали лучше выглядеть, — неожиданно сказал он. — Поправились.
— Миссис Боттомли держит меня на калорийной диете, — вспыхнув, пробормотала Гэрриет.
Около семи вечера Кори наконец пробудился ото сна и вышел на кухню. В одной руке у него был стакан с виски, на другой висела Шатти с полутораметровым надувным тигром в обнимку.
— Смотри, что мне папа привез, — сказала она и повернулась к Кори. — А Гэрриет сегодня проспала! Я из-за нее опоздала на музыку, и мне дали треугольник вместо табмурины.
— Во-первых, тамбурины, — сказал Кори. — А во-вторых, не ябедничай.
Шатти подбежала к окну.
— Смотри, какой снег глубокий. Можно, я сегодня попозже лягу?
— Нет, — сказал Кори. — Можешь показать мне Амброзию с котятами, а потом спать, и без разговоров. Кстати, как в школе дела? — спросил он. — У тебя уже есть лучшая подружка?
— Все девочки хотят быть моей лучшей подружкой, — сообщила Шатти. — Но все не могут. Наверное, им придется меня делить.
В кухню вплыла миссис Боттомли, груженная двумя большими сумками. Она только что вернулась после выходного, и на ее бордовом пальто и фетровой шляпке с кокетливой птичкой из перьев еще лежали пушистые снежинки.
— Мистер Кори! — закудахтала она. — Какая неожиданность! Что же вы нас не предупредили? Знай я, что вы приедете, отперла бы для вас парадное. Ну да все равно, я вам очень, очень рада!
Он ей не меньше, подумала Гэрриет. Забирая у миссис Боттомли сумки, он поинтересовался, все ли местные магазины она успела скупить, и тут же справился про ее ревматизм.
— Грех жаловаться, — ответила миссис Боттомли. — Как Гэрриет приехала, так вроде и ревматизм стал меньше донимать: работы-то поубавилось. Все-таки пара молодых ног в доме — это совсем другое дело.
Кори взглянул на ноги Гэрриет.
— Вы, значит, ею довольны?
— Бывает, конечно, что она иногда замечтается, — проронила миссис Боттомли, снимая шляпку. — Но, в общем-то, мы с ней нашли общий язык. Да и работница она дай Бог — не то что те расфуфыренные барышни, которых вы присылали раньше. А как ваши Антибы? — спросила она, делая ударение на последнем слоге, так что получилось: Анти-Бы.
Кори переглянулся с Гэрриет и с самым серьезным видом ответил:
— Анти-Бы чуть меня не доконали.
— То-то вы так осунулись, словно всю дорогу пешком шли. Все от плохого питания. Там небось одни лягушки да деликатесы французские? Но ничего, мы вас тут быстро откормим.
Желая хоть немного оправдаться в глазах Кори за утренний прием, Гэрриет решила приготовить ему сегодня шикарный ужин, однако воплотить свои планы в жизнь ей не удалось. Выйдя в сад, чтобы стряхнуть воду с салата, она вдруг застыла как завороженная. Сосны стояли белые, как яблони в цвету, урны, полные снега, отбрасывали на лужайку голубоватые тени, снежинки легкими перышками порхали над головой.
Воспоминания о первой встрече с Саймоном нахлынули на нее с прежней остротой. Господи, в отчаянии думала она, суждено ли нам встретиться вновь? Бежали минуты — пять? десять? — но она стояла, не замечая времени, и очнулась лишь тогда, когда поняла, что замерзает. Вернувшись на кухню, она испуганно вскрикнула: Лабрадор Тритон занимался на полу куском мяса, Амброзия сидела на столе, где только что были креветки, и невозмутимо облизывала полосатую морду, соус на плите безнадежно свернулся.
На шум явился Кори.
— Господи, что тут у вас еще такое?
Гэрриет дрожащей рукой указала на Тритона и Амброзию.
— Я засмотрелась на снег в саду и забыла, что оставила мясо с креветками на столе!..
Кори опять ее удивил: он рассмеялся, впервые на ее памяти. Наконец, не выдержав, она тоже прыснула.
— Да, тут совсем пусто, — сообщил он, заглянув в холодильник. — Придется ехать куда-нибудь ужинать.
— Простите меня, ради Бога…
— Сколько можно извиняться? Лучше идите, приведите себя в порядок.
— Но… я же не могу ехать ужинать вместе с вами.
— Почему нет? Миссис Боттомли присмотрит за Шатти и Уильямом.
— Но… Но… — Гэрриет опять принялась за извинения.
— Послушайте, — прервал ее Кори. — Я готов стерпеть истерики, я как-нибудь обойдусь без вашего ужина, но бессмысленных пререканий я просто не выношу. Ступайте к себе и собирайтесь.
Ресторан, куда он ее привез, находился у въезда в долину. Потрясенная ценами в меню, Гэрриет выбрала омлет.
— Не говорите ерунды, — буркнул он. — Заказывайте что вам хочется.
— Но тут все так дорого.
— Посмотрели бы вы на парижские цены!.. Впрочем, можете вообще о них не думать. Я только что получил большой аванс — и разрешаю вам этим воспользоваться.
Сначала Кори рассказывал ей о том, как съездил во Францию, о черной кобыле Пифии, купленной с подачи Кита, — на той неделе ее уже должны переправить самолетом в Лидс, сказал он.
— Если это и правда стоящая лошадь, мы с ней, возможно, еще успеем подготовиться к апрельским скачкам.
К тому времени, как принесли кофе, выпитое мало-помалу начало действовать, и Гэрриет уже чувствовала себя гораздо свободнее.
— Ну так что, — сказал Кори, подливая ей вина. — Как вам работается у нас «на отшибе»? Нравится смотреть за детьми?
Гэрриет торопливо улыбнулась.
— Да, очень. У меня наконец-то все хорошо, я тут по-настоящему счастлива.
Он не ответил на ее улыбку.
— Я слежу за вами уже два часа. У вас все еще такой вид, будто вы каждый вечер засыпаете в слезах.
— Вам кофе со сливками или без? — спросила она.
— Без, благодарю вас, но не пытайтесь увести разговор в сторону. Разумеется, у вас все хорошо — по сравнению с тем, что было. Вы округлились, на щеках появился какой-никакой румянец — но взгляд такой же затравленный, как и раньше. И дергаетесь от всякого пустяка. Скажите, например, зачем вы изорвали в клочья эту бумажную салфетку?
— Нет-нет, у меня все в порядке, — торопливо проговорила она и чуть погодя спросила:
— Но, если я правильно поняла, вы хотите отказаться от моих услуг?
Голос ее заметно дрожал.
Будь у нее силы поднять в этот миг глаза, она бы увидела мелькнувшую на его губах улыбку.
— Вы еще слишком плохо меня знаете, — мягко сказал он. — Если бы я решил с вами распрощаться, я сказал бы вам об этом прямо. Завтра же вы встретитесь с моим врачом, он выпишет вам успокаивающее и снотворное. Думаю, что это ненадолго, но несколько недель придется попить. Иначе, боюсь, силы ваши скоро иссякнут. И еще один личный вопрос, хотя догадываюсь, что вы сейчас предпочли бы поговорить о чем-нибудь постороннем. Как вы познакомились с Саймоном Вильерсом?
От неожиданности Гэрриет чуть не поперхнулась кофе. Но, в конце концов, ей так надо было с кем-нибудь поговорить.
Она пожала плечами.
— В тот день был такой же снегопад, как сегодня. Я ехала на велосипеде, а Саймон на машине выехал мне навстречу и случайно меня сбил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28