- Да за твою работу не меньше пяти рублей надо брать. Сходи ты, подруга, в профсоюз. Хватит нэпманам потакать. Берут, кровопийцы, молоденьких из деревень и договора с ними не заключают!..
Василинка долго не могла осмелиться пойти в профсоюз. Сама того не замечая, она отупела от постоянных упреков и насмешек. Даже бесноватой, крикливой, лохматой Халимонихи она не боялась так, как этой изящно одетой, полной, розовощекой женщины с пронзительным хитрым взглядом. Но наконец Василинка набралась смелости.
Профсоюз помещался в подвале каменного трехэтажного дома. В тесной, но чисто побеленной комнатке Василинку встретила девушка, одетая в белую ситцевую блузу и черную юбку.
- Чего ты стала на пороге? - спросила девушка. - Заходи, рассказывай.
Василинка растерянно глянула на свои мокрые сандалии, которые нахально ощерили пасти, быстро сбросила их и босиком прошла по чисто вымытому полу.
- Сколько же тебе лет? - спросила девушка, с жалостью глядя на щуплую Василинку. - У кого служишь? Как фамилия хозяина?
Василинка робко ответила на все вопросы.
- Сергей! - обернулась девушка к юноше, зашедшему в комнату. - Не справляемся мы со своей работой, не защищаем, как надо, права подростков. Вот эту девушку, совсем дитя, хозяева заставляют делать тяжелую работу, без отдыха, без выходных, без нормальной платы. Завтра пойдем в обход. Вот с нее, Василисы Савчук, и начнем.
- Ладно, Лена. По мне - так хоть сегодня! - улыбнулся Сергей. - Не тушуйся, Вася-Василинка, найдем управу на твоих кощеев!
В воскресенье Василинка сидела на лавке и щипала перья: это занятие придумала хозяйка, чтобы служанка не теряла понапрасну время. Неожиданно в дом вошли Сергей в зеленоватой гимнастерке и Лена в красной косынке. Хозяйка повела их в другую комнату, и вскоре оттуда долетели крики:
- И что она у нас делает, что? Она же совсем ребенок, ничего не умеет. Видите, перья щиплет. С нее пользы как с козла молока!
Ну как было стерпеть такое оскорбление! Василинка сунула в пух голые колючки: пусть поспит нэпманша на них - и выбежала из дому. А когда вернулась, Сергея и Лены уже не было.
- Так ты ходишь по профсоюзам, а? - кричала разозленная хозяйка. - Так ты жаловаться на нас? Тогда иди куда хочешь, нам такие не нужны!
Василинка глянула на рассерженную хозяйку и чуть не засмеялась: та от злости сделалась красной, как свекла. Не только щеки-булочки, но и глаза налились кровью. Если б могла, если б не боялась, то вцепилась бы в косы своей служанки да отхлестала, век бы та помнила. Но дудки! Тут уже не мать, не бабушка Анета, а сам профсоюз стоит за Василинку горой!
Назавтра принесли бумажку из профсоюза. Несовершеннолетнюю Василису Савчук запрещалось перегружать тяжелой работой, она должна была по закону получать по три рубля семьдесят копеек в месяц. Хозяйка снова ругалась, но Василинка не обращала внимания, страх куда-то исчез. "Через два месяца можно будет справить ботинки!" - радовалась она.
Но справить ботинки так и не удалось. Спустя несколько дней Василинку навестила мама: она приходила в город по своим делам. Хозяйка не преминула поднять шум, ругала Василинку почем зря.
Мама побелела от обиды:
- Собирайся, доченька, бери расчет и пойдем домой. Нечего тебе тут делать. Будем жить в тесноте, да не в обиде. Бабушка Анета не прогонит, хватит всем места. Издеваться над тобой никто не станет...
Василинка тут же позабыла о всех неприятностях городской жизни. Правда, и жалеть было нечего. Города она так и не увидела, даже на площадь, которую называли тарелочкой, не сходила, не во что было одеться.
Хозяйка протянула Василинке четыре рублевки.
- Где мое не пропадало! На, возьми еще на блузочку!
На столе лежал кусок мятой желтой марли.
- А вы посчитайте как следует, Фаня Львовна! - дерзко ответила Василинка. - С вас еще три рубля пятьдесят копеек! И не дергай меня, мама! Профсоюз так приказал платить!
- Ах, какое нахальство! Вы только послушайте! - кричала хозяйка, повернувшись к закрытым дверям. - Где ты, мой муж? У меня нет мужа, нет защитника. Ибо если бы он был, он бы палкой выгнал из дома эту мерзавку и гнал ее через весь город. Ты слышишь или нет? Нет, не слышит, и я вынуждена отбирать хлеб у моих голодных детей, чтобы озолотить эту бесстыдницу! На, бери, пей мою кровь!
- Пойдем, мама! - улыбнулась Василинка, пересчитав деньги. - А марлю пусть оставит себе вытирать слезы!
Купив в лавке кусок мыла, несколько фунтов соли и бутылку керосина, Василинка с мамой шли по шпалам домой. Всю дорогу говорили, говорили, не могли наговориться.
СВАТЫ ЕДУТ
Тоня с каждым днем хорошела. Коротко постриженные каштановые волосы вились крупными кольцами. Ни весенний холодный ветер, ни палящее солнце не портили нежного, с тонким румянцем лица. Всем бросалась в глаза красивая, стройная девушка, добрая и участливая к людям.
- Вот будет кому-нибудь невестка, - судачили женщины. - Тише воды, ниже травы!
- Жди, Аниська, сватов к Тоне!
- Что вы, соседушки! - смущалась мать. - Не с чем мне отдавать дочку замуж.
- Найдутся такие, что и без приданого возьмут, - утешали женщины.
Как ни старайся, сколько в руках не держи иголку, а приданым для девчат не разживешься. Даже подушки и кожуха нет у Тони, да и живности никакой в приданое ей не будет. Правда, Тонечка совсем еще молоденькая, о замужестве не думает. Но все ли знают матери про своих дочерей?
Однажды, еще до службы в городе, Тоня сказала Василинке:
- Побожись, что никому ни слова!
- Ей-богу, никому! - охотно повторила Василинка, гордая доверием старшей сестры.
- Ты знаешь, кто меня вчера с вечеринки провожал? Володя из Подлипок! Ну тот, высокий, чернявый. Ой, Василинка, какой же он славный! Сим-па-тич-ный, - мечтательно протянула Тоня. - Ах, какой симпатичный! Только смотри - никому ни-ни!
Сейчас эти слова всплыли в памяти Василинки. За столом сидел дядя Семен и задавал один за другим вопросы:
- Скажи, Тонечка, что тебе сегодня ночью приснилось?
- Ничего, - тихо ответила Тоня.
- А все же вспомни!
Тоня отрицательно покачала головой.
- А волков во сне не видела?
- Нет.
- Так скажите вы мне, - продолжал Семен, - кто в вашей семье такой счастливый? Отец? Или мать? А может, ты сама, Тонька, в рубашке родилась? Я Свириду - о девчатах из нашей и соседних деревень, о Левонишке, которая имеет приданое. "Нет, - говорит, - не хочу". За Матреной Косовой семь одежек дают и шкаф дубовый. Слышать не хочет. Евсей царские золотые монеты дочке приберег. Не беда, говорю, что девка ростом не вышла. А Свирид разозлился: "Брось ты, дядя Семен, меня уговаривать. К Медведишке иди! Как увидел ее на вечеринке - сразу сказал сам себе, что будет она моей женой. Сказал - и все тут!" Так что ты скажешь на это, девушка? - заглядывая в синие, как васильки, Тонины глаза, спросил дядя Семен. - Видно, правду люди говорят. Дай бог бедняку красивую дочку, а богатому - сына, как лапоть. Чаровница ты, Тонька, и все тут.
