– А такое случается?
Госпожа Хинд странно усмехнулась, бросив на девушку быстрый внимательный взгляд.
– Случается, и нередко. Какими бы чудесными достоинствами ни обладал наш великий господин, он всего лишь обыкновенный мужчина. А ни один мужчина не способен уделять внимание стольким женщинам.
– Но для чего же тогда их всех держат здесь? – непонимающе спросила Розалин. – Не проще было бы ограничиться… ну, скажем… двадцатью женщинами?
Смотрительница терпеливо вздохнула.
– Такой скромный гарем пристало иметь какому-нибудь купцу, а не могущественному правителю огромной страны. Приобретая новую наложницу, господин, естественно, рассчитывает, что она окажется достойной его милостивого внимания. Но невольницы часто не оправдывают оказанной им чести. Бывает, что, призвав наложницу один раз, бей больше не желает ее видеть.
– Но в этом случае женщину все равно не отпускают из гарема? – Элизабет бросила на подругу незаметный тревожный взгляд.
– Само собой. Если уж женщина вошла в гарем бея, пути назад для нее уже нет. Поэтому нужно стараться понравиться правителю. Однако в вашем случае возможен и другой вариант развития событий.
– Другой вариант?!
– Да. – Госпожа Хинд многозначительно помолчала. – Дело в том, что наш мудрый повелитель Мехмет-Али уже не так молод и в последнее время уделяет мало внимания мирским утехам, больше заботясь о своей бессмертной душе. Скорее всего он отдаст вас кому-нибудь из своих сыновей. Возможно, Джамилю или Азиму, которые проживают в этом же дворце.
– О, это уже становится интересным!
Не сдержав короткого смешка, Элизабет тут же смущенно прикрыла рот рукой. Смотрительница укоризненно покачала головой, смерив ее строгим взглядом.
– Смеяться тут нечему, ибо неизвестно, что может оказаться лучше, – предупредила она, понизив голос. – Однако в любом случае вам придется сначала пройти курс подготовки. И только тогда господин решит, как с вами поступить.
– Но разве… разве не сами сыновья бея должны решать, нужна ли им та или иная наложница?
– Это исключено. Потому что ни один мужчина, кроме господина, не должен видеть лица наложницы.
– Странно… Получается, что новому хозяину предложат кота в мешке?
Госпожа Хинд снова усмехнулась:
– Можете называть это так. А теперь мы должны решить, какие имена вам дать. – Она посмотрела на девушек с мягкой улыбкой: – Я уже подумала над этим. Тебя, – она повернулась к Элизабет, – мы назовем Аминой, что по-арабски значит «ослепительная». Ибо, как сказал работорговец Ибн аль Шариф, твоя яркая красота подобна ослепляющему сиянию солнечных лучей. А ты будешь теперь зваться…
– Лейлой, – поспешно вставила Розалин. – Пожалуйста, благородная, разреши мне взять это имя!
– Что ж, это ласковое имя вполне подходит к твоему нежному лицу, – согласилась смотрительница.
Элизабет с Розалин переглянулись. Подобное новшество было совсем не по душе ни одной из них, но возражать вряд ли имело смысл. Приняв молчание невольниц за согласие, госпожа Хинд добавила:
– А теперь мне осталось показать вам бани и выбрать подходящую одежду. Не думаю, что вам удобно передвигаться в соблазнительных нарядах, в которых вас доставили с торгов.
Они пересекли внутренний дворик и снова вышли в сад. К зданию бань нужно было пройти по широкой дорожке, обсаженной гранатовыми и персиковыми деревьями. Внезапно женщины увидели крытые носилки с верхом, напоминающим небольшой шатер. Их несли два крепких чернокожих раба, и их гладкие мускулистые спины поблескивали от пота. Тонкие белые занавески палантина были раздвинуты и собраны вокруг четырех точеных колонок, что позволяло рассмотреть восседавшую среди груды подушек пассажирку.
