Как бросится бежать!
Свой картонный домик он в секунду разметал и весь коробками обклеенный по шпалам бежать бросился. С рогом на голове (это кисть была для клея).
Сначала он спросонок вокруг домика обежал. Потом назад повернул, к почтальону Печкину направился.
Теперь уже Печкин перепугался:
- Инопланетяне! Роботы! До нас добрались!
И побежал. А у Шарика рефлекс: раз кто-то бежит, догнать надо. И вот они, как в мультипликации, по деревне несутся. Впереди Печкин, за ним почтовая сумка развевается, сзади Шарик, весь разными ящиками обклеенный. Шарик Печкина сразу бы догнал, только ему ящики мешали.
Печкин кричит:
- Отвяжитесь! Живым не сдамся!
Шарик в ответ думает: "Ну и не сдавайся! Зачем ты мне нужен!"
Но остановиться не может. Его рефлекс подгоняет. Наконец они до речки добежали. Печкин, как Чапаев, с сумкой в руке через речку поплыл, а Шарик остыл. Он кричит:
- Печкин, Печкин, это я - Шарик!
Печкин тоже остывать начал. Оглянулся назад и всё понял.
- Нет, - говорит, - ваша команда меня скоро в гроб загонит. Ведите меня к себе домой и переодевайте в сухое.
Он, конечно, был прав: он им телеграмму принёс, а его в речку загнали. Они с Шариком быстро домой вернулись сушиться. Хорошо, что утреннее солнышко над зелёной травой уже греть начало, а то бы Печкин совсем простудился.
Пока Печкин в одних трусах на печке сох, дядя Фёдор мокрую телеграмму читал:
"Встречайте нас, мы уже выехали. Ваши родители: папа и мама, ваша верная тётя Тамара и верный денщик-ординарец Иванов-оглы-Писемский. Готовьте место для музыкального инструмента".
- Как-то не по-военному написано, - сказал дядя Фёдор. - "Встречайте нас, мы уже выехали". А на чём выехали, где встречать, откуда выехали непонятно.
Матроскин в это время от Шарика приклеенные ящики ножницами отрезал. Он всё объяснил:
- Выехали из Москвы от твоей мамы. Выехали на поезде. Встречать надо на станции.
- Всё правильно, - говорит Печкин. - У нас на станции московский поезд один раз в день останавливается. Ночью.
Но Шарик спорит:
- А может, они на автобусе выехали или на вертолёте.
- На вертолёте вылетают, а не выезжают, - отвечает Матроскин. - А на автобусе с пианино не ездят. Его в грузовом вагоне везут.
- А что такое денщик-ординарец? - спрашивает Шарик.
Печкин с печки кричит:
- Это что-то вроде шофёра. Есть ещё такие стихи замечательные: "Стой, денщик, жара несносная. Дальше ехать не могу". Мы в школе учили.
- А почему он ординарец?
- Наверное, весь в орденах. Боевой денщик.
Тем временем Матроскин от Шарика последний ящик отрезал и говорит:
- Мне кажется, тебя постричь надо наголо, а то и вовсе побрить. Потому что ты получился весь дырками выстриженный, как в лишаях.
- Вот это дудки! - говорит Шарик. - Зима на дворе, а ты меня постричь хочешь. Лучше я в дырках буду ходить, чем, как крыса, стриженый.
Вдруг во дворе сторожевой Гаврюша замычал, а потом машина забибикала. Это наши со станции приехали. Наши московские. А наши простоквашинские все на крыльцо высыпали на московских смотреть.
Смотрят они: около ворот стоит грузовик, полный народа. В кузове папа с мамой, пианино и дядя незнакомый, военизированный. В кабине тётя больших размеров с подносом, полным пирожных, на голове (это такая шляпа) и шофёр.
Тётя из кабины вышла, всех осмотрела и говорит:
- Здравствуйте. Вот вы какие. А кто из вас будет почтальон Свечкин?
Печкин вышел вперёд:
- Это я. Только не Свечкин, а Печкин.
