https://wodolei.ru/catalog/mebel/Briklaer/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


А мамочка наша, конечно, очень хорошо почувствовала прелесть этой детской мысли. И Машка не ее боялась. Она боялась гласности.
14.11.61.
Весь день гостил у нас дядя Ваня Халтурин.
Машка поражала его своей "воспитанностью", "светскостью", как он выражался. А он Машку - своими рассказами. Рассказывал о Гайдаре, с которым они много лет дружили.
* * *
Раздеваясь перед сном, говорила матери:
- Все-таки, мама, я думаю, что у Снегурочки папа и мама были глупые. Почему они отпустили ее на солнце? Если бы они были умные, они бы держали ее в тени, и она не растаяла бы...
15.11.61.
На днях ласкала меня, обнимала и вдруг говорит:
- Алексейчик ты мой... маленький... бездарненький!..
Мы с мамой, конечно, крепко посмеялись.
А сегодня она спрашивает у мамы:
- Что такое "бездарный"?
* * *
Сегодня же спросила:
- Что такое богатый?
Мама сказала:
- Это человек, у которого много денег и который другим не дает.
- А вещей?
- Да, и вещей тоже много.
- Ну, я буду всем давать - и деньги и вещи. - Потом подумала и спросила: - И чужим тоже?
- Да, - ответила мама.
Конечно, мама правильно сказала: богатство и скупость часто соседствуют. Но богатый и скупой все-таки не синонимы. Я прочел Машке державинские строчки о богатстве, "какого Крез не собирал". Не поняла, но "понравилось".
16.11.61.
Вечером вчера гуляли. Дошли до Зоопарка. Там уже темно, ворота и кассы закрыты, но на обратном пути мы с Машкой все-таки видели обезьянок... Да, и видели их, так сказать, в каникулярное, нерабочее время, дома, а не при исполнении служебных обязанностей... Верхние окошки обезьянника выходят в сторону парка. Если стать подальше от забора, можно увидеть мартышек и других четвероруких. Там очень светло, горят лампы дневного света, и видно, как обезьянки сидят, бегают, ходят, раскачиваются на трапециях, дремлют и укачивают обезьянышей. Я поднимал Машку над забором, и она смотрела.
17.11.61.
Вчера день у Маши был довольно плотно набит событиями.
Ездила с мамой в город, искали Машке обувку на зиму. Сидели в Шереметевском саду, рядом с "Академкнигой". Позже туда явился и папся. Мама уходила в книжный магазин. Машка с папой играли. Папа устал и играл довольно лениво. Кроме того, он видел, что Машке хочется играть не с ним, а с девочками. А там, в саду, было очень много девочек и мальчиков из детского сада. Некоторые Машку задевали, на ходу втягивали в игру. Для них она - одна лишняя рыбка в том косяке, к которому принадлежат они сами. А для Машки это событие.
Потом этот косяк куда-то уплыл.
Где же Машка?
Вижу - на противоположной скамейке две девочки поменьше Маши что-то делают, склонились, играют - в куклы, что ли? И Машка тоже там стоит. Потом, постояв рядом с девочками, поиграв с ними, возвращается ко мне. Минуту спустя я замечаю, что при ней нет ее белой сумочки. В сумочке - маленькая кукла, носовой платок и прочие шмутки.
Спрашиваю:
- А где твоя сумка?
- Девочки играют.
- Что же ты оставила ее? Они же разорвать и сломать ее могут. Они же маленькие.
Подошел, поговорил с девочками, деликатно и постепенно, одну за другой, выручил все Машины вещи. Машкин поступок понятен. Ведь мы учим ее, что надо быть "доброй, а не богатой", и не только со своими, но и со всеми... А дети полушагов в вопросах морали не знают. Всё так всё. Со всеми так со всеми. Это взрослые, как писал Житков, облегчают себе жизнь компромиссами и "исключениями": "Ведь не до идиотизма же! Бывают, знаете, такие случаи..." Нет, "таких случаев" дети не признают. Я знаю, что для взрослых (многих) герой моего рассказика "Честное слово" - идиот и растяпа. Мало ли что дал честное слово, ведь знает же, что ребята ушли, а стоит! Читатель-ребенок (если он еще не испорчен взрослыми) так никогда не подумает и не скажет...
