переворачивали горы вверх ногами, или ставили их набок, разрубали их на строительный камень, а потом ссыпали все это в кучу самым невообразимым образом, или раскалывали горы пополам, или прорубали в них арки. Вы могли там встретить такие подобия построек, которые обязательно приняли бы за Китайскую стену, и такие, которые показались бы вам древнеиндийскими храмами, и те, что непременно напомнили бы вам египетского сфинкса, а потом вам бы показалось, что целый квартал нью-йоркских небоскребов вот-вот рухнет и превратится в руины. Вы бы увидели стадо слонов, тесно прижавшихся друг к другу, потом целый автомобильный эскорт, переходящий затем в горизонт, и вскоре - висячие сады царя Навуходоносора. Вы попали бы в такие места, где вам показалось бы, что туда в свое время явился великан с острым мечом, и снес все горные вершины, и сделал их не острыми, а плоскими и гладкими, и вам показалось бы, что там зелено и уютно и хорошо бы устроить пикник, только уж очень далеко добираться. А проехав немного дальше, вы решили бы, что туда приходил другой великан, с красками, такими, какие были у Элизабет и стоили десять центов. Он обмакнул свою кисточку в яркорозовую краску и положил мазки на горные щеки, а вершины выкрасил светло-желтым - в точности как королевских гусей. Потом он нанес на горные склоны красные и зеленые пятна - для оживления пейзажа, а некоторые самые высокие вершины выкрасил белилами, и они сверкали белизной. Может, это был снег, а может, белый мрамор, неизвестно. А еще подальше великаны попробовали, как будет выглядеть иная комбинация красок, и наложили белые и зеленые мазки на низкие холмы, а красные и серые - на стоящие за ними высокие горы, а иногда это были коричневые холмы, и сзади - зеленые горы. Время от времени огромные утесы выскакивали навстречу гномобилю, стараясь преградить ему дорогу, и дороге приходилось то срезать кусок горы, то проскакивать прямо через нее.
Глого и Бобо очень волновались, потому что не привыкли врезаться головой прямо в гору со скоростью восемьдесят километров в час. Но дорога всегда кидалась вперед первой и все устраивала сама. Это повторялось неизменно, случалось ли то днем или ночью - все равно.
Гномобиль добрался до Брайс-Каньона, а потом до Зайон-Парка. Путешественники погрузились в тамошние леса и добросовестно все обыскали - как всегда, напрасно.
И опять Глого впал в тоску, а Родни попытался применить свое обычное лекарство от мировой скорби:
- Но ты не видел еще Колорадо, Глого!
И он пропел такой гимн колорадским горам и лесам, точно он был самой колорадской торговой палатой или рекламным агентом железнодорожной линии Денвер - Рио-Гранде. Родни и правда остановил гномобиль у какого-то железнодорожного вокзала, зашел туда и купил в киоске брошюрку, откуда он почерпнул, что "Колорадо" значит "красный" и что одна ступенька местного капитолия находится как раз на высоте полутора километров от уровня моря. Бобо, как истинный турист, был заворожен этими сведениями, а Глого, поняв это, сдержал свою скорбь и сказал только:
- Да, да. Хорошо. Продолжай.
Друзья ехали все на восток и вдруг неожиданно добрались до Колорадо. В национальном парке Скалистых гор они снова произвели разведку. Родни сказал, что среди этих скал полно окаменевшей коры и листьев тех деревьев, которые росли и цвели сорок миллионов лет назад. Может быть, они обнаружат там также и кости древних гномов. Но это предположение нисколько не ободрило Глого. Он ответил, что вовсе не ищет окаменевших гномов, ему нужна только одна живая маленькая ледигном, чтобы женить на ней своего внука.
Ну, что можно было сделать? Они проехали через все горные районы Запада, но удача ни разу им не улыбнулась. Если они вернутся назад, это будет означать полное поражение перед черными силами мировой скорби. Глого забрался в корзинку, улегся на подушку, и даже мороженое не могло его соблазнить.
Родни и Элизабет сговорились друг с другом заранее и на расширенном заседании с гномами принялись расхваливать чудеса штатов Миннесота и Висконсин: никаких гор, красивые озера, девственные леса на севере этих штатов, где могли обнаружиться огромные племена гномов. Дорога была длинной, ехать предстояло по жаре, но Родни обещал покрыть весь путь за пару дней, а Глого может пока полежать в корзине и побеседовать с мотором.
Глого сказал:
- Я слушал его долго. Мне кажется, что он не вполне счастлив. Это может оказаться началом мировой скорби.
- Боже мой, я не знал, что она заразительна!
Но в ближайшем городе Родни пригласил механика, и выяснилось, что человек, который заправлял машину маслом, не завернул гайку трансмиссии и масло чуть все не вытекло. Родни сказал, что Глого будет теперь не генерал Гранд, а Лорд-Первый-Начальник-Определитель-Беды, и еще он сказал, что гном на заднем сиденье машины скоро станет принадлежностью стандартного оборудования автомобилей в Америке.
