Немногие из её знакомых журналистов ощутили бы свою вину при подобных обстоятельствах. Но Холли не могла переступить через чувство элементарной порядочности. Эта щепетильность всегда мешала её карьере, с тех пор как она закончила университет и вступила на путь репортера. Еще миг — и все было бы испорчено, но тут Холли сообразила, что Айренхарт смотрит не на нее, а на брюнетку, сидящую прямо перед ней. Она проглотила сухой комок в горле и, вместо того чтобы вскочить и принародно покаяться, съежилась в кресле. Потом взяла журнал, который отложила в сторону несколько минут назад, и нарочито медленно раскрыла. Быстрое движение могло её выдать, и она опасалась, что не успеет заслонить лицо обложкой журнала.
Теперь Холли ничего не видела, но зато слышала каждое слово из их разговора. Он назвался менеджером по рекламе, Стивом Хэркменом, и она задумалась над этой новой загадкой.
Через какое-то время Холли осмелилась выглянуть из-за края журнала: Айренхарт разговаривал с женщиной. Его спина была так близко, что можно доплюнуть, хотя опыта в плевках на точность у неё не больше, чем в слежке. Холли почувствовала, что по рукам пробежала дрожь, и услышала, как загремела глянцевая бумага. 159 Она снова спряталась за свое прикрытие, уставилась прямо перед собой и приказала себе успокоиться.

* * *

— Как вам удалось меня узнать? — спросила Кристин Дубровек.
— Удалось, хотя Эд успел оклеить вашими фотографиями не все стены офиса.
— Ой, правда, — смутилась она.
— Видите ли, миссис Дубровек…
— Зовите меня Кристин.
— Спасибо, Кристин… Вы уж извините, что надоедаю вам со своими разговорами, но у меня есть одна просьба. Эд говорил, что у вас есть лекарство от одиночества.., то есть вы помогаете людям найти друг друга.
Судя по тому, как оживилось милое лицо Кристин, он попал в самую точку.
— Знаете, Стив, мне нравится знакомить людей, если я думаю, что они друг другу подходят. Должна признаться, мне есть чем похвалиться.
— Мам, а твое лекарство горькое? — спросила маленькая Кейси.
Ответ Кристин был прост и понятен для шестилетнего ребенка:
— Нет, золотко, сладкое.
— Хорошо, — сказала Кейси и снова принялась разглядывать картинки.
— Дело в том, — начал Джим, — что я в Лос-Анджелесе всего два месяца и никого здесь не знаю. Можно сказать, перед вами — классический тип одинокого мужчины. Бары для холостяков я не люблю, а в спортивный клуб ради знакомства с женщинами записываться не хочется. Можно, конечно, обратиться в компьютерную службу знакомств, но думаю, туда идут такие же отчаявшиеся и суматошные, как я.
— Вот уж не подумала бы, что вы отчаявшийся и суматошный, — рассмеялась Кристин.
— Прошу прощения, но вы загораживаете проход, — рука стюардессы дотронулась до плеча Джима. — Пожалуйста, пройдите на место, — её голос звучал дружески, но твердо.
— Да-да, конечно, — он поспешно поднялся. — Сейчас. Только одну минутку. — Он снова повернулся к Кристин. — Видите ли, мне очень неловко отнимать у вас время, но я бы очень хотел поговорить с вами, рассказать о себе, чтобы вы поняли, что именно я ищу в женщине. Может быть, вы знаете кого-нибудь, кто…
— С огромным удовольствием, — с воодушевлением воскликнула Кристин. Ни дать ни взять — деревенская сваха или искусная устроительница чужих судеб из еврейских кварталов Бруклина.
— Возле меня есть два свободных места. Может быть, вы пересядете ко мне… — предложил Джим. И замер в тревожном ожидании. Что, если она не захочет оставить место у окна… Он чувствовал холодную пустоту в желудке.
Но она колебалась не больше секунды:
— Почему бы и нет?
Стюардесса, которая дожидалась, чем кончится эта сцена, кивнули в знак согласия.
— Я думала, Кейси понравится смотреть в окно, но, похоже, её это не слишком интересует. Да и потом, мы сидим возле самого крыла, и отсюда почти ничего не видно.
Джим не понял, почему ответ Кристин принес ему такое огромное облегчение. Впрочем, в последнее время он многого не понимал.
— Замечательно. Спасибо, Кристин. Он отступил в сторону, пропуская её вперед, и случайно бросил взгляд на пассажирку, сидящую в соседнем ряду. Бедная женщина вся тряслась от страха. Она так боялась полета, что уткнулась в журнал «Визави», очевидно, пытаясь отвлечься, но руки её ходили ходуном так, что дребезжали глянцевые страницы журнала.
— Где ваше место?
— Шестнадцатый ряд, по левому проходу. Пойдемте, я вам покажу.
Он подхватил её единственный чемодан, а Кристин с дочерью забрали несколько мелких вещей, и они перебрались на шестнадцатый ряд. Впереди бежала Кейси, а за ней шла Кристин.
