раковина для стиральной машины
Он не придавал никакого значения тому факту, что полковник Рэннок объявил о своем намерении уехать на Клондайк, но не попал туда. У полковника могло быть двадцать поводов к тому, чтобы пустить слугу по ложному следу. Он мог просто изменить свои планы. Золотые прииски расположены слишком близко к Северному полюсу, чтобы привлекать человека с роскошными привычками, обитавшего в комфортабельных комнатах в Олбэни, завсегдатая полудюжины веселых загородных особняков с их смешанным обществом и азартной игрой.Спорт в Ирландии и Шотландии, спорт в Норвегии, даже в Исландии мог заставить человека его круга терпеть неудобства походной жизни, но вряд ли его соблазнит существование, полное непредвиденных случайностей и лишений в заснеженном мире близ Доусон-сити.Джон Фонс сидел у камина, машинально прислушиваясь к доносившимся в окно звукам шарманки, и размышлял над тем, что ему рассказал Холдейн. Он тоже не терял времени и наводил справки о полковнике Рэнноке среди людей, которые могли что-нибудь знать. Например, побеседовал с модным оружейником, с которым Рэннок был связан уже двадцать лет, поговорил с секретарем клуба, который он часто посещал. У полковника были богемные вкусы, но он сохранил положение в обществе, откуда его, говоря его же словами, «так и не выперли»… Никто не лишал его права участвовать в карточных баталиях, хотя репутация Рэннока была несколько подмочена: подозревали, что у него нечисто со ставками. Но он знал все модные карточные игры и никто и никогда не поймал его на мошенничестве, хотя он всегда выигрывал. У него было много поклонников среди ветреной молодежи, они смеялись его шуткам и чуть не задыхались, куря его крепчайшие сигары. Друзей его собственного возраста и положения у полковника не было. Самые знатные дамы никогда не звали его в свой избранный узкий кружок, однако раз или два в год приглашали на большие вечера из дружеских чувств к его матери, которая уже двадцать пять лет вдовела и большую часть жизни состояла на придворной службе. Станет ли подобный человек мыть песок и скитаться по заснеженным берегам Юкона? Как бы странно это не выглядело, Фонс все же не исключал такую возможность. Рэннок хорошо проявил себя в горных сражениях в Индии, никогда не отсиживался в казарме, и его совсем не затронула преходящая мода феминизации мужчин. При этом он любил музыку – той прирожденной любовью, которая похожа на инстинкт, и стал замечательным музыкантом, вроде бы совсем к тому не стремясь, и это при таком требовательном инструменте, как виолончель, но он никогда не считал себя виртуозом и не делал вида, что на этом свете стоит жить только ради музыки. Он был своим среди артистов, художников, композиторов и музыкантов. Ему было свойственно многообразие талантов. Образование, полученное в Шотландском университете, армейская выучка, дружеские сборища и бродячая жизнь на Континенте в последние годы сделали его авторитетом во многих вопросах, которые интересуют всех. Он был своим и в лучших домах, и на дне общества.В расцвете молодости это был солдат и спортсмен, высокий, крепкого сложения, замечательно красивый мужчина. Но он был хорош собой даже сейчас, в период своего морального и общественного ущерба. И нет никаких причин, подумал Фонс, чтобы такой человек побоялся опасностей и трудностей жизни на золотых приисках Аляски, если бы вдруг его туда повлек каприз. Но, с другой стороны, он вполне мог в последнюю минуту переменить свои намерения и отправиться в Остенде или в Спа, чтобы рискнуть капиталом в более привычной обстановке, вместо того, чтобы потратить его на золотых приисках. У Фонса были связи и на европейских курортах, и в местах отдаленных, и он написал туда, прося навести справки о полковнике, который был слишком заметной фигурой, чтобы не обратить на себя внимание. Отправив письмо, Фонс некоторое время занимался другими делами. Проделки полковника казались ему не столь уж важным обстоятельством, он не очень верил в возможность использовать его показания в интересах леди Перивейл. Ему важнее было отыскать женщину, чье сходство с миледи и послужило источником зла. А женщины были для мистера Фонса как бы залогом его успеха в делах розыска. Он редко терпел поражение, стремясь использовать этот чувствительный и импульсивный пол. Но сначала Фонсу надо было узнать, кто была эта женщина и где она теперь. И тут ему в голову пришла мысль, что красивая женщина вполне могла ранее украшать сцену оперетты или кабаре, будучи актрисой или хористкой. Подмостки театра – единственное место, где красавица из низов общества может завоевать признание, а каждая хорошенькая девушка уверена, что оно принадлежит ей по праву. И если это городская девушка, то она обязательно выберет театр, ведь с младенческих лет она слышит разговоры о знаменитых актрисах. Вырастая, она все чаще смотрится в зеркало и убеждается, что она хорошенькая. Тогда она разучивает мюзикхолльные песенки и пронзительно распевает их за домашними делами, в полной уверенности, что у нее тоже есть голос. Она прыгает и скачет под звуки дворовой шарманки и считает, что умеет танцевать. Наконец она узнает, что у троюродного брата папаши есть знакомый постановщик в театре «Талия» Талия – в древнегреческой мифологии муза-покровительница комедии.