Ею оказалась молодая арабка с черными, как ночь, глазами, сверкающими из-под длинных агатовых ресниц. Лицо женщины было тонким и красивым, однако его несколько портило надменное выражение, а кожа – даже светлее, чем у Элизабет, – напоминала лепестки жасмина. На голове женщины была золотистая шапочка с кистями и устремленным вверх белым пером. Черные волнистые волосы ниспадали вдоль стройной прямой спины. Поверх желтых шаровар на незнакомке был надет длинный халат яркого фисташкового цвета, затканный золотыми узорами. Плоскую грудь прикрывало ожерелье из золотисто-желтых топазов.
Рабы опустили носилки прямо перед входом в бани, куда уже успели войти смотрительница гарема и Розалин. Но Элизабет, засмотревшись на царственную незнакомку, отстала от них. Внезапно женщина резко обернулась и метнула на зазевавшуюся невольницу гневный взгляд.
– Как ты смеешь пялить на меня свои бесстыжие глаза, негодная дрянь?! – в ее голосе звучали негодование и презрение одновременно. – Ты не знаешь, кто перед тобой?
Элизабет мысленно прочитала короткую молитву, чтобы не дать выплеснуться наружу охватившему ее негодованию.
– Я всего лишь второй день в гареме, и почти никого здесь не знаю, – ответила она.
– Я – принцесса Ясмин, дочь великого бея Мехмет-Али. Возьми мое опахало и следуй за мной. Ты будешь прислуживать мне во время купания в наказание за свою дерзость.
Элизабет почтительно поклонилась, а затем твердо посмотрела в глаза принцессе.
– Так как я была куплена для гарема правителя Алжира, то должна выполнять только его распоряжения, а также приказы евнухов и смотрительницы, – спокойно произнесла она. – Если лалла Хинд прикажет мне прислуживать тебе, я выполню ее повеление. Можешь обратиться к ней, если желаешь.
Черные глаза принцессы расширились от негодования, на бледном лице вспыхнули два алых пятна. С минуту женщины молча разглядывали друг друга, словно оценивая силы противника.
– Дерзкая рабыня, ты еще пожалеешь, что осмелилась перечить мне, – злобно пообещала принцесса.
Затем она высоко вздернула свой узкий подбородок и быстро вошла в широко распахнутые двери бань.
Внезапно Элизабет ощутила, как внутри поднимается чувство, похожее на тошноту. В одну минуту вся эта кричащая роскошь гарема и его прекрасных садов показалась ей отвратительной и враждебной, а его обитательницы напомнили стадо кривляющихся обезьян. Она только сейчас осознала, что происходящее более чем реально и из одной западни они с Розалин угодили в другую, возможно, не менее чудовищную. Ощущение того, что ее стремительно засасывает болото, сделалось настолько реальным, что Элизабет начала задыхаться. Ей вдруг стало холодно, по телу пошел колючий озноб, ноги подкосились, и девушка мягко опустилась на траву, сжавшись в дрожащий комочек.
– Что с ней, лалла Хинд? – услышала она над своей головой встревоженный голос Розалин, но у Элизабет даже не было сил взглянуть на подругу.
Чья-то ладонь мягко коснулась ее лба.
– У нее начинается жар, – объявила смотрительница. – Сейчас я позову евнуха, чтобы он отнес Амину в ее комнату.
Глава 7
Изменить ход событий было не в силах Элизабет. Пришлось покориться неизбежному и вести ту странную жизнь, на которую обрекла ее судьба. Когда она оправилась от горячки, вызванной нервным перенапряжением, ее вместе с Розалин начали обучать премудростям гаремной жизни. Уроки музыки, танцев и этикета длились по нескольку часов в день и помогали заполнить медленно тянувшееся время. Не желая растравлять душу мучительными думами о Леоне, сходящих с ума от неведения родителях и собственной горестной участи, Элизабет с головой окунулась в новые занятия. И вскоре, к неимоверному восторгу госпожи Хинд, она достигла значительных успехов.