- Очень хорошо, очень хорошо! - говорит тётя. - Не обижайтесь. Свечкин, Печкин, Огуречкин, лишь бы вышел человечкин - вот что главное. А домик у вас захудаленький. Будем расширять.
Кот Матроскин упёрся и говорит, глядя в землю:
- Не будем.
- Будем, - говорит тётя.
- Не будем, - говорит Матроскин.
Видно, что коса на камень наехала. Или бензиновая пила "Дружба" на гвоздь.
- Это почему же не будем? - спрашивает тётя.
- А нам и так хорошо живётся! - кричит нервный Шарик.
- Вам плохо живётся, - объясняет тётя. - Только вы этого не понимаете. Вы по ошибке счастливы. Но я вам глаза раскрою. Я вас нацелю куда надо, на соответствующие показатели.
Матроскин про себя ворчит: "Мы не пушки какие-нибудь, чтобы нас нацеливать. Вы своего Иванова-оглы нацеливайте".
Иванов-оглы вылез из кабины, и стало видно, что он хороший дядя. Очень мирный, трудно его куда-нибудь нацеливать. Он первым делом пошёл с Печкиным за руку здороваться.
Папа с мамой из грузовика выпрыгнули и побежали с дядей Фёдором обниматься. Мама говорит дяде Фёдору:
- Вы тётю Тамару слушайте. Она вам добра желает.
Шофёр из кабины кричит:
- Вы лучше меня слушайте. Вы свой ящик полированный забирайте скорей. У меня ещё пять вызовов.
И все пианино занялись. А как его заберёшь, когда его с места не сдвинешь. Его на станции четыре здоровых грузчика с трудом в грузовик подняли.
Кот Матроскин свою хозяйственность на всю мощность включил. Принёс цепь огромную, на которой корова Мурка паслась, и говорит:
- Давайте мы это пианино цепью за ножку зацепим, а второй конец к воротам привяжем. Грузовик отъедет чуть-чуть, и мы пианино подхватим.
Так и сделали. Грузовик отъехал чуть-чуть, и ворота как грохнутся! Даже гриб из пыли над домом поднялся.
Дядя Фёдор говорит:
- Спасибо, Матроскин, что ты нам дом не развалил!
Матроскин не согласен:
- Всё равно моя идея правильная. Давайте мы цепь к яблоне привяжем.
- А что, - соглашается Шарик. - Шофёр как даст газу, как рванёт. Больше мы ни пианино, ни яблони не увидим.
Но в этот раз всё хорошо получилось. Только все яблоки разом с яблони слетели и вниз рухнули. Внизу корова Мурка лежала и с любопытством на всех поглядывала. Как по ней яблоки застучат, как она вскочит, как бросится бежать. Ещё ползабора снесла. Горячая корова, молодая.
Пианино поймали, и все сразу делом занялись. Папа и мама пошли себе сеновал обустраивать. Тётя Тамара, как военная гражданка, пошла с местностью знакомиться, чтобы знать, куда отступать в случае чего. А Иванов-оглы и Печкин под руководством Матроскина ремонтом занялись. За этот день столько всего разрушено было, что на две хорошие ремонтные бригады хватило бы.
Глава третья
НОЧЬ
К вечеру всё устроилось. Папа и мама себе на сеновале отличное место оборудовали. Тётю Тамару на двуспальной кровати положили. А Иванов-оглы к Печкину ушёл ночевать. Он всю ночь почтальону интересные истории рассказывал из военной жизни:
- Помню как-то раз нам с товарищем полковником на склад два грузовика сапогов привезли. А склад у нас битком забит, некуда сапоги складывать. Дело было ночью. Другой бы товарищ полковник от сапогов бы отказался, но наш товарищ полковник не такой, то есть он не такая.
- А ваш товарищ полковник какая? - спрашивал Печкин.
- А наш товарищ полковник такая. Она быстро выход нашла. Перед складом во дворе танки стояли. Так мы эти сапоги в эти танки и сложили. Правда, здорово?!
- Здорово! - соглашался Печкин.
- Здорово, да не совсем. Потом из этого небольшая неприятность вышла. Почти скандал.