и, вооруженная его рекомендацией и хорошеньким личиком, прокладывает путь в первый ряд кордебалета, и вскоре ее пронзительный голосок звучит в унисон с голосами других дурочек из простонародья. Возможно, таким же образом подвизалась на подмостках и особа, ныне известная под именем миссис Рэндалл, решил Фонс. Поэтому он посетил двух-трех театральных агентов, с которыми свел знакомство раньше, когда извлекал кое-кого из патрицианской молодежи из сетей театральных сирен.Сначала он нанес визит агенту, самому известному и наиболее преуспевающему в своем деле, но этот джентльмен то ли стал слишком важным господином, то ли был чересчур занятым человеком, чтобы помочь Фонсу. Он рассеянно взглянул на фотографию: да, замечательно красивая женщина. Но он не может вспомнить никого в театральном мире, кто бы походил на нее. Да, он помнит сэра Хьюберта Уизернси, одного из тех молодых глупцов, притча во языцех, но они быстро исчезают из поля зрения, то ли берутся за ум, то ли умирают.– Этот молодой человек умер, – сказал Фонс. – А вы случайно не помните, с кем из ваших подопечных он был близок?– Нет, не помню. Такие молодые люди водят компанию со многими подобными леди из театра. Они устраивают вечеринки, роскошно ужинают, транжирят свои денежки, а когда сходят с круга, то о них сразу же все забывают.– Но этот молодой человек был особенно привязан к женщине, которая очень напоминает ту, что на снимке.– Non mi recordo Не помню (ит.).
– ответил агент, и Фонс направился еще дальше в восточном направлении, на одну из улочек в стороне от Стрэнда и минутах в десяти ходьбы от его квартиры на Эссекс-стрит. Здесь он посетил агента, который обслуживал, главным образом, «холлы», что приносило ему немалый доход, почему в его конторе машинистка восседала за самым лучшим и новейшим достижением в области машинописи.Мистер Мордаунт был в самом разгаре кипучей утренней деятельности, когда Фонс вошел в его контору. Сыщик никогда и виду не показывал, что у него спешное дело, поэтому сел у окна на самый дальний стул, откуда мог внимательно наблюдать за двумя клиентками мистера Мордаунта, домогавшимися его внимания, и клиентом в белой шляпе и светло-сером сюртуке, хороших кожаных сапожках и с гарденией в петлице, то есть в костюме, более подходящем для Аскота, Знаменитый ипподром.
чем для Стрэнда. Стрэнд – деловая лондонская улица.
Молодой человек рассматривал бесчисленные фотографии хорошеньких певичек, танцовщиц, комических актрисочек и знаменитых акробаток, покрывавшие всю стену, и читал афишки, развешенные тут и там. Они легонько трепетали под дуновением легкого ветерка и покрывались летней пылью.Женщины были молоды, красивы, с напудренными личиками и карминно-красными губами, одеты по последней моде и в самых живописных шляпах с огромными полями, украшенными таким количеством перьев и фальшивых драгоценностей, которые только может выдержать одна шляпа.– Ну будь посговорчивее и подкинь мне еще ангажементик, Морди, – убеждала барышня повыше ростом, чье имя, краса театральных афиш, звучало так: «Вики Вернон, Чудо Вселенной». – Мне, честное слово, не хватает на жизнь.– Ну, ну! Ты получила сорок фунтов за выступление в одном мюзик-холле и тридцать за другое.– Но этого мне недостаточно, Морди. Меня это «недовлетворяет» и тебя тоже не должно «довлетворять». Ты должен мне обеспечить еще одно шоу, за тридцать монет. Ведь ты же получаешь комиссионные.Да, мистер Мордаунт согласился с тем, что он всегда получает свои десять процентов.– Но видишь ли, Вики, ведь так много других леди, которые поют почти так же хорошо, как ты, но слоняются по улицам Лондона без работы и готовы на все.– Но среди них нет таких, чьи песни потом все поют, а с моими так было, и с «Демоном бутылки», и с «Крысами».– Да, это были сногсшибательные песенки, Вики. Но твои новые – так себе. Они вялые, Вики. Они слишком слюнявы, в них нет огонька. Но «Крысы» – замечательная песня и «Демона» ты сделала тоже первоклассно.– Но человек, который написал слова для «Крыс», умер, – мрачно возразила мисс Вернон. – Он был гений, бедняга несчастный. Мог за день сварганить такую песенку, если, конечно, был трезвым, и музыку мог аранжировать, и все такое.– Интересно, а сколько ты ему заплатила за «Крыс»?– Хочешь знать? Меньше, чем за этот зонтик, – ответила прелестница, заразительно смеясь и раскрывая зонтик с золотой ручкой.– Ты заплатила бедняге всего пятерку за такую песню, а сама заработала на ней пять тысяч, – ответил агент. – Знаю я вас, женщин. Вы не очень хорошо считаете, но скупы…– Не больше мюзикхолльных агентов, Морди. Вот вы – настоящие выжиги. Но что хорошего было бы, дай я бедняге двадцать монет за песню, которую он был счастлив продать за пять? Он лишь скорее бы упился до смерти.Тут джентльмен в белой шляпе, который, очевидно, поддерживал чересчур дружеские отношения со своими профессиональными сподвижницами, чтобы снять сей предмет с головы в их присутствии, вмешался в разговор:– Дело есть дело, алмаз души моей, – сказал он, – но, если ты полагаешь, что я буду ждать, пока вы с Морди всласть наболтаетесь, ты просто не знаешь моего характера. Эй, старина, я хочу тебе кое-что сказать на ушко. – Молодой человек взял агента за петлицу и отвел в угол комнаты, где несколько минут они шепотом о чем-то совещались, а две звезды мюзикхолла, исполнительница «Крыс», брюнетка с очень суровыми бровями, и другая, с белой как лен челкой и румяная, выступавшая в детских панталончиках, передничке и с детским репертуаром, прохаживаясь по комнате, останавливаясь перед зеркалом. Откинув вуалетки, они поправляли шляпы и тихо насвистывали что-то красными губками.– Билл, ты угостишь нас с Чиппи скромным завтраком? – спросила мисс Вернон, когда мужчины кончили шептаться.– На это не рассчитывай, но я доставлю вас в уютный итальянский ресторанчик около Листер-сквер, где можно получить лучший ланч во всем Лондоне, а вдобавок подарю вам свое бесценное общество, пока вы будете закусывать, но расплачиваться будете сами, по-йоркширски, мои красавицы, только по-йоркширски.– Что-то ты стал очень большим йоркширкцем, Билл. Ну, ладно, побежали. Пока, Морди! Мы поскакали. – И, круто повернувшись на каблучках, она взметнула юбкой так, что мелькнули накрахмаленные оборки белья и кружевные рюшки на шелковой нижней юбке вишневого цвета. – Ладно, значит, дружба дружбой, а денежки врозь? Ты платишь за свою выпивку, я за свою? – пронзительно осведомилась она у Билла, и такой металл прозвенел в ее голосе, что звякнули даже лампочки на потолке.Трое артистов выскочили из комнаты, и Фонс услышал, как дамские каблучки дробно застучали по лестнице, а затем хлопнула входная дверь.– У мисс Вернон такие приятные, утонченные, спокойные манеры, – сказал он, усаживаясь напротив агента.– Но не то, чтобы их приятно наблюдать постоянно, немного действует на нервы, правда, мистер Фонс? – прокомментировал Мордаунт, – но она с ума сводит посетителей, когда исполняет «Крыс» и «Демона бутылки». Они то замирают от ужаса, то хохочут, как безумные. Ее отец умер от белой горячки, и она великолепно имитирует выражение крайнего ужаса, потому что очень внимательно следила за стариком, когда у него начинался приступ. Не у каждой восемнадцатилетней девушки хватит для этого присутствия духа. И хотя мотив у песни не самый запоминающийся, ее подхватили, и она заработала кучу денег. А теперь, дорогой сэр, что вас привело ко мне? Кого вы теперь ищете и в чем дело?– Я хотел бы вернуть вас памятью на десять лет назад. Вы помните сэра Хьюберта Уизернси? Он тогда, наверное, был в Лондоне на виду.– Конечно, помню. Богач из Йоркшира, гадкий утенок в благородном семействе, бездельник, мот и пивная бочка. И так быстро спустил все деньги, словно ему не терпелось поскорее очутиться в работном доме. Но у этого повесы была добрая душа, и на его воскресных обедах в собственном доме на Эбби Роуд бывала первоклассная публика. Он обычно закатывал в мае и июне настоящие пиры, каждое воскресенье, с картами после обеда, и там можно было встретить иногда очень странных людей.– А хозяйка у этих застолий была?– Конечно! Леди Уизернси – в ее собственном доме все так к ней и обращались, хотя за его стенами ее звали иначе. Мне она была известна как Кейт Делмейн, хористка из «Великолепного театра». И вроде нехорошо говорить, но они не были женаты. Он-то был готов на все ради нее и ужасно ревновал каждого, кто обращал на нее внимание.– Вы встречали в его доме полковника Рэннока?– Да, он, кажется, никогда не пропустил ни одного обеда. Я сам был близко знаком с этим Мефистофелем, если Уизернси можно назвать Фаустом. Наверное, Рэннок выжал из него больше денег, чем кто-либо другой из всей той шайки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
и, вооруженная его рекомендацией и хорошеньким личиком, прокладывает путь в первый ряд кордебалета, и вскоре ее пронзительный голосок звучит в унисон с голосами других дурочек из простонародья. Возможно, таким же образом подвизалась на подмостках и особа, ныне известная под именем миссис Рэндалл, решил Фонс. Поэтому он посетил двух-трех театральных агентов, с которыми свел знакомство раньше, когда извлекал кое-кого из патрицианской молодежи из сетей театральных сирен.Сначала он нанес визит агенту, самому известному и наиболее преуспевающему в своем деле, но этот джентльмен то ли стал слишком важным господином, то ли был чересчур занятым человеком, чтобы помочь Фонсу. Он рассеянно взглянул на фотографию: да, замечательно красивая женщина. Но он не может вспомнить никого в театральном мире, кто бы походил на нее. Да, он помнит сэра Хьюберта Уизернси, одного из тех молодых глупцов, притча во языцех, но они быстро исчезают из поля зрения, то ли берутся за ум, то ли умирают.– Этот молодой человек умер, – сказал Фонс. – А вы случайно не помните, с кем из ваших подопечных он был близок?– Нет, не помню. Такие молодые люди водят компанию со многими подобными леди из театра. Они устраивают вечеринки, роскошно ужинают, транжирят свои денежки, а когда сходят с круга, то о них сразу же все забывают.– Но этот молодой человек был особенно привязан к женщине, которая очень напоминает ту, что на снимке.– Non mi recordo Не помню (ит.).