Так незаметно миновало три месяца. Знойное лето сменила мягкая южная осень. Воздух заметно посвежел, и теперь за высокие стены дворца частенько долетали запахи моря, будоража уснувшее желание вырваться на свободу.
Свободное от занятий время Элизабет с Розалин проводили, как и многие обитательницы гарема, в хаммаме – обширных банях, имевших несколько просторных залов с бассейнами и лавками для массажа. С наступлением ноябрьской прохлады большинство женщин стали собираться в розовом зале, где находился огромный бассейн с теплой водой, от которой к высокому потолку поднимались густые клубы пара. Выкупавшись, наложницы располагались вокруг водоема на мягких шелковых одеялах и посвящали несколько часов разговорам и сплетням.
За это время у девушек появилась подруга – веселая темноглазая гречанка двадцати трех лет. Звали ее Надия. Она попала в гарем, когда ей было всего тринадцать лет, и почти не помнила своей прошлой жизни. Став наложницей бея, Надия, подобно многим другим невольницам, приняла мусульманство, а вместе с ним восточные правила поведения и обычаи. За все десять лет она ни разу не покидала стен дворца. Тем не менее Надия оказалась сведуща в различных житейских вопросах и была в курсе всех событий, происходящих в гаремах правителя и его сыновей.
– Лучше всего живется наложницам младшего сына бея, Джамиля, – как-то рассказала она. – Им не приходится месяцами томиться в ожидании, пока господин обратит на них свое внимание. Говорят, он успевает в течение двух месяцев уделить его всем своим тридцати наложницам, не говоря уже о трех женах. Вот только… гм, гм… Джамиль слишком сластолюбив и предпочитает изощренные формы любовных утех.
– Что значит – изощренные формы? – заинтересованно спросила Элизабет.
– Это значит, – Надия понизила голос, – что он не довольствуется обычными способами удовлетворения мужских потребностей. Иногда он берет женщин как-нибудь иначе.
Элизабет невольно поежилась.
– Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь. Но тогда, скажу тебе, не хотела бы оказаться в его гареме.
– А если ты попадешь к Азиму, тебе придется еще хуже, – возразила Надия. – Азим довольно жестокий человек и плохо обращается со своими женщинами. За малейшую провинность их наказывают плетьми, а потом на долгие месяцы предают забвению.
Элизабет тяжко вздохнула, рассеянно поглядывая на купальщиц. За три месяца, проведенных в гареме, ей два раза приходилось видеть, как происходит наказание наложниц. Госпожа Хинд заставляла их с Розалин присутствовать при этих тяжелых сценах и выражала недовольство, когда они порывались уйти. Надо было понимать, что смотрительница делала это из самых лучших побуждений, надеясь, что подобные зрелища научат новых наложниц покорности и благоразумию.
– Тогда лучше уж оставаться здесь, в гареме самого Мехмет-Али.
– И годами страдать от воздержания, не зная мужских объятий? Ну уж нет. Ты так легко об этом говоришь, потому что не знаешь, что это такое, любезная Амина. Если бы тебя целых четыре года не призывали к господину, как меня, клянусь Аллахом, ты запела бы по-другому. А ведь здесь есть наложницы, которые не испытывали это благодеяние господина уже лет десять, а то и дольше.
Окинув тревожным взглядом зал, кишащий голыми располневшими телами, Элизабет погрузилась в мрачную задумчивость. Недели проходили за неделями, а бей все не изъявлял желания увидеть новых наложниц. Сколько же будет продолжаться такая жизнь? Порой она уже отчаивалась встретить человека, которому можно будет рассказать о своем родстве с Касим-беем. Элизабет понимала, что, если она заговорит об этом с госпожой Хинд, та даже не станет ее слушать, а то еще и прикажет наказать, чтобы не выдумывала лишнего. Вот если бы поговорить с самим беем… Конечно, он подвