— Муса улыбнулся, как бы стараясь успокоить Натана. — Мы будем контролировать все их действия и следить, чтобы они делали только то, чего от них ожидают. Невелика беда, если они прихватят нескольких американцев. Это только сделает их еще более непопулярными. Кто мы такие, чтобы их останавливать? Но если они попробуют задеть нас, мы будем наготове и ударим их по самому больному месту. — Муса глотнул вина. — Пожалуй, было бы совсем неплохо, если бы они прихватили американцев. Я думаю, что настало время показать этим чванливым выскочкам, которые воображают, будто разбираются в ближневосточных делах, какая рыба самая вонючая.
Натан, все еще откашливаясь, встал с мягкого дивана. Стало быть, подумал он, решение уже вынесено, и даже не Мусой. Продолжать ни к чему.
— Я был бы рад посидеть еще, — сказал он с наигранной бодростью, — но должен найти кого-нибудь, кто согрел бы мою постель. — И он подмигнул Мусе.
— Вперед. Ты заслужил такую награду. — Муса был, видимо, счастлив вновь перейти на приятельский тон. — Кстати, на следующей неделе Нечистая Игра выезжает из страны, что ты предполагаешь делать до этого времени?
— Ты хорошо меня знаешь, — сказал Натан. — С тех пор, как я поступил в Моссад, я не планирую свое время и не покупаю неспелых бананов.
Они оба рассмеялись.
Перед уходом Натан сказал:
— Может, я использую несколько дней своего отпуска, предполагается, что сейчас я нахожусь в отпуске, чтобы посетить мою семью в Нью-Йорке. — Он показал на папку на столе. Н— е оставляй ее здесь. Мы еще не видели лица «крота».
— Когда я его увижу, — проворчал Муса, — у него больше не будет лица.
До этого времени Натан всегда находил рациональное объяснение всему, что происходило в Моссад. Убийства, жестокости, даже зверства все это он оправдывал соображениями безопасности государства, необходимостью возрождения так называемой «древней обновленной земли», о которой говорит сионизм. Но тут совсем другое. Это все равно что кувалдой убить муху на лице лучшего друга. Он всегда знал, что представляет собой в Моссад то, что в армии называют пушечным мясом. И до тех пор, пока он был уверен, что борется за правое дело, мирился с такой участью.
Все предельно просто. Израиль хочет мира, а арабы его отвергают, поэтому израильтяне не должны выпускать из рук оружия, пока не добьются мира. Натан предан делу мира более предан, чем многие другие, и готов нести на своих плечах необходимое бремя. Но план, который раскрыл перед ним Муса, противоречил всему, во что Натан верил. Какой дерзкий замысел! Возвести барьер на пути к миру! Это могла придумать только больная фантазия. Натан почувствовал, как в нем закипает сильная ярость. Не подать ли ему заявление об отставке? Присовокупить к этому заявлению письмо и одну его копию отправить премьер министру. Тогда он сможет жить с чистой совестью. Если он этого не сделает, то навсегда потеряет самоуважение.
Почти полночи Натан сидел за письменным столом, подбирая как можно'более выразительные и точные, слова для письма. Перечитав его, он понял, что его замысел обречен на полную неудачу. Его прямые начальники тут же конфискуют письмо и будут держать его в кутузке, пока скандал не уляжется. Тогда, только тогда его выпустят и уволят со службы с такой формулировкой, которая опорочит его навсегда. Таким путем они заткнут ему глотку. Нет, бегство не выход.
В гневе и ярости в его уме постепенно вызрело решение, которое принесло с собой спокойствие. Обратного пути нет. Он примет их вызов и остановит их, даже если ему придется действовать голыми руками, а это более чем вероятно. Пускай в глубине души он уверен, что ничего не достигнет, он все же попытается. Натан ясно понимал, что с этого момента будет работать по обе стороны очень высокой и опасной ограды. Падение в ту или иную сторону угрожает ему верной гибелью. Но самое худшее, если ему придется работать в одиночку, без поддержки системы Моссад.
Натан знал, что придется разработать план, который даст ему возможность работать извне, продолжая пользоваться системой изнутри. Это был единственный путь, в теории вполне осуществимый. Но пока он не имел никакого понятия, как его осуществить. Он решил спланировать свою операцию так, будто за его спиной стоит вся Моссад, а затем поступать по обстановке.
Прежде всего он должен заслать своего человека в террористическую группу в Греции. Это должен быть человек, пользующийся доверием террористов и в то же время не вызывающий подозрений у наблюдающей за ними группы «Кидон». Дело это было куда как нелегкое. И неизбежно очень рискованное: ведь ему придется доверять людям, которых он плохо знает, и надеяться на лучшее.
А времени было не так уж много. Он хочет начать еще до своей запланированной встречи с Нечистой Игрой. Чтобы достичь успеха, надо действовать немедленно. Завтра же утром пройти проверку на детекторе лжи. Так он снимет с себя подозрения, ибо кто знает, сможет ли он пройти эту проверку позднее.

АЭРОПОРТ БЕН-ГУРИОНА,
ИЗРАИЛЬ
19 сентября. 11.00
Еще до того, как Натан предпринял свой первый шаг по осуществлению, как он считал, спасительной миссии, он уже нарушил правила Моссад. В эту поездку в Нью-Йорк он взял с собой два набора удостоверений личности, спрятанных в атташе-кейсе. Это уже само по себе было грубейшим нарушением правил. Он похитил их из своего досье, которое хранилось в подвале Моссад. Предназначались они для использования в несостоявшейся операции и поэтому так и не по надобились.
Сотрудник отдела Аль отвез Натана в аэропорт, и, прежде чем они вошли в аэровокзал, Натан вручил ему все свои израильские документы, включая пропуск и не сколько личных знаков, а также свою «беретту-22». Все это было уложено в пластиковый мешочек, который сотрудник запечатал. Оба они расписались на подвешенном к нему ярлыке. Вернувшись в страну, Натан должен был получить все это из сейфа.
Ему предстояло вылететь в аэропорт Мирабел в Монреале, чтобы вскоре после этого отправиться в Нью-Йорк из аэропорта Дорвал. Это была общепринятая в Моссад процедура для всех, вылетающих в Америку. Вылетать из Израиля прямо в Соединенные Штаты считалось рискованным.
Хотя Натан и совершал так называемую частную поездку, он решил воспользоваться обычным путем. Конечным пунктом его назначения был Вашингтон, но он не включил этот город в официальный маршрут своего путешествия. В Вашингтоне он встретиться с Сидом купером. Они давно не виделись, и встретиться будет очень приятно.
Глава 17

ВАШИНГТОН,
ОКРУГ КОЛУМБИЯ
20 сентября. 10.45
Для встречи со своим другом, по прибытии на челночном рейсе из Ла-Гардии, Натан выбрал вашингтонский отель «Шератон». Сам он остановился на ночь в другом отеле, по ту сторону улицы, «Омни Шорхэм». Это были две большие гостиницы для привилегированных, расположенные в парке, вдали от шума столицы и особняков ее обитателей.
После своего долгого путешествия Натан спал мертвым сном и проснулся освеженный. День выдался солнечный, теплый. С наслаждением затягиваясь сигаретой, он прошел пешком небольшое расстояние до «Шератона». Одет он был небрежно и, войдя, сразу остановился в переполненном вестибюле, где в различных одеждах толпились молодые люди, большинство из которых, очевидно, собирались на теннисные корты. Здесь был отличный пункт для наблюдения за'подъезжающими такси.
Сид подъехал ровно в одиннадцать ноль-ноль. Точен, как швейцарские часы, подумал Натан. То был человек, к которому Натан питал большое уважение, хотя они и не так часто встречались. В своих статьях Сид старался быть максимально объективным, предоставляя читателям самим сделать свои выводы. В отличие от многих других журналистов он не искажал фактов в своих или конъюнктурных целях. Убедившись, что за Сидом нет хвоста, Натан пошел ему навстречу.
— Ну, — сказал Сид, улыбаясь и крепко пожимая руку Натана, — здравствуй, мой дружок. Как с тобой обращается этот мир? Ты же всегда и во всем хотел быть первым.
Среднего роста и крепкого сложения, Сид уже разменял пятый десяток. Его загорелое лицо составляло приятный контраст с серебряными волосами.
— Мир обращается со мной точно так же, как и я с ним, — сказал Натан, повторяя свой всегдашний ответ на всегдашний вопрос Сида.
— Итак, что тебя волнует? — Сид всегда куда-нибудь торопился.
— Терпение, мой друг, — ответил Натан. — Давай возьмем что-нибудь перекусить, а потом я расскажу тебе, что меня волнует. Когда наконец ты научишься расслабляться? Жизнь слишком коротка, чтобы расслабляться. Если твое время вышло, ты уже не успеешь расслабиться, хочу я сказать. Уж не затеваешь ли ты чего-нибудь такого, о чем я никогда не слышал?
— Нет. — Натан улыбался.
Сид был из тех, на кого можно положиться, одним своим присутствием он при вносил ощущение добра и спокойствия. Они прошли через вестибюль и вышли в открытое кафе при отеле. Здесь было множество делегатов с какой то торговой конференции, и можно было не сомневать ся, что их с Сидом голоса потонут в общем шуме. Натану даже пришлось немного нагнуться вперед, чтобы Сид мог его слушать. Они заказали себе большие гамбургеры с разнообразной начинкой и по пиву, и лишь после это го Натан начал.
— Сид, — сказал он, — мне нужна твоя помощь. Больше я не могу ни на кого рассчитывать в этом деле.
— В каком деле? Ты знаешь, что я постараюсь помочь, если это в моих силах.
— Прежде всего ты должен понять, что я не сообщу тебе ничего такого, что ты мог бы использовать в своих статьях. Среди твоих знакомых есть влиятельные люди, которые могут мне пригодиться. В настоящий момент это все, что мне от тебя требуется. Можно ли перевести все это в печатные строчки? Поможешь ты мне или нет, у меня есть для тебя чрезвычайно важный и интересный материал. Но ты должен дать мне честное слово, что не используешь то, что я тебе сейчас сообщу.
— У меня есть выбор?
— Да, конечно. Ты можешь сказать «нет», и я сообщу тебе что-нибудь такое, что ты сможешь напечатать. Но главное я должен буду от тебя утаить, и мы расстанемся еще на пару лет.
— Этот материал, который ты хочешь от меня утаить, могу ли я получить его сам каким-нибудь другим путем?
— Нет, это исключено.
— Ну что ж, тогда, — Сид улыбнулся, — обещаю тебе, что не использую его.
— Прекрасно. Я хочу, чтобы ты связал меня с палестинцем, которому ты доверяешь и который готов пойти на риск ради своего народа.
— О чем ты говоришь? Откуда у меня может быть такой знакомый? Помни, я всего-навсего журналист старого закала.
— Сид, прекрати этот треп. Я знаю, что у тебя есть такие знакомые. В противном случае каким образом ты мог бы накатать эти очерки о ливанской войне, сидя за письменным столом в этом твоем деловом Вашингтоне? И я точно знаю, что ты не был в это время в Ливане, по этому дай мне, пожалуйста, шанс.
— Почему ты уверен, что я не получил эту информацию от твоих соотечественников?
— Потому что ты занесен там в черные списки, и никто не станет с тобой разговаривать. Мне нужна твоя помощь, и у меня нет времени, чтобы играть с тобой в хитрые игры. Поможешь ты мне или нет, Сид?
— Какая муха тебя укусила? До сих пор я думал, что нехватка времени только моя привилегия. Допустим, я свяжу тебя с кем-нибудь… — Он сильно понизил голос. — Откуда мне знать, что он не кончит свои дни в израильской темнице, беседуя с Мусой Саддером, Шейхом Обайдом и стариной Вануну?
— Потому что, — отпарировал Натан, — то, что я делаю, я делаю вне рамок моей организации. Узнай кто-нибудь о нашей встрече, я оказался бы в куда более глубоком дерьме, чем ты можешь предположить. Это не какой-нибудь дешевый трюк, чтобы упрятать бедного палестинца в тюрягу. Это я мог бы сделать и сам. И это все, что я могу тебе сказать.
— Но пойми, если я с кем-нибудь свяжусь, он будет настаивать на более подробной информации.
— Возможно. Но ему нужна будет эта информация, чтобы помочь мне. Тебе она не нужна.
— Но почему ты предполагаешь, что, если у меня и есть такой знакомый, он захочет тебе помочь? Ведь, в конце концов, ты их враг. Или ты переметнулся на их сторону? Вот была бы сенсация, — хохотнул Сид.
— Очень смешно. — Натан заговорил с раздражением. — Я не могу никого принудить сотрудничать со мной, но, если этот человек стоит за мирное разрешение кровавого конфликта, я думаю, он сможет помочь. Мне нужен только контакт с выступающими за это силами.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что нашел способ остановить насилие на Среднем Востоке?
— Нет. Но я могу кое-кому помешать сорвать мирный процесс. Операция по срыву уже началась, и, насколько я понимаю, никто не хочет ее остановить. Если не остановить насилие там, оно неизбежно перекинется и сюда. Ради Бога, Сид, не задавай больше вопросов. Только скажи, можешь ли ты помочь или нет.
— О'кей, о'кей. Сегодня вечером я позвоню кое-кому. Возможно, к завтрашнему утру я уже сумею договориться о встрече. Это достаточно быстро?
— Спасибо. Это было бы просто замечательно.
— Подожди меня благодарить! Я еще ничего не сделал. А как насчет того захватывающего материала, кото рый ты обещал мне рассказать?
— Пошли ко мне в номер, — предложил Натан. — Мы сможем там поговорить спокойно, не вытягивая шей, как здесь.
— В какой ты гостинице? — спросил Сид.
— В «Омни», — ответил Натан. — Здесь есть сзади выход. Если мы пройдем через него и пересечем улицу, то как раз окажемся у входа в мою гостиницу.
Они допили пиво, и по пути Натан расплатился по счету.
— Вперед, — сказал он. — Тебе очень понравится этот материал, мой друг.
Когда они вошли в номер Натана и удобно устроились у окна, выходящего на плавательный бассейн, Натан за курил сигарету, а Сид открыл большой желтый блокнот, и вынул толстую черную авторучку, которой он, по его словам, пользовался со дня изобретения чернил. В отличие от молодого поколения репортеров он никогда не брал с собой диктофон.
— Через несколько дней после заключения Кэмп-Дэвидского соглашения, — сразу же заговорил Натан, — президент Садат выразил неудовольствие по поводу того, что палестинская проблема не нашла своего четкого отражения в этом документе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37