Друзья отправились дальше.
"Миннесота или крах" было их девизом.
- Звезда гномперии гномператор Глого направляется на Восток, шутил Родни.
Он все дурачился, задавал Глого то шутливые, то, серьезные вопросы, заставляя его все время говорить, чтобы отвлечь его от грустных размышлений. Ночами в отеле Родни записывал то, что слышал от Глого. Он собирался написать книгу о гномах.
Родни позвонил маме и сказал, что они собираются на Восток. Конечно, мама пришла в ужас. Зачем было везти Элизабет на Запад, чтобы теперь ехать прямо в противоположную сторону! На это Родни ответил: "Для того и повез на Запад, чтобы появилась возможность поехать на Восток. Иначе как же можно попасть на Восток, если перед этим не поедешь на Запад!" Элизабет сказала, что она первый раз в жизни учится с удовольствием, но мама относилась с сомнением ко всякому учению с удовольствием. Мама сама проводила время неплохо, и поэтому она сказала Элизабет: "Хорошо, поезжай" - и не велела говорить "законно", потому что это ужасно и потому что так говорят гангстеры в кино. Но Элизабет сказала, что они ни разу не пошли в кино на гангстерский фильм, потому что им было гораздо интереснее беседовать с профессором Глого. Мама решила, что культура ее дочери в самом деле повышается.
Наутро путешественники двинулись дальше в путь, окрыленные надеждой на успех в Миннесоте. Родни воспользовался случаем и прочитал стихи, посвященные Бобо. Родни часто писал стихи, но редко их печатал. Он говорил, что они слишком понятные, а теперь никто не держит за поэзию стихи, если их каждый может понять. Элизабет никак не могла в этом разобраться, и он пояснил: поэтам так хотелось быть непохожими на тот мир, в котором они живут, что они сделались непохожими даже на самих себя и совсем перестали понимать самих себя и друг друга. Во всяком случае, вот стихи о Бобо:
Я знаю лес. Он как дивный храм.
Там солнце, и птичий хорал по утрам,
И купол синий, как чаша вверх дном.
Живет в том лесу одинокий гном.
Стала жизнь его печальной с тех пор,
Как в лесу объявился жестокий топор.
Валит наземь лес в дикой злобе темной,
Одинокий гном стал теперь бездомный.
Жизнь еще длинна - лет, наверно, с тыщу,
И нужна б жена, только где он сыщет!
Больше гномов нет. Нет у гнома дома.
Помоги, поэт, молодому гному!
Громкий голос твой пусть людей разбудит.
Там, где мхи и тишь, поищите, люди,
Гному одному
Верную жену!
Элизабет захлопала в ладоши и сказала, что не бывает стихов лучше этих. Родни объяснил, что эти стихи, кроме того, имеют практический смысл. Он растолковал Глого, что обыкновенный человек не разгадает их секрета по этим стихам, а только подумает, что это чепуха, и все, а настоящие любители леса поймут и, возможно, будут тоже искать гномов. А может, кто-нибудь уже нашел гномов и прячет их, как Элизабет и Родни.
Глого сказал, что стихи можно напечатать, хотя лично он не ждет от них ничего хорошего, потому что не верит, что среди людей обнаружится много любителей леса. Иначе зачем бы они срубали деревья и превращали их в деревянные коробки для жилья? В крайнем случае, если им так уж полюбились эти коробки, почему бы тут же не посадить новое дерево на место срубленного?
Потом Родни и Глого имели продолжительную беседу на тему о так называемой консервации. Родни сказал, что есть на свете такие страны, которые заботятся о своих лесах. Там не разрешается спиливать дерево, пока оно не достигнет определенных размеров, и требуется сразу же посадить новое на его место. Лесная промышленность не должна основываться просто на слепой жадности, иначе она и сама себя изживет и попутно разрушит очень многое на свете. Родни высказал надежду, что в Америке тоже произойдут изменения, но Глого считал, что слишком поздно, что на горах и холмах плодородную почву уже размыло и ее нельзя туда вернуть, как нельзя вернуть к жизни исчезнувших гномов. Глого забрался в корзинку. На этот раз у него был особенно острый приступ мировой скорби.
Они выбрались из горной цепи. На лугах пасся скот, а дорога спускалась постепенно, так что от этого спуска уши не ломило и не закладывало. Они выехали к реке с песчаным руслом, и дорога пошла вдоль берега. Глого пригляделся к цвету воды в реке.
- Посмотрите! - воскликнул он. - Река желтая-желтая!
Ему казалось ужасным, что реке разрешается иметь такой цвет и никто даже не обращает на ее цвет никакого внимания! Это значит, что весь мир идет к гибели. Ведь эта грязь, или муть, или называй как хочешь - это ведь тот материал, из которого возникает жизнь, и вот этот ценный материал уносится рекой в океан, где он больше никогда и никому не понадобится.
Дальше дорога пролегла через распаханные поля, на которых зеленели молодые побеги пшеницы. Родни объяснял, как выращивают пшеницу и что из нее делают. Глого сказал, что землю можно пахать только тогда, когда она лежит плоско, а склоны никто не имеет права засевать, потому что на них должны расти деревья, чтобы удержать почву. Родни удивился, как это Глого сумел разработать свою теорию "консервации" совершенно самостоятельно, но старый гном сказал, что все гномы про это давно знают и что только американцы, ослепленные жадностью к деньгам, могут не принимать это в расчет.
Им попадались навстречу различные дорожные знаки, и Родни объяснил, что это шоссе имени Линкольна, и рассказал о Линкольне, о том, как он боролся за освобождение негров-рабов. Это все равно что ходить в школу, когда слушаешь того, кто прочел так много книг. Ни Глого, ни Бобо ничего не слышали о людях с черной кожей. Они увидели одного из окошка и уставились на него, а он уставился на них, думая, что его заколдовали ведьмы.
Разное встречалось им на пути, и гномы хотели, чтобы им все было объяснено. Целый караван легковых машин перегоняли в Калифорнию на продажу. Некоторые машины были погружены на большие платформы, иногда сразу по три штуки. Старая телега тащилась по дороге. На нее был навален бедняцкий скарб, и дети, и куры, а иногда и коза в наскоро сколоченном из досок и поставленном на телегу передвижном загончике. Молодая леди загорала на ходу, свесив ноги из окошка машины. Старый фермер ехал в город по своим делам. Он неподвижно сидел за рулем, а старая фермерша, сидя на заднем сиденье, чтоб не терять времени даром, стригла ему волосы. Все эти забавные сценки служили им темой для веселых бесед. Но встречалось и такое, о чем трудно было говорить с гномами. Например, они видели седых стариков, едва тащившихся вдоль дороги с тяжелой поклажей. Родни было стыдно признаваться гномам, что в жизни людей не все хорошо устроено, что есть миллионы безработных, не ждущих ничего и бредущих в никуда.
На дорогах стали попадаться юноши и девушки, которые голосовали, поднимая большой палец. И Родни придумал объяснение, что это такой обычай приветствовать путников и желать им всего хорошего. Бобо очень нравился этот обычай, и он сам бы так приветствовал встречных, если бы ему не было велено сидеть тихо. Ехали по штату Небраска. Распаханных и засеянных полей попадалось все больше и больше. Озимые всходы быстро росли и зеленели.
- Это пшеничный пояс, - сказал Родни.
Стали встречаться фермы: маленький дом, большой амбар, силосная яма и несколько деревьев.
Когда друзья, запасшись провизией, сели ужинать под деревом у обочины и успели уже почти насытиться, Элизабет заметила огромную черную тучу, которая заволокла весь горизонт. Но это не была грозовая туча, не было молнии и не громыхало; она не меняла формы и быстро опускалась к земле.
Родни вскоре спросил на заправочной, что это такое, и заправщик сказал:
- Да одна из них, этих пылюг. Сюда идет.
Элизабет слышала раньше о пыльных бурях. Это ужасное бедствие, которое в последнее время стало преследовать Америку. Пыль заполняет воздушное пространство, делается темно как ночью, машины останавливаются на шоссе, а люди теряют дорогу в пыльном буране. Дома наполняются пылью. Некоторые люди даже умирают от "пыльной пневмонии", которую вызывает забившая легкие пыль.
- Ну вот! - воскликнул Глого. - Что еще надо большим людям, чтобы понять, какое это зло - разрушать леса!
Родни сказал, что на этот раз леса ни при чем. Дело в том, что луга, где росла великолепная трава, не сберегли для пастбищ, а распахали под пшеницу, хотя в стране ее и так выращивается больше, чем люди могут съесть или, точнее, чем люди могут купить.
- Вот опять, - сказал Глого, - деньги, деньги, все эти деньги, которые окончательно сведут с ума американцев. - Он совсем потерял надежду, улегся в корзину, и ему было все равно, умрет он от мировой скорби или от болезни, которая называется еще длиннее - "пыльная пневмония".
Родни сказал, что он не собирается умирать и не желает, чтобы его застигла "пылюга". Гномобиль мог мчаться быстрее всякого ветра, кроме ураганного, конечно. Родни хорошо заправил гномобиль, и они промчались по штату Небраска со скоростью два километра в минуту. Ведь гномобиль может мчаться как ветер, если он, конечно, не ураганный. Черная туча оставалась на горизонте, но не приближалась, и в воздухе больше не пахло пылью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15