- Какая такая неприятность?
- А такая. Утром учебная тревога была. Танкисты стали в танки запрыгивать, а там сапоги всё место заняли. Пока они сапоги вытаскивали, учебный противник всю нашу часть захватил. А вообще человека лучше товарища полковника, более экономного я в жизни не встречал. У нас в части пять пожаров было, а мы ни одного огнетушителя не истратили.
Дядя Фёдор в это время на сеновале лежал между папой и мамой. Ему так хорошо было, уютно. Он то к маме, то к папе прижимался. Мама говорила:
- Ты, дядя Фёдор, не переживай. Вы с тётей Тамарой поладите. Она очень самоотверженная.
- Это верно, - соглашался папа. - Только мне кажется, что она чересчур уж энергичная. При её размахе ей здесь тесновато будет. При ней можно целых пять детских интернатов содержать.
Тётя Тамара Семёновна лежала на своей двуспальной кровати и думала: "Как хорошо, что я сюда приехала. Через эту деревню я начну всё сельское хозяйство страны поднимать. Скоро миллионы тракторов забороздят пространство полей. Важно только людей хорошо зажечь".
Кот Матроскин в это время на печи лежал и думал: "Жаль, что котов в армию не берут. Ничем я не хуже этой тёти. Я бы запросто до генерала дослужился по хозяйственной части. А Шарик был бы у меня Иванов-оглы-Шариковский".
Иванов-оглы-Шариковский в это время голову ломал, как бы ему устроиться. От его вчерашней будки одни картоночки остались, клеем намазанные. И решил он так поступить. Взял ноги в руки и бегом в тот самый мебельный магазин отправился, где они кровать покупали. Там этих ящиков было завались. Выбрал себе Шарик самый большой ящик - из-под телевизора - и говорит:
- Чего там долго думать - это готовая будка моя.
Взвалил он ящик на плечи и домой побежал. Бежал, бежал, бежал, бежал, устал.
"Нет, - думает, - если я ещё полкилометра пробегу, меня удар хватит. Меня прямо в этом ящике и закопают. Надо передохнуть".
Влез он в этот самый ящик, свернулся квадратиком и заснул. Благо на дворе давно уже ночь была.
Глава четвёртая
НАЦЕЛИВАНИЕ
Утром раньше всех Иванов-оглы и Печкин проснулись. Они наскоро выпили по стакану чая и в дом к дяде Фёдору собрались. Идут они, на жёлто-красные осенние перспективы посматривают.
Иванов-оглы-Писемский удивляется:
- Странные у вас пейзажи здесь какие-то: берёзки, солнцем подсвеченные, пеньки чёрные, речка вон, вся перекрученная, блестит и ни одного танка, никакой колючей проволоки. Непривычно как-то для военного глаза.
- Это вам, военным, непривычно без колючей проволоки, а нам, гражданским, это очень нравится, - отвечал мудрый Печкин. - Ну её на фиг эту проволоку.
- А грибы-то у вас есть? - спрашивает Иванов-оглы.
- А как же, - отвечает Печкин. - Мы можем по дороге в берёзовую рощу забежать, там всегда подосиновики растут.
- Это неправильно, - говорит Иванов-оглы, - непорядок. В берёзовой роще должны подберёзовики расти.
- Очень может быть, - согласился Печкин. - Только в нашем Простоквашине отродясь порядка не было.
Подходят они к роще, видят - ящик с гуманитарной помощью стоит.
- Выронили, - говорит Печкин. - Вчера целый день гуманитарную помощь возили. Один ящик и потеряли. Интересно, что в нём? Надо открыть.
Шарик проснулся и всё слышит. Его ящик с запахом закрывался, он конец запаха зубами прихватил, не даёт ящик открывать. Почтальон Печкин руку с трудом в трещину просунул и говорит:
- Что-то меховое там, наверное, шапки гуманитарные.
Иванов-оглы тоже руку просунул и как раз по зубам Шарику пришёлся.
- Нет, - говорит, - там гуманитарные гвозди. Или гуманитарные вилки.
Решили они ящик до дома донести.
"А что, пускай несут", - согласился про себя Шарик.
Они пошли вдоль речки. Печкин с ящиком, а Иванов-оглы просто так. Печкин никак не хотел с ящиком расставаться. Надо, чтобы все понимали, что это его ящик. Он прошёл немного, устал и говорит:
- Надо мне сесть на ящик, посидеть.
Шарик из ящика как закричит:
- Да ты что, совсем?! С приветом?!
Печкин испугался даже.
- Ой, - кричит, - радио заговорило!.. Гуманитарное.
Шарик спохватился и начал сообщать новости дикторским голосом:
- Вчера вечером ровно в шесть часов с приветом к избирателям обратился депутат Селёдкин.
Печкин удивился страшно и спорит:
- Нет у нас такого депутата!!
Шарик в ответ:
- А я и не про вас говорю! - И дальше шпарит: - Продолжаем последние известия. Новости с полей. На полях ничего нового. Всё уже убрали: и картошку, и кукурузу, и свёклу, и помидоры, и арбузы, и... бананы, и... студентов.
Больше он ничего придумать не мог, никаких последних известий. А Печкин и Иванов ждут. Делать нечего, Шарик как забормочет:
- За последнее время участились случаи... Участились случаи... Участились случаи...
А какие участились, он придумать не успел. Иванов-оглы говорит:
- Заело! Надо стукнуть как следует!
"Тебя самого надо стукнуть как следует!" - думает радио-Шарик.
- Участились случаи... нападения почтальонов на собак.
Печкин даже вздрогнул:
- Чего-чего? А ну-ка, повторите. Какие случаи участились?
Шарик так неуверенно повторяет:
- Случаи нападения почтальонов на собак.
- Да нет! - кричит Печкин. - Вы всё путаете! Это собаки на почтальонов нападают! У меня вон все штаны грызаные. Это какое-то противное радио. Его надо в речку выбросить.
- Да вы не нервничайте, - замечает Иванов-оглы. - Придём домой и разберёмся, какое это радио. И почему оно так странно агитирует. Идти два шага осталось.
Они дальше Шарика понесли. А Шарик им стал погоду на завтра говорить:
- Ожидаются заморозки, переходящие в наводнение. Ожидается землетрясение, переходящее в солнечное затмение. Местами снег, местами град, местами кислый виноград.
У них так глаза и вылупились.
Шарику уже трудно было остановиться:
- Передаём программу на завтра. Завтра будет такая программа закачаетесь.
- Почему? - удивился Печкин.
Шарик и сам не знал почему. Он и ляпнул:
- Музыку будем для хромых передавать!
В это время кот Матроскин уже проснулся и завтрак готовил. Он варил кашу на молоке, целое ведро, а сам думал: "День-два я ещё выдержу. Ну три. А на неделю меня уже не хватит. При таком количестве народа целую столовую надо содержать".
Он наскоро накрыл на стол, поставил творог, простоквашу, хлеб из магазина и с трудом горячее ведро на стол принёс.
На вкусный запах стал народ подтягиваться. Скоро папа с мамой пришли, дядя Фёдор и тётя Тамара Семёновна. Только Шарика не было и Печкина с Ивановым-оглы.
Тётя Тамара говорит:
- Нельзя без них завтрак начинать.
Дядя Фёдор спрашивает:
- Почему?
- У нас в армии так принято было. Мы всем полком за еду садились.
Матроскин говорит:
- А если они с Шариком на охоту пошли, на утреннюю зорьку. И вернутся только к вечеру?
- Такие события заранее планировать надо, - говорит тётя Тамара. - Я думаю, что с этого дня мы все будем жить по плану.
Тут как раз Печкин и Иванов пришли с "гуманитарным радио". Они это радио ещё по дороге из ящика вытряхнули - такого он им наговорил. Они тоже за стол сели, стали кашу есть и тётю Тамару слушать.
- Подъём у нас будет в семь, - говорила тётя Тамара.
1 2 3 4 5 6 7 8