Джим уже было опустился в кресло, как вдруг что-то заставило его оглянуться и посмотреть на испуганную женщину, которая осталась из противоположной стороне салона в двадцать третьем ряду. Опустив журнал, она наблюдала за ним. Джим узнал её.
Холли Торн.
Он смотрел на нее, не веря собственным глазам.
— Стив? — услышал Джим голос Кристин Дубровек.
Журналистка поняла, что он её заметил. Она застыла в кресле, уставившись на него широко открытыми глазами. Как олень, ослепленный светом фар.
— Стив?
Он повернулся к Кристин и сказал:
— Прошу прощения, Кристин, я отлучусь всего на минутку. Только туда и обратно. Ждите здесь, ладно? Оставайтесь на местах.
Он поднялся и снова перешел в правый проход.
Сердце стучало как молот, в горле пересохло от ужаса. Джим не понимал, чего боится. По крайней мере, не Холли Тори. Он сразу сообразил, что её появление не случайно, что она разгадала его секрет и следит за ним. Но сейчас не до этого. Разоблачение сейчас не самое страшное. Необъяснимая тревога все усиливалась.
Еще немного — и у него из ушей закапает адреналин.
Увидев его в двух шагах от себя, журналистка попыталась встать, но потом на её лице промелькнуло выражение покорности судьбе и она снова опустилась в кресло. Она показалась ему такой же красивой, какой он её запомнил, хотя кожа под глазами слегка потемнела, словно от недосыпания.
Джим подошел к двадцать третьему ряду.
— Пойдемте, — он попытался взять её за руку.
Она отодвинулась.
— Нам нужно поговорить, — сказал он.
— Мы можем говорить здесь.
— Нет, не можем.
К ним приближалась стюардесса, которая несколько минут назад просила его не загораживать проход. Поняв, что Холли не собирается вставать, Джим ухватил её за руку и потянул к себе, надеясь, что ему не придется выдергивать её из кресла. Не иначе, стюардесса приняла его за извращенца, который выискивает самых красивых женщин в самолете и сгоняет их в гарем на левую сторону салона. Слава Богу, журналистка не стала спорить и молча встала.
Он повел её по проходу к туалету. Там никого не было. И Джим втолкнул её внутрь. Оглянулся на стюардессу и, увидев, что она разговаривает с пассажиром и не смотрит в его сторону, протиснулся вслед за Холли в узкую кабинку и закрыл дверь.
Она забилась в угол, пытаясь отодвинуться от него, но в туалете было тесно, и они стояли буквально нос к носу.
— Я вас не боюсь, — сказала Холли.
— И правильно делаете. Чего вам бояться? Полированные стальные стены туалета вибрировали. Ровный гул моторов был громче, чем в салоне.
— Что вам от меня надо? — спросила она.
— Делайте только то, что я скажу.
Холли нахмурилась:
— Послушайте, я…
— Делайте, что вам говорят, и не спорьте, сейчас не время для споров, — резко сказал Джим и спросил себя, что значат эти слова.
— Мне все о вас известно…
— Мне все равно, что вам известно. Сейчас не до этого.
— Вы дрожите как осиновый лист, — нахмурилась Холли.
Джим не только дрожал, его рубашка намокла от пота. В маленькой кабинке было прохладно, но на лбу у него выступили крупные капли. Тоненькая струйка стекла по правому виску, задев уголок глаза.
Он поспешно сказал:
— Нужно, чтобы вы сели возле меня, там есть пара свободных мест.
— Ноя…
— Вам нельзя оставаться в двадцать третьем ряду, ни в коем случае.
Холли никогда не отличалась уступчивостью и не привыкла, чтобы ей указывали, что делать.
— Это мое место. Двадцать три Н. И я не собираюсь…
— Если останетесь на этом месте, умрете, — нетерпеливо прервал её Джим.
Как ни странно, она совсем не удивилась, по крайней мере выглядела не более встревоженной, чем он сам.
— Умру? Что вы хотите этим сказать?
— Не знаю.
Но тут он понял.
— Боже мой, мы падаем.
— Что?
— Самолет. — Его сердце билось быстрее, чем лопасти турбин огромных двигателей, которые держали их в воздухе. — Идет вниз. Падает.
По её глазам Джим увидел, что она осознала страшное значение его слов.
— Мы разобьемся?
— Да.
— Сейчас?
— Не знаю. Скоро. После двадцатого ряда почти все погибнут.
Он не знал, что скажет в следующий миг, и ужаснулся, услышав слова, произнесенные его голосом. — У тех, кто сидит до девятого ряда, шансов выжить больше, но тоже не слишком много. Вы должны перейти ко мне.
Самолет качнуло.
Холли словно окаменела. Она с ужасом смотрела на блестящие полированные стены, ей казалось, что они вот-вот рухнут и придавят их обоих.
— Воздушная яма, — сказал Джим. — Всего лишь воздушная яма. У нас есть.., ещё несколько минут.
Очевидно, Холли знала о нем достаточно много, чтобы верить в его предсказание. Она не сомневалась в том, что он сказал правду.
— Я не хочу умирать.
Еще немного — и будет поздно. Джим схватил её за плечи.