– ответил агент, и Фонс направился еще дальше в восточном направлении, на одну из улочек в стороне от Стрэнда и минутах в десяти ходьбы от его квартиры на Эссекс-стрит. Здесь он посетил агента, который обслуживал, главным образом, «холлы», что приносило ему немалый доход, почему в его конторе машинистка восседала за самым лучшим и новейшим достижением в области машинописи.Мистер Мордаунт был в самом разгаре кипучей утренней деятельности, когда Фонс вошел в его контору. Сыщик никогда и виду не показывал, что у него спешное дело, поэтому сел у окна на самый дальний стул, откуда мог внимательно наблюдать за двумя клиентками мистера Мордаунта, домогавшимися его внимания, и клиентом в белой шляпе и светло-сером сюртуке, хороших кожаных сапожках и с гарденией в петлице, то есть в костюме, более подходящем для Аскота, Знаменитый ипподром.
чем для Стрэнда. Стрэнд – деловая лондонская улица.
Молодой человек рассматривал бесчисленные фотографии хорошеньких певичек, танцовщиц, комических актрисочек и знаменитых акробаток, покрывавшие всю стену, и читал афишки, развешенные тут и там. Они легонько трепетали под дуновением легкого ветерка и покрывались летней пылью.Женщины были молоды, красивы, с напудренными личиками и карминно-красными губами, одеты по последней моде и в самых живописных шляпах с огромными полями, украшенными таким количеством перьев и фальшивых драгоценностей, которые только может выдержать одна шляпа.– Ну будь посговорчивее и подкинь мне еще ангажементик, Морди, – убеждала барышня повыше ростом, чье имя, краса театральных афиш, звучало так: «Вики Вернон, Чудо Вселенной». – Мне, честное слово, не хватает на жизнь.– Ну, ну! Ты получила сорок фунтов за выступление в одном мюзик-холле и тридцать за другое.– Но этого мне недостаточно, Морди. Меня это «недовлетворяет» и тебя тоже не должно «довлетворять». Ты должен мне обеспечить еще одно шоу, за тридцать монет. Ведь ты же получаешь комиссионные.Да, мистер Мордаунт согласился с тем, что он всегда получает свои десять процентов.– Но видишь ли, Вики, ведь так много других леди, которые поют почти так же хорошо, как ты, но слоняются по улицам Лондона без работы и готовы на все.– Но среди них нет таких, чьи песни потом все поют, а с моими так было, и с «Демоном бутылки», и с «Крысами».– Да, это были сногсшибательные песенки, Вики. Но твои новые – так себе. Они вялые, Вики. Они слишком слюнявы, в них нет огонька. Но «Крысы» – замечательная песня и «Демона» ты сделала тоже первоклассно.– Но человек, который написал слова для «Крыс», умер, – мрачно возразила мисс Вернон. – Он был гений, бедняга несчастный. Мог за день сварганить такую песенку, если, конечно, был трезвым, и музыку мог аранжировать, и все такое.– Интересно, а сколько ты ему заплатила за «Крыс»?– Хочешь знать? Меньше, чем за этот зонтик, – ответила прелестница, заразительно смеясь и раскрывая зонтик с золотой ручкой.– Ты заплатила бедняге всего пятерку за такую песню, а сама заработала на ней пять тысяч, – ответил агент. – Знаю я вас, женщин. Вы не очень хорошо считаете, но скупы…– Не больше мюзикхолльных агентов, Морди. Вот вы – настоящие выжиги. Но что хорошего было бы, дай я бедняге двадцать монет за песню, которую он был счастлив продать за пять? Он лишь скорее бы упился до смерти.