— Он просто не может этого знать, — возразил Анилов.
Осталось три минуты.
Делбо дал дополнительные указания рыжеволосому. Стало слышно, как взревел один из двигателей, и огромный самолет начал, снижаясь, второй поворот.
— Но перед тем, как самолет завалится вправо, вы услышите предупреждение.
— Предупреждение? — не оглядываясь, переспросил Делбо. Он не прекращал попыток справиться со штурвалом.
— Странный звук, вы такого никогда не слышали. В том месте, где крыло соединяется с фюзеляжем, структурный дефект. Похоже на звук лопающейся гитарной струны. Как только его услышите, прибавьте мощность в левом двигателе. Только так можно избежать опрокидывания.
Анилов потерял терпение:
— Какая чушь! Пока этот парень здесь, я ничего не соображаю.
Джим знал, что Анилов прав. Специалисты из Центра в Сан-Франциско и диспетчер замолчали, чтобы летчики могли сосредоточиться. Если он останется в кабине, то, даже не произнося ни слова, одним своим присутствием может отвлечь их в самый ответственный момент. Кроме того, он рассказал все, что знал, и добавить ему нечего.
Джим вышел из кабины и быстро направился к шестнадцатому ряду.
До встречи с землей две минуты.

* * *

Холли не спускала глаз с прохода между кресел, надеясь, что Джим все-таки вернется. Хотелось, чтобы он был рядом, когда случится самое страшное. Она ясно помнила события прошлой ночи, когда в комнату мотеля проникло чудовище из ночного кошмара, и количество жертв, которые оставил на своем пути Айренхарт, спасая невинных людей. Не забыла она и того, как жестоко он расправился с Норманом Ринком в хозяйственном магазине Атланты. Но темное начало в его душе уступило место светлому. Рядом с ним ей было удивительно спокойно, точно окружавший его невидимый ореол опасности превратился в нимб ангела-хранителя.
По селектору одна из стюардесс инструктировала пассажиров, как вести себя при экстренной посадке. Ее коллеги ходили по рядам, проверяя, все ли люди выполняют эти указания.
Корпус «ДС-10» вибрировал, самолет швыряло во все стороны. Хотя в его конструкции не было ни одной деревянной детали, он скрипел, как застигнутый штормом парусник. Небо в иллюминаторах оставалось голубым, но в воздухе бушевали неистовые вихри.
Пассажиры давно поняли, в какой серьезный переплет они угодили. Условия для посадки — хуже не придумаешь, и случиться может все что угодно. Может быть, и самое худшее. В огромном лайнере воцарилась поразительная тишина, словно в соборе во время торжественного богослужения. Вполне возможно, многие представляли себе собственные похороны.
Из салона первого класса появился Джим. При виде его Холли испытала огромное облегчение. Он чуть замедлил шаг, ободряюще улыбнулся Дубровекам, слегка коснулся плеча Холли и сел в кресло у неё за спиной.
Самолет попал в воздушный поток. На этот раз дело приняло совсем плачевный оборот. Холли показалось, что они уже не летят, а катятся.
Кристин взяла её за руку и быстро сжала, словно они были старыми подругами. Впрочем, они ими уже стали. Близость неминуемой смерти сближает людей.
— Удачи тебе, Холли.
— Удачи, Кристин.
Рядом со своей матерью маленькая Кейси казалась совсем крошечной.
Наконец и стюардессы заняли места в креслах. Холли тоже последовала их примеру, приняв положение, сулящее самые большие шансы выжить: затянула пристяжные ремни, наклонилась вперед и спрятала голову в коленях, обхватив руками лодыжки.
Болтанка на мгновение прекратилась и самолет скользнул вниз. Но Холли не успела даже вздохнуть с облегчением. В следующую секунду все небо стало похоже на одеяло, которое трясут за края гремлины — злые гномы, приносящие летчикам несчастье.
Над головой захлопали дверцы багажных полок, и на пассажиров посыпались чемоданы, сумки, куртки и другие вещи. Что-то ударило её по спине и скатилось в сторону. Было совсем не больно, но Холли неожиданно испугалась, что чемодан какой-нибудь модницы, набитый косметикой, свалится на неё под опасным углом и переломит позвоночник.

* * *

Слейтон Делбо продолжал давать команды Янковски, который, стоя на коленях между креслами пилотов, управлялся с подачей топлива в двигатели. Летчики в это время пытались удержать лайнер на заданном курсе. Делбо был спокоен, хотя знал, что впереди тяжелая посадка.
Они начали выходить из третьего, последнего поворота. Посадочная полоса стремительно приближалась. Но, как и предсказывал Джим — черт, фамилия этого парня опять вылетела из головы, — им не удалось выровняться по полосе.
Незнакомец не ошибся. Вокруг бушевала настоящая буря. Самолет швыряло, как большой старый автобус, который громыхает вниз по склону крутой горной дороги. Такого командиру корабля видеть ещё не доводилось. Даже для исправного самолета посадка при таком сильном встречном ветре представляет немалую опасность.
Но Делбо не оставалось другого выбора. Слишком поздно, чтобы попробовать ещё один заход или проскочить посадочную полосу и уйти на другой аэродром в надежде на лучшие метеоусловия. После взрыва хвостового двигателя прошло тридцать три минуты, и это настоящий подвиг, что они до сих пор не врезались в землю. Еще немного — и не помогут ни мастерство, ни опыт, ни хладнокровие. С каждой минутой, а теперь секундой, полет все больше напоминал попытку удержать в воздухе обломок огромной скалы.
До бетонной полосы осталось две тысячи футов, и это расстояние стремительно сокращалось.
Мысли Делбо обратились к жене и семнадцатилетнему сыну, которые остались дома в Вестлейн-Виллидж на севере Лос-Анджелеса. Второй сын. Том, уже в колледже Вилламот, готовится к поступлению на первый курс. Как бы он сейчас хотел обнять их, почувствовать прикосновение родных рук.
Он не боялся за себя. По крайней мере, не слишком. И предсказание незнакомца, что экипаж останется в живых, не играло здесь никакой роли. Кто знает, всегда ли сбываются слова этого парня. По сути дела, у Делбо просто не было времени думать о себе.
Полторы тысячи футов.
Он думал о пассажирах и экипаже, доверивших ему свои жизни. Если его нерешительность, медлительность или, наоборот, поспешность, приведут к тому, что в этой катастрофе окажется доля его вины, все, чего он достиг за долгие годы работы, будет перечеркнуто этой единственной трагической ошибкой. Возможно, он слишком строг к себе, но многие летчики обладают столь же сильным чувством ответственности.
Он вспомнил слова незнакомца: «…сто сорок семь пассажиров…» До боли сжал бешено вибрирующий штурвал.
«…и четыре стюардессы погибнут…» Тысяча двести футов.
— Нас заносит вправо, — сказал Делбо.
— Держись! — крикнул Анилов. Сейчас, когда они совсем снизились, все зависело от командира.
Сто пятьдесят одна смерть, сто пятьдесят одна семья, которая потеряет близких. И ещё больше людей, чьи судьбы окажутся вовлечены в водоворот этой трагедии.
Но откуда этот парень знает, сколько людей погибнет? Это невозможно. Что он, ясновидец? Чушь, как сказал Янковски. Да, но он знал о взрыве двигателя и о встречном ветре при посадке. Только полный идиот может сбрасывать это со счетов.
Тысяча футов.
— Пора, — услышал Делбо собственный голос.

* * *

Согнувшись в три погибели, зажав голову между коленями и обхватив руками лодыжки, Джим Айренхарт вспомнил старую шутку: «Поцелуй свой зад на прощание».
Он молил Бога, чтобы его действия не изменили ситуацию в худшую сторону и вместе с ним и Дубровеками не погибли люди, которым самой судьбой было предназначено остаться в живых. Его разговор с командиром корабля повлиял на будущее, и то, что произойдет, может быть хуже того, что должно было случиться. Похоже, высшие силы в конце концов одобрили его желание спасти не только Кристин и Кейси. Но природа этих сил загадочна, и надо быть дураком, чтобы пытаться понять движущие ими мотивы и намерения.
Самолет содрогнулся от сильного толчка. Завывание двигателей перешло в пронзительный визг.
Джим уставился под ноги, ожидая, что пол вот-вот лопнет и брызнет ему в лицо.
Больше всего он боялся за Холли Торн. Ее присутствие в самолете — самое большое отклонение от первоначального сценария, написанного судьбой. Может быть, ему удастся спасти многих пассажиров, но что, если погибнет Холли?

* * *

«ДС-10» с грохотом летел к земле. Холли сжалась в комок и закрыла глаза. Перед мысленным взором поплыли лица матери с отцом, и она обрадовалась им. Затем удивилась, когда вслед за родителями в её сознании возник образ Ленни Кэллевея. Он был её первой детской любовью. Они не виделись с тех пор, как обоим исполнилось шестнадцать… Потом появилась миссис Руни, учительница из старших классов, которая с особенным участием относилась к её проблемам и успехам… За ней Лори Клагер — лучшая подруга на протяжении всех школьных и половины студенческих лет. Жизнь разбросала их по разным уголкам страны… И многие другие, все те, кого она любит или когда-то любила. Она думала о каждом из них не больше доли секунды, но близость смерти словно изменила ход времени, и Холли казалось, что она подолгу всматривается в родные лица. Перед ней вставали не кадры из прожитой жизни, а образы дорогих её сердцу людей — хотя, может быть, это одно и то же.
Несмотря на пронзительный вой двигателей и нахлынувшие воспоминания, она услышала, как Кристин Дубровек говорит дочери: «Я люблю тебя, Кейси».
Холли заплакала.