Оцепенелая Тоня прислонилась к стене, чтобы не упасть.
- Скажите, что не согласна, - вымолвила наконец она.
Василинка с любовью поглядела на сестру.
- Да ты подумай, девушка. Такие женихи не часто попадаются. Одной землицы больше пятнадцати десятин имеет. Не пьет, не буянит. Не очень красив - так с лица воду не пить. Немного староват. Это для мужика не порок. Старый конь борозды не портит.
- Не пойду, не пойду за немилого! - воскликнула Тоня, заливаясь слезами.
- Ну что ж, Антонина, не ты, так другая найдется. Но послушай, что скажу. Коли ты Свирида не можешь видеть, как жабу в супе, - тогда не о чем говорить. А если он не настолько противен, иди за него замуж! С годами все оботрется, стерпится - слюбится. По крайней мере, в богатом доме хозяйкой станешь. В заботах да когда дети пойдут и о любви забудешь. Советую тебе, девушка, подумать не торопясь, чтобы потом не жалела.
Дядя Семен тяжело поднялся с лавки, пригладил обеими руками волосы и недовольный подался из дома.
Слова о богатстве Свирида больше всех тронули мать.
- Бедный человек будто глупее делается, - доказывала она Василию. Нужда сгибает его, превращает в бессловесное существо. Может, Тонечка человеком себя почувствовала бы, когда избавилась бы от бедности, нам же после пожара никак не выкарабкаться.
- Не то говоришь, Анисья, - не соглашался Василий. - В песне поется: "Владыкой мира станет труд..." Так выходит, что наша семья будет самая богатая, ведь руки у всех работящие. И Тоня честный человек, к работе охочая. Наконец поймут же люди, в чем их счастье! Послушай, мать, не выдавай Тоню за немилого! Пусть дождется своего дня!
- Мечтатель ты, Василий, - улыбнулась сквозь слезы мать. - Знала я одного такого - Самсонова из железнодорожного депо. Тот все говорил о мировой революции, о счастье для всех. Да погиб, не дождался. Замучили коммуниста Самсонова врангелевцы. Давай лучше о сегодняшнем дне подумаем.
Мама упрямо стояла на своем: пусть лучше Тоня будет женой зажиточного человека, чем прозябает в бедности. Василинка тоже попыталась отговорить маму, но та как отрезала:
- Не тебе решать дела взрослых.
В воскресенье утром Свирид со старшим братом осадили на скаку вороную лошадь, вылезли из брички. Увидев их через окно, Тоня хотела спрятаться в боковушке, но мать ее остановила.
Свирид, коренастый, приземистый, с широким обветренным лицом, как вошел молча, так и просидел все время, не проронив ни слова. Зато много говорил его брат Прокоп, оглядывая с ног до головы Тоню. А та, залившись краской, не подымала глаз.
Глубоко вздыхала мама, потом спохватилась, быстро поджарила яичницу (ради сватов выпросила у соседей кусочек сала).
Начался разговор о свадьбе. Поборов робость, мама призналась:
- Никакого приданого за Тоней не будет. Даже шкафа не успели заиметь. А сейчас, после пожара... - И тут она смутилась, опустила глаза: - Не мог бы жених купить для молодой туфли и подвенечное платье?
Переглянувшись, братья согласились.
- Ну что ж, коли нужно, то Свирид запряжет лошадь и съездит с молодой за обновами. Для нашей семьи такое не впервой. Сестру замуж выдавали, так ее нареченному костюм и сапоги справили. - Прокоп раскатисто захохотал.
Назначили день свадьбы, договорились обо всем: сколько гостей будет от жениха и сколько приедет от молодой.
Наконец Прокоп вспомнил о самом главном:
- Оно, конечно, не очень удобно, но пусть все будет сказано. Прежде всего ты, невесточка, должна почитать свекра и свекровь. Стариков мы в обиду не дадим. Что наша мать скажет, то и делай. С моей бабы, Анны, будешь брать пример. Вот работница, вот хозяйка!
Разговор прервали девчата, которые звонкой стайкой вбежали в дом. Весело поздоровались и запели:
Прилетела сорока - чи, чи, чи!
Села девоньке на плечи.
Скажу тебе добрую весть - чи, чи, чи,
Что у тебя во дворе сваты - чи, чи, чи...
Тоня была очень благодарна подружкам: прекратился неприятный разговор о приданом, о свадьбе.
И зашумела, загудела вся деревня. Медведишка замуж выходит! Женщины обсуждали подробности: какое полотенце молодая повяжет свату и что за приданое принесет свекрам.
- А что она принесет? То, что на себя оденет, - подвела итог старая Халимониха. - Пускай, пускай поживет. Еще сумеет ли угодить свекрови, навряд ли той понравится городская паненка. - Всю свою злобу и презрение вкладывала Халимониха в слово "городская". Кажется, если б могла, отравила бы всех городских голодранцев - фабричных и железнодорожных, ибо это они, а никто иной, посеяли смуту в Березовой Роще. - Моя Тэкля одних кожухов да армяков семь штук имела. Полный сундук полотна да еще корову, овец в приданое!
Халимониха долго бы хвалилась приданым дочери, если бы не остановила ее бабушка Анета.
- Брось ты молоть чепуху, - вмешалась она в разговор. - Не то богатство, что молодуха принесет, а то, что наживет. Тоня девушка работящая, приветливая, хорошенькая, точно малинка спелая. Дай бог каждой свекрови такую невестку взять в дом. Одно удовольствие на нее глядеть.
Все эти разговоры слышала и Василинка.
СВАДЬБА
Молча покорилась Тоня своей судьбе. Она уже не плакала. Только где-то в самой глубине души теплилась надежда: вот приедет Володя и скажет: "Не выходи за угрюмого Свирида, я буду твоим мужем". А он не шел, не подавал знака. До самой свадьбы ждала Тоня, все еще надеялась на чудо. Но чуда не произошло. Испугался ее любимый связывать свою судьбу с дочкой бедняка.
Василинка смотрела на Тоню, как на больную, исполняла каждую ее просьбу. Она бы никогда ни за что не пошла за Свирида: рябой, угрюмый, молчаливый, как тень. Теперь Тоня, болезненная, слабая, будет жить в чужом доме, угождать нелюбимому мужу и свекру со свекровью. Будет угождать и никак не угодит, как Алена, жена Лаврена, старой Халимонихе.
Василинка тайком плакала, но изменить Тонину судьбу не могла.
Будто темная туча из-за леса, надвигался день свадьбы. Мама, озабоченная, чем накормить гостей, выбивалась из сил. Ославят сваты, что плохо приняли, насмешек хватит тогда на всю жизнь.
- Может, Тоне улыбнется счастье, и она избавится от нужды, успокаивает свою совесть мама.
Всю ночь с субботы на воскресенье играли музыканты - скрипач и цимбалист. Без удержу танцевали девчата и парни. А утром, как и на каждой деревенской свадьбе, людей, званых и незваных, набился полный дом.
Утро выдалось солнечное. Говорят, что это к добру и на радость невесте, быть ей замужем счастливой. Но Тоня совсем не напоминала счастливую. Бледная, молчаливая, сидела она под иконами в прозрачной вуали, одолженной у соседей. Веночек из белых цветов прикреплен к кудрявым волосам. Тонина печаль охватила и ее подружек.
Тетя Агафья ставит на стол каравай, нарезанный маленькими кусками, рядом пустую тарелку и громко приглашает гостей - молодую невесту одаривать. Один за другим подходят люди к столу, кладут деньги и отщипывают от каравая по кусочку. Протянула руку и Василинка, положив в общую копилку два медных пятака. Но каравай не стала пробовать. Хоть бы другим хватило.
- Едут! Едут! - раздался громкий голос. Все бросились к двери, одна Тоня сидела неподвижно.
- Теща, теща, выверни кожух и беги зятя встречать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16