Тут джентльмен в белой шляпе, который, очевидно, поддерживал чересчур дружеские отношения со своими профессиональными сподвижницами, чтобы снять сей предмет с головы в их присутствии, вмешался в разговор:– Дело есть дело, алмаз души моей, – сказал он, – но, если ты полагаешь, что я буду ждать, пока вы с Морди всласть наболтаетесь, ты просто не знаешь моего характера. Эй, старина, я хочу тебе кое-что сказать на ушко. – Молодой человек взял агента за петлицу и отвел в угол комнаты, где несколько минут они шепотом о чем-то совещались, а две звезды мюзикхолла, исполнительница «Крыс», брюнетка с очень суровыми бровями, и другая, с белой как лен челкой и румяная, выступавшая в детских панталончиках, передничке и с детским репертуаром, прохаживаясь по комнате, останавливаясь перед зеркалом. Откинув вуалетки, они поправляли шляпы и тихо насвистывали что-то красными губками.– Билл, ты угостишь нас с Чиппи скромным завтраком? – спросила мисс Вернон, когда мужчины кончили шептаться.– На это не рассчитывай, но я доставлю вас в уютный итальянский ресторанчик около Листер-сквер, где можно получить лучший ланч во всем Лондоне, а вдобавок подарю вам свое бесценное общество, пока вы будете закусывать, но расплачиваться будете сами, по-йоркширски, мои красавицы, только по-йоркширски.– Что-то ты стал очень большим йоркширкцем, Билл. Ну, ладно, побежали. Пока, Морди! Мы поскакали. – И, круто повернувшись на каблучках, она взметнула юбкой так, что мелькнули накрахмаленные оборки белья и кружевные рюшки на шелковой нижней юбке вишневого цвета. – Ладно, значит, дружба дружбой, а денежки врозь? Ты платишь за свою выпивку, я за свою? – пронзительно осведомилась она у Билла, и такой металл прозвенел в ее голосе, что звякнули даже лампочки на потолке.Трое артистов выскочили из комнаты, и Фонс услышал, как дамские каблучки дробно застучали по лестнице, а затем хлопнула входная дверь.– У мисс Вернон такие приятные, утонченные, спокойные манеры, – сказал он, усаживаясь напротив агента.– Но не то, чтобы их приятно наблюдать постоянно, немного действует на нервы, правда, мистер Фонс? – прокомментировал Мордаунт, – но она с ума сводит посетителей, когда исполняет «Крыс» и «Демона бутылки». Они то замирают от ужаса, то хохочут, как безумные. Ее отец умер от белой горячки, и она великолепно имитирует выражение крайнего ужаса, потому что очень внимательно следила за стариком, когда у него начинался приступ. Не у каждой восемнадцатилетней девушки хватит для этого присутствия духа. И хотя мотив у песни не самый запоминающийся, ее подхватили, и она заработала кучу денег. А теперь, дорогой сэр, что вас привело ко мне? Кого вы теперь ищете и в чем дело?– Я хотел бы вернуть вас памятью на десять лет назад. Вы помните сэра Хьюберта Уизернси? Он тогда, наверное, был в Лондоне на виду.– Конечно, помню. Богач из Йоркшира, гадкий утенок в благородном семействе, бездельник, мот и пивная бочка. И так быстро спустил все деньги, словно ему не терпелось поскорее очутиться в работном доме. Но у этого повесы была добрая душа, и на его воскресных обедах в собственном доме на Эбби Роуд бывала первоклассная публика. Он обычно закатывал в мае и июне настоящие пиры, каждое воскресенье, с картами после обеда, и там можно было встретить иногда очень странных людей.– А хозяйка у этих застолий была?– Конечно! Леди Уизернси – в ее собственном доме все так к ней и обращались, хотя за его стенами ее звали иначе. Мне она была известна как Кейт Делмейн, хористка из «Великолепного театра». И вроде нехорошо говорить, но они не были женаты. Он-то был готов на все ради нее и ужасно ревновал каждого, кто обращал на нее внимание.– Вы встречали в его доме полковника Рэннока?– Да, он, кажется, никогда не пропустил ни одного обеда. Я сам был близко знаком с этим Мефистофелем, если Уизернси можно назвать Фаустом. Наверное, Рэннок выжал из него больше денег, чем кто-либо другой из всей той шайки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25