— Идемте! Вы сядете возле меня. Между десятым и двадцатым рядом никто не погибнет. Будут травмы, и довольно серьезные, но никто не умрет, а многие вообще отделаются испугом. Прошу вас, ради Бога, пойдемте.
Он потянулся к ручке двери.
— Подождите. Вы должны все рассказать командиру экипажа.
Он отрицательно качнул головой.
— Бесполезно.
— Но ведь он может что-то сделать, чтобы помешать…
— Мне не поверят. А даже если и поверят… Я не знаю, что ему сказать. Я вижу — мы падаем, но почему? Столкновение в воздухе, дефект конструкции, бомба на борту — это может быть все, что угодно.
— Но вы экстрасенс, вы должны знать!
— Если полагаете, что я экстрасенс, вы знаете обо мне меньше, чем вам кажется.
— Вы должны попытаться?
— Да ведь, черт возьми, я пытаюсь! Пытаюсь, а все без толку!
Он увидел борьбу ужаса и любопытства на её лице.
— Если вы не экстрасенс, то кто?
— Орудие.
— Орудие?
— Кто-то или что-то использует меня. «ДС-10» снова вздрогнул. Они застыли от ужаса, ожидая, что самолет рухнет вниз. Но ничего не случилось. Все три двигателя ровно гудели. Просто ещё одна воздушная яма. Она сжала его руку.
— Вы не можете допустить, чтобы все эти люди погибли!
Чувство вины словно веревкой сдавило грудь, у него похолодело под ложечкой. В словах Холли таился намек на то, что вина за смерть остальных людей будет на его совести.
— Я здесь, чтобы спасти женщину и её дочь. И больше никого.
— Это ужасно.
Холли не отпустила его руку, а сердито встряхнула. В её зеленых глазах появилось загнанное выражение. Наверное, в этот миг она видела перед собой разбросанные по земле и наваленные друг на друга трупы и дымящиеся обломки самолета. Она повторила шепотом, в котором звучало неистовое отчаяние:
— Вы не можете допустить, чтобы они погибли.
Он потерял терпение:
— Идите со мной или умирайте с ними. Джим протиснулся в дверь. Холли вышла за ним, но он не знал, идет ли она следом. Дай Бог, чтобы пошла. Он не мог отвечать за смерть остальных пассажиров. Они бы погибли в любом случае, даже если бы его не было на борту. Такая у них судьба, а он послан с определенной целью. Нельзя спасти весь мир. Приходится полагаться на мудрость высших сил, которые им управляют, но смерть Холли Торн ляжет на его совесть. Если бы не его легкомыслие, она бы никогда не оказалась в этом самолете.
Джим шагал по левому проходу и видел в иллюминаторах чистое синее небо. Он так ярко представил под ногами зияющую пустоту, что все внутри словно оборвалось.
Он дошел до шестнадцатого ряда и только тогда осмелился взглянуть назад. Вид приближающейся Холли вызвал у него вздох облегчения.
Он указал ей на свободное место сразу позади его кресла.
Холли покачала головой.
— Только если сядете со мной. Нам надо поговорить.
Он посмотрел на Кристин, потом перевел взгляд на Холли. Он почти физически чувствовал, как, словно вода, уходящая сквозь решетку водосточной канавы, исчезают стремительные секунды отпущенного им времени. Беда неотвратимо приближалась. Ему захотелось схватить журналистку, сунуть её в кресло и намертво защелкнуть замок. Но замки ремней для этого не подходили.
Не в силах скрыть растущую тревогу, он сказал, почти не разжимая зубов:
— Мое место рядом с ними.
Они разговаривали тихо, но на них уже стали посматривать.
Кристин нахмурилась и, вытянув шею, посмотрела на Холли.
— Случилось что-нибудь, Стив?
— Все в порядке, — солгал он. И снова посмотрел в иллюминатор: голубое небо. Огромное и пустое'. Интересно, сколько миль до земли?
— Вы плохо выглядите, — сказала Кристин. Он сообразил, что его лицо покрылось испариной.
— Жарковато здесь. Я встретил старую знакомую. Ничего, если задержусь минут на пять?
Кристин улыбнулась.
— Конечно, конечно. Я все думаю, к кому лучше обратиться.
Сперва он даже не понял, о чем она говорит. Потом вспомнил, что сам просил Кристин познакомить его с кем-нибудь из подруг.
— Замечательно. Я сейчас вернусь, и мы поговорим.
Он усадил Холли на место в семнадцатом ряду и опустился рядом.
По правую руку от Холли тихо похрапывала старая леди, круглая, как бочонок, с мелкими, подкрашенными синим кудряшками. Очки в золотой оправе на цепочке из бусин, свесившиеся на почтенный бюст, и цветы на платье вздымались и опадали в такт её ровному дыханию.
Холли наклонилась к нему и, стараясь, чтобы её не услышали пассажиры, сидящие через проход, заговорила с убежденностью беспристрастного политического оратора:
— Вы не можете допустить, чтобы эти люди умерли.
— Мы это уже обсудили, — сурово ответил он, уловив её тихий шепот.
— Вы отвечаете за…
— Я всего лишь человек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50