ТЕТРАДЬ ОДИННАДЦАТАЯ
19.11.61. Воскресенье. Ленинград.
Азбукой не занимаемся. Еще не кончились октябрьские каникулы, а Машке они уже надоели.
- Хочу, чтобы кончились каникулы. Учиться хочу.
Но все-таки мы с мамой решили продлить Машкин отдых. Хотя я не уверен, что это именно "школьные" занятия утомляют и возбуждают ее. Нервный ребенок всегда найдет пищу для возбуждения и переживаний. Не вовне, так в себе, в воображении.
* * *
Мама купила ей крохотную куколку-голыша.
- Ой! - говорю. - У тебя еще одна дочка?!
- Да. Она совсем маленькая.
- Сколько же ей?
- Она вчера родилась. Ей один год всего.
И долго не могла понять: как это ей один день, когда всегда говорят или "год", или "месяц"?!
- Поняла? - говорю.
- Нет.
Это она всегда честно заявляет: "Нет! Не поняла!"
Да, иногда кажется, что слишком часто и слишком поспешно прибегает она к этой формуле.
* * *
Вечером зовет из своей комнаты:
- Папочка!
- Что, Маша?
- Не забудь...
- Что не забудь?
Подхожу к постели.
- Ну, что тебе?
- Не забудь напомнить мне завтра.
И перечисляет, что именно ей нужно не забыть:
- Выгладить платье Сяо-Сяо, написать письмо бабушке, бусики на нитку надеть, поиграть в школу. Леночку Журба в гости пригласить...
И пальцы при этом загибает.
- Не забудешь? Напомнишь?
- Да, да, напомню.
- Не забудь! Пожалуйста! Обязательно!..
Это у нее новая навязчивость. Боится забыть. И пока не попросит напомнить, не уснет.
2.11.61.
Вчера гуляла с папой. Впрочем, прогулка эта ограничилась тем, что дошли до аптеки имени К.Либкнехта на Большом проспекте, получили кальций для Машки, купили витаминов и вернулись домой.
Заходили еще в магазин грампластинок, но ничего там не купили. Папа только почитал вслух список долгоиграющих новинок. А Машка все умоляла купить ей какую-то пластинку:
Ку-ку! Ку-ку!
Беспечно я живу.
Слышала эту песенку где-то по радио. Кажется, в Дубулти. Или в Союзе писателей на елке.
Дома позволил ей побыть у меня. Разглядывала БСЭ, "Всемирную историю искусств", немецкого Брема. Читала - с трудом, по складам, но самостоятельно. Я в это время сидел за столом, работал.
25.11.61.
Была в "школе". Занималась сегодня неважно, на троечки.
А я учитель плохой. Сержусь. Вспыхиваю. Кипячусь. А ученики этого не любят, и им это не на пользу.
Лучше всего на Машку действует спокойный тон, а еще лучше соревнование, игра на честолюбии.
Даешь ей хлористый кальций. Морщится. Стонет. Не хочет, не может проглотить его. Но стоит сказать: "Вот смотрите, ребята (или: "Вот смотрите, товарищи студенты"), какая у нас Марья Алексеевна! Принимает горькое лекарство и не морщится", - и Машкин рот моментально отверзается, и отвратительный кальций безропотно проглатывается.
Или: "Сейчас выступит, прочтет стихотворение Корнея Чуковского, Маша Пантелеева. Она очень способная девочка, первая ученица" - и так далее.
Не знаю, такой ли уж это хороший способ, что-то подсказывает мне, что не очень хороший. Оставляя в стороне моральную его сомнительность, не является ли он тем же насилием, только более тонко замаскированным?
Как и в других случаях, надо знать и чувствовать меру.
* * *
На днях Маша мне говорит:
- Папочка, ты мне сделаешь такой ночевальник?
- Что еще? Какой ночевальник?
- Ну, такой... чик сделаешь - и зажжется. Маленький, на столике. Чтобы мне ночью самой пипи делать.
- Ночник, что ли?
- Да, да. Ночник! Лампочку!
27.11.61.
Уже довольно бегло пишет. И пишет самостоятельно, овладела тайной "фонетического письма". Исписывает целые страницы словами, которых еще недавно не писала и написания которых не знала. Делает, конечно, ошибки: ище, катлетка, холва, жерав (жираф) - но это значит, что она пишет сознательно, понимает структуру слова и ищет способ для его написания.
Писала вчера письмо (даже два письма, одно впрок, к Новому году) бабушке. Уже почти не спрашивает: "Как писать?" Я диктую, она пишет.
28.11.61.
Часа два-три занимались приведением в порядок нашей детской библиотеки. Разобрали все книги и установили очередность в их чтении. Книги, которые будем читать в первую очередь, положили отдельно, на самое видное место; немецкие сложили с немецкими, книги второй очереди отставили в сторону. Отобрали довольно много дублетов - будем дарить их другим детям.
Машка самостоятельно читала (первые полтора-два часа) все названия книжек. Потом утомилась, стала сбиваться, и я некоторое время "подменял" ее.
Не могли, конечно, удержаться и кое-что читали не только на обложках. Например, попробовали читать "Короля Матиуша Первого"253. Это так хорошо, так непосредственно обращено к детскому сердцу, что Машка почти все понимала, хотя и там очень много не известных ей слов и понятий: "министр", "закон", "наследник", "забастовка", "юстиция" и так далее, и тому подобное. Прочли до конца первую главу. Сама Машка читала "Азбуку" Толстого и его же "Первую книгу для чтения". К удивлению моему, быстро усвоила, что такое ь, i, ъ.
Три новых значка для нее - не нагрузка. А как мы в свое время (в очень далекое время) радовались, когда Советская власть отменили эти три буквы!
* * *
Перед сном опять плакала, звала мать, говорила, что боится забыть. Мама, конечно, права: это навязчивая идея - боязнь забыть что-то.
Днем тоже нередко напоминает, просит: "Не забудь, напомни мне".
Я посоветовал:
- А ты записывай и не забудешь.
Завели специальную тетрадку, куда Маша своей рукой записывала:
"Тракунчик" - по-грузински попочка.
Сяо-Сяше платье выгладить.
Купить пластинку "Ку-ку! Ку-ку!".
Бусики сделать.
Кальций (то есть не забыть принять кальций. Это уж я предложил: настоящее, серьезное ставить в один ряд с ее надуманным, вздорным, болезненным).
29.11.61.
Продолжали разбирать библиотеку. У Маши - радость: нашла одну из своих самых любимых книг - "Чижик, Пыжик, Рыжик и Женя Жукова" Л.Кассиля. Думали, что она пропала, а книга была, оказывается, у меня. Самое милое в этой забавной и симпатичной книжке - то, что героиня ее Женя Жукова, нарисованная художником Сазоновым, очень похожа на Машку. И вздернутый нос, и все ужимки. И даже танцует, как Маша. Одно время я даже называл Машку Женя Жукова.
Читала и разглядывала картинки.
* * *
Перед сном читал ей "Козетту". Ох, как трудно это! Какое огромное количество непонятного! Впечатление, будто читаешь и переводишь еще раз с французского на русский.
Например, объясни ей, что такое "трактир", "госпожа", "постоялый двор", "хозяин", "хозяйка", "господин", "сударь", "лампа", "очаг", "служанка", "лохмотья" и так далее, и тому подобное.
Главное, конечно, не слова и даже не чужеродный быт, а другая социальная природа, социальные отношения: хозяин, хозяйка, служанка, деньги. Все это и у нас есть: хозяйка (дачи), домработница, деньги... Но домработницы у нас под столом не ночуют, ребят у нас не покупают и не продают.
Вчера утром старые товарищи-первоклассники: Маша Пантелеева, Лена Симпатулина, Володя Иванов, Гога Гогоберидзе и другие - собрались для занятий уже в качестве учеников второго класса. Появилась среди них и новенькая - Ирочка Снегова, приехавшая с родителями из Новосибирска. Читали, считали, занимались геометрией и немецким. Маша научилась читать глазами. Вглядится как следует в предложение, пошевелит губами и без запинки читает: "Летом девочки жили на даче". Или: "Дуйте, дуйте, ветры в поле..."
Хотела учиться писать "по-письменному", но дома не оказалось тетрадки в косую линейку. Отложили урок до сегодня. Зато учились читать по-письменному.
* * *
Раньше, когда Маша была маленькая, я оставлял с вечера записки маме: "Прошу разбудить тогда-то и тогда-то".
Потом стал писать маме и Маше. Теперь обращаюсь иногда непосредственно к Машке. Стараюсь писать понятнее, доходчивее, и в то же время ввожу новые понятия, новые обороты, а буквы по начертанию постепенно приближаются к письменным.
Сегодня утром читает мое письмо и умиляется:
- Алексейчик... славненький!.. Смотри, как смешно маленькое "д" пишет!.. Маленький мой, славненький...
* * *
Вчера был у нас еще урок рукоделия. Сплели из цветной - зеленой и голубой - бумаги маленькую кукольную салфеточку. Приклеили синюю подкладку.
Утром я принес подсохшую салфеточку Маше. Она в восторге:
- Как это склеилось хорошо! Какой клей... остроумный!
Мне, сказать по правде, не понравилось это остроумие. При этом она еще быстро взглянула на меня. Как бы ожидая поощрения, смеха, растроганной и умиленной улыбки.
Я не улыбнулся.
Это с ней бывает последнее время: ломается, кривляется, сюсюкает, играет на публику.
Надо за этим следить и бороться - смехом, конечно, ничем другим.
3.12.61.
Полтора часа гуляла с папой. Ходили в аптеку, на почту. Остальное время провели в маленьком садике на улице Воскова - против бань. Там крохотная ледяная горка с двумя скатами. Мальчики и девочки лет по шести - восьми, кто стоя, кто на корточках, а кто и просто на попке, скатываются в обоих направлениях, орут, визжат, хрюкают. Уже одно это зрелище, весь этот визг, ор, красные лица, пар изо рта - все это привело Машку в восторг. Стала и она проситься на горку. Сначала ничего не выходило, - ноги расползаются, подгибаются, руки вперед лезут. Потом - ничего, пошло. С трудом увел ее из сада. Пришлось даже громко поговорить с нею.
Эти нотации Машку не очень огорчили - не привыкать ведь, - зато расстроила ее пятилетняя (а на вид даже семилетняя) девочка Тоня, которая, узнав, что Машку зовут Маша, стала нам рассказывать, что видела в кино картину "Маша и манная каша". Машка не поняла, о чем она говорит, и сразу же обиделась:
- Я не манная каша.
После чего эта Тоня всякий раз, как скатывалась, проезжала мимо Машки и тонюсеньким голоском пела:
- Ма-а-аша и манная ка-а-аша!..
Я сказал:
- А ты - Тоня на макароне.
Засмеялась, и всё. А Машка... Машка - та, против ожидания, обиделась крепко и надолго затаила обиду. Она не привыкла к такому отношению к себе. До сих пор девочки, и вообще дети, сулили ей только радости. В худшем случае - не хотели с ней играть. Уже подходя к дому, она несколько раз сказала:
- Не нравится мне эта девочка Тоня.
5 ЛЕТ 4 МЕСЯЦА
4.12.61.
На дворе всю ночь и все утро шел снег. Густо лежит - чистенький, славненький, мягонький... Крыши ослепительно белые. Но где-то по карнизу: "кап-кап-кап".
Занимались немецким и арифметикой. Машка уже может считать по-немецки до тридцати, знает, сверх того, больше двухсот немецких слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38


А-П

П-Я