Туловище кашалота, как писал Фредерик Д. Беннет, английский судовой врач, плававший на китобойном судне в тридцатых годах девятнадцатого века, «подобно черной скале или стволу гигантского дерева».
Будучи космополитами, кашалоты бороздят все моря нашей планеты, избегая линия ледяных вод Арктики и Антарктики. Когда кашалоты умирают, прибой выбрасывает их на берег; поэтому тушу кашалота довольно часто удается рассмотреть и исследовать прямо на суше.
Человек всегда наделял кашалота особыми, мистическими чертами. Так было во времена Моби Дика, и с тех пор отношение к кашалоту не изменилось; он представляется нам этаким древним существом, живущим вне времени, и мир его загадочен и почти недоступен для нас. Кашалот близок нам, будучи, как и мы сами, теплокровным животным,- и в то же время бесконечно далек от нас; он умеет нырять на самое дно океана и обладает способностями, о которых мы до сих пор даже не догадывались. «Еще и по сей день кашалот ни в научной, ни в художественной литературе не получил всестороннего освещения. Биография его в значительно большей мере, чем у других китов, все еще остается ненаписанной»,- говорит о нем Герман Мелвилл.
Никто еще не исследовал по-настоящему жизнь крупного китообразного. Да и как это сделать? Как, например, проследить маршруты кита в открытом океане? Скажем, как проследить миграционные пути серого кита, который проплывает за год чуть ли не десять тысяч миль и успевает побывать и среди айсбергов, и под палящим мексиканским солнцем?!
Взявшись исследовать китов, – биолог не упускает ни одной возможности проникнуть в тайны этих морских животных – однако возможности его весьма ограничены. Он изучает водоросли, прилипшие к спине загарпуненного животного,- и делает вывод: данный кит недавно побывал в холодных морях, где изобилуют такие водоросли. Он рассекает яичники убитой самки – и по числу шрамов пытается решить, сколько раз самка рожала и до каких лет дожила. Он пересчитывает волнистые линии на корне зуба кита, или на пластине китового уса, или на ушной пробке (как лесник пересчитывает кольца на древесном пне) – и определяет по ним возраст погибшего животного. Он читает в газете о том, что в океане, на глубине свыше тысячи метров, был обнаружен кашалот, запутавшийся в телефонном кабеле,- и с удивлением отмечает способность кашалотов нырять на огромные глубины. На песчаном берегу биолог находит китиху, погибшую при родах; голодные чайки белым саваном покрывают тело китихи, голова неродившегося китенка торчит из складки ее тела – и, огорченно вздохнув, биолог пишет в своем дневнике: «Причина смерти – неправильные роды».
На подобных данных основана наука о китах. Она описывает не только больших китов, но и их младших братьев – дельфинов и всех прочих китообразных. Все они – теплокровные млекопитающие, которые дышат атмосферным воздухом. Более крупные виды обычно называют китами, а среди мелких видов различают дельфинов (у них острые рыла) и морских свиней (у них рыла широкие и тупые). Особняком стоит нарвал, у которого всего один зуб – спиралевидный бивень, достигающий двух с половиной метров в длину; однако нарвалы живут только в полярных водах, и пути их не пересекаются с путями кашалотов.
Описывая жизнь своего героя – маленького кашалота – и жизнь его спутников, я старался пользоваться новейшими и самыми надежными источниками информации. Должен признаться, впрочем, что зоологи все еще не имеют точного представления ни о том, как часто рожает самка кашалота, ни о том, сколь быстро растут ее детеныши, ни о многих других аспектах жизни этого вида китообразных. По-видимому, наиболее обычен четырехгодичный детородный цикл. У самок северного полушария зачатие происходит в мае, после чего они шестнадцать месяцев вынашивают детенышей и рожают в сентябре следующего года; два года самка кормит свое дитя, затем около восьми месяцев отдыхает и к маю, завершив четырехгодичный цикл, снова готова зачать. Однако есть самки, которые, по-видимому, рожают каждые два года, то есть зачинают еще в период кормления. Май и сентябрь – сроки зачатия и родов, характерные для большинства самок, однако отдельные самки не соблюдают этих сроков и рожают немного раньше или немного позже, так что брачный период – соответственно период разрешения от бремени – растягивается порой на целых восемь месяцев. Неизвестно, может ли самка кашалота переходить с двухгодичного на четырехгодичный или какой-либо иной цикл. Неизвестно также и соотношение между возрастом самки и ее детородным циклом. Лишь когда мы научимся определять возраст кашалотов, можно будет выяснить, как быстро они растут. Темные и светлые слои, чередующиеся на зубах этих китов, безусловно, связаны с их возрастом; однако неизвестно, двум или четырем таким слоям соответствует один год жизни. У кашалотов северной части Тихого океана год, очевидно, соответствует двум слоям; в таком случае можно утверждать, что как самцы, так и самки кашалотов достигают половой зрелости в возрасте приблизительно девяти лет, перестают расти в возрасте от тридцати пяти до сорока пяти лет и стареют приблизительно в семьдесят пять лет.
Невозможно говорить о китах и не говорить при этом о людях, живущих в разных уголках земного шара, но преданных общему делу – изучению китообразных. Мне посчастливилось свести знакомство с некоторыми из них. В этих людях меня привлекают не только их теоретические и практические знания, но и их самоотверженное стремление спасти китов. В своей книге, посвященной одному из видов китообразных, я пытаюсь также рассказать о том, как люди относятся к китам, как они обращаются с ними и как киты обращаются с людьми.
Рассказ о годе кашалота начинается с тихого осеннего месяца сентября. Я приглашаю читателя в северо-восточную часть Тихого океана, где родился наш герой – маленький кашалот.
СЕНТЯБРЬ


В начале сентября китенок впервые видит свет – сине-зеленые блики, танцующие на поверхности океана. Китиха с легкостью избавляется от бремени, и детеныш оказывается в воде в двухстах милях к западу от Мехико, в тропике Рака. Китенок дрожит, ибо вода холодна, а он шестнадцать месяцев провел при температуре тридцать шесть градусов Цельсия. Заботливая мать подталкивает детеныша своим широким рылом, и, оказавшись на поверхности, он учащенно дышит, пуская в осенний воздух облачка пара.
Небо над китенком сияет пронзительной синевой. Мы, городские жители, никогда не видим такого ясного неба. Повсюду, насколько хватает глаз, в волнах темнеют группы китов. Блестит на солнце черная дуга – это скользит и исчезает в волнах спина ныряющего кашалота. Взлетают в воздух фонтаны пара. Иногда тишину вдруг нарушает громкий и резкий звук, похожий на выстрелу что его породило – ласковое прикосновение или удар, начало стычки китов-подростков? В небе не видно птиц, но над волнами вдруг появляется альбатрос, привлеченный плавающей в воде плацентой; альбатрос тяжело обрушивается на воду, вспарывая ее поверхность широкими перепончатыми лапами.
У кашалотов сейчас в разгаре сезон рождения потомства. Лишь три вида млекопитающих рождаются под водой: морские коровы (ламантины и дюгони), африканские гиппопотамы и китообразные. Телята и жеребята (а также и человеческие детеныши) обычно рождаются головой вперед; в отличие от них, китенок рождается хвостом вперед. Формой тела китенок в точности напоминает головастика (большая голова, негнущаяся шея и длинное, суживающееся к хвосту туловище), и оттого ему поневоле приходится появляться на свет задом наперед, так сказать, «пятясь». Самка торопится – ведь если произойдет какая-то ошибка, исправлять ее будет некогда, и китенок может застрять в детородном проходе или запутаться в пуповине.
Мать и детеныш всплывают на поверхность, и пуповина рвется. Китенок разевает розовую пасть с бугристыми беззубыми деснами – и кажется, будто он улыбается. Это иллюзия, конечно,- просто углы рта кашалота загнуты вверх. Улыбка кашалота – это не более чем маска, которую надевает на него природа, причем надевает на всю жизнь. Наземные животные зевают, огрызаются, . хмурятся, морщат лбы, и в старости их морды покрываются морщинами; а морда кита постоянно кругла и гладка – она лишена мимики, если не считать движений глаз и челюстей.
Формой тела наш герой похож на свою мать, только бледные лопасти его хвоста пока сморщены и загибаются на концах. В материнском чреве китенок лежал согнувшись дугой, как лук. Теперь его гибкое тело распрямилось. Он почти весь черный; на его гладкой, как резина, коже видны лишь отдельные вкрапления белого и серого.
Подобную унылую окраску имеют почти все киты: они черные или серые, иногда их бока украшают белые пятна и полосы, бледно-розовые или желтоватые разводы.
Китам не нужна яркая окраска, потому что (насколько мы знаем) они плохо различают цвета.
С севера к нашим героям приближаются двадцать гринд, или китов-пилотов. Мощно вспарывая воду, они надвигаются сплошным фронтом, точно атакующий десант. Взбитая гриндами пена и шум их дыхания пугают китенка. Он прижимается к материнскому боку. Китиха спокойна – она остается на месте, и скоро гринды исчезают за горизонтом. Если бы это были косатки (называемые также китами-убийцами), мать маленького кашалота за милю опознала бы их голоса и вовремя приготовилась к сражению.
Семья нашего китенка неторопливо кружит в море; через неделю, завершив круг, она вернется к началу своего пути. Одни члены семейства отдыхают на поверхности, переваривая обед, другие движутся дальше. На секунду в воздух поднимается треугольник китового хвоста – это кашалот уходит в глубину, или, как говорят китобои, заныривает. Бурлит вода вокруг двух ревнивых китих, которые затеяли ссору; подле них – новорожденные китята. Неподвижен воздух над океаном, тихо кругом – только волны наполняют тишину плеском и шорохом, подобно тому, как песок и ветер беспрестанно шепчут что-то в тишине пустыни. А между тем океанские воды полны неслышных звуков – ультразвуковых сигналов сотен китов, переговаривающихся на расстоянии и никогда не теряющих связи друг с другом. Неторопливо продвигается вперед китовое стадо; оно охотится и бездельничает, играет и ссорится, но в общем живет мирно. Волнения начнутся позже, через полгода, когда наступит сезон любовных игр.
Детеныш кашалота, только что родившийся в тропике Рака, значительно более развит, чем только что родившийся детеныш человека. Китенок отлично плавает, отлично видит, реагирует на внешние сигналы.
Таким рождается детеныш любого китообразного – иначе и быть не может, потому что он тотчас оказывается в суровом мире, где для него не приготовлено ни гнезда, ни берлоги, ни укрытия; лишь огромная темная тень матери укрывает его. Когда мы говорим, что ребенок слишком развит для своего возраста, мы подразумеваем отклонение от нормы; раннее развитие многих птиц и млекопитающих – это не отклонение, а норма.
Когда детеныш морского млекопитающего рождается крупным и массивным, он меньше мерзнет в холодной воде. Ведь чем больше масса тела, тем медленнее оно отдает тепло. Самое крупное животное из всех китообразных – взрослый кит-полосатик, который весит в среднем сто семьдесят шесть тонн, то есть в две тысячи раз больше, чем взрослый человек. А самый маленький из всех китов – это новорожденная морская свинья; она весит всего шесть килограммов. Совсем мелких морских млекопитающих – так сказать, «морских мышей» и «морских кроликов» – не обнаружено ни в современном океане, ни среди окаменелых останков древних животных: мелкие млекопитающие попросту не выжили бы в море.
Новорожденный детеныш кашалота весит в среднем одну тонну, а длина его составляет около четырех с половиной метров. Взрослая самка весит около шестнадцати тонн, а ее длина – около тринадцати метров. Спрашивается: откуда я это знаю? Действительно, очень редко удается взвесить новорожденного китенка, а взвешивание взрослой самки – задача поистине устрашающая. Когда убитого кита вытаскивают на палубу китобойного судна, его некогда взвешивать: китобои – люди деловые, им важна прибыль, для них время – деньги. Тушу кита они спешат превратить в муку, жир и мороженое мясо. Когда на палубу вытаскивают тушу беременной самки, биолог, который состоит на государственной службе и инспектирует китобоев, обмеряет ее и старается хотя бы на час заполучить зародыш в свое распоряжение для научных исследований. Если ему это разрешают, он поспешно вооружается набором пробирок и склянок; однако гораздо чаще неродившийся китенок тотчас отправляется в жироваренные котлы (вместе со своей матерью) или за борт (вместе с ее внутренностями).
Иногда биологу все же удается исследовать зародыш или даже новорожденного китенка. Закон запрещает убивать китят, но иногда прибой выбрасывает на берег живых или недавно околевших детенышей китообразных. Тут уж биолог чувствует себя на верху блаженства: рассматривает, фотографирует, измеряет, укладывает образцы в банки со спиртом. Под конец он строит из подручных материалов треножник и взвешивает тушу китенка – частями, кусок за куском.
Под вечер, усталый, измазанный кровью исследователь отправляется домой, прикрепив к крылу своей машины небольшой череп; возможно, дома его встретят снисходительная жена и любопытный пес.
Приблизительно в то время, когда родился наш маленький герой, другой детеныш кашалота совсем один плыл по заросшему водорослями проливу. Этот китенок попал в беду: четверо рыбаков с одного из Бермудских островов гонятся за ним в весельной лодке. На носу лодки стоит человек с острогой. Ему не удается серьезно ранить китенка, и вот он-., не снимая одежды, прыгает в воду и твердой рукой опытного рыбака быстро наматывает веревку ему на хвост. Затем рыбаки налегают на весла и тащат отчаянно сопротивляющегося китенка в небольшую бухту, где в течение двух дней будут выставлять его на обозрение публики – за небольшую плату, полкроны с человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24