* * *

Триста футов.
Делбо сумел приподнять нос самолета.
Похоже, все идет нормально. Насколько слово «нормально» применимо в данных обстоятельствах.
Они шли под небольшим углом к полосе, но, возможно, сразу после посадки самолет удастся выровнять. В противном случае они пронесутся по бетонке три, а то и четыре тысячи футов, и лишь потом лайнер выкатится на недавно убранное поле. Это, конечно, не самый лучший вариант, но по крайней мере скорость значительно уменьшится. Конечно, многое зависит от того, какая поверхность окажется под колесами. Самолет может развалиться, но мало вероятности, что он разлетится вдребезги.
Двести футов.
Ветер стих.
Они парили в воздухе. Легко, словно перышко.
— Порядок, — сказал Анилов.
— Спокойно, спокойно, — ответил Делбо.
Оба имели в виду одно и то же, все идет нормально, ещё немного — и можно обо всем забыть.
Сто футов.
Нос самолета кверху.
Отлично, отлично.
Земля.
Странный звук лопающейся струны!
И одновременно с ним взвыли шины, ударившись о бетонную полосу. Делбо помнил предупреждение незнакомца. Он скомандовал:
— Левый двигатель! — И направил самолет влево.
Янковски тоже хорошо помнил слова Джима, хотя и назвал их чушью. Командир не успел договорить, как инструктор выполнил команду. В точности как и было сказано, «ДС-10» завалился вправо, но мгновенная реакция экипажа спасла его от опрокидывания. Лайнер качнулся влево, и правое крыло вернулось в прежнее положение. Возникла опасность излишней компенсации, и Делбо, продолжая удерживать самолет в том же направлении, отдал Янковски новую команду. Дрожа и вибрируя, самолет мчался по полосе. Он приказал включить реверс, потому что бешеная скорость, с которой они неслись по бетонке, означала для них смертельную опасность. Самолет шел под углом к полосе и, хотя и замедлял бег, с каждым мгновением приближался к опасному краю. Правое крыло снова провисло. Оно раскачивалось, издавая дьявольский скрежет рвущегося железа: как и говорил Джим, не выдержал металл в месте соединения крыла с фюзеляжем. Сказалось напряжение дикого полета и встречный ветер, какой бывает раз в столетие. Они мчались вперед, но Делбо ничего не мог поделать со структурным дефектом. Нельзя же вылезти наружу и заварить проклятую трещину. Самолет катился по полосе, замедляя скорость, но правое крыло стало крениться к земле, все попытки помешать этому оказались напрасными. Крыло резко ушло вниз…

* * *

Холли почувствовала, что самолет заваливается вправо. Она задержала дыхание, или подумала, что задержала, потому что в то же самое время ловила воздух широко открытым ртом.
Лязг и скрежет деформируемого металла отдавались в фюзеляже жутким эхом. Внезапно этот звук усилился. «ДС-10» сильно накренился вправо. Затем подпрыгнул и с пушечным грохотом, от которого у пассажиров зазвенело в ушах, ударился о бетон.
Шасси не выдержало, и лайнер осел на брюхо, продолжая по инерции скользить вперед. Затем он начал переворачиваться. Сердце Холли сжалось, желудок свело судорогой. Лучшая карнавальная поездка в мире. Вот только не, слишком веселая. Пристежные ремни впились в ребра и, словно бритвы, резали её пополам.
В салоне стоял невыносимый шум. И крики пассажиров были не самое худшее. Голоса людей тонули в реве лайнера, чье израненное брюхо волочилось по бетонным плитам посадочной полосы. Рев умирающей машины можно было сравнить только с предсмертным криком динозавра, провалившегося в мезозойскую трещину. После гибели этих гигантов на Земле не осталось существа, способного издавать такие жуткие пронзительные вопли. Не верилось, что это голос машины. Страшный металлический звук, до странности похожий на стон раненого чудовища, мог бы принадлежать миллионам мучеников ада, чьи отчаянные стенания слились в один душераздирающий вопль. Казалось, ещё миг — и лопнут барабанные перепонки.
Нарушая все инструкции, Холли подняла голову и быстро огляделась по сторонам. За стеклами иллюминаторов бушевали каскады белых, желтых и бирюзовых искр, как будто их встречали необычайно красочным фейерверком. Впереди, рядов через шесть от нее, фюзеляж раскололся, как яичная скорлупа при ударе о край керамического кувшина.
Холли решила, что с неё достаточно увиденного, и снова спрятала голову в коленях.
Она услышала свой собственный лепет, но была так испугана, что сквозь царившую в салоне какофонию с трудом различила только невнятное:
— Не надо, не надо, не надо…
Возможно, она на несколько секунд потеряла сознание или под тяжестью неимоверной нагрузки её чувства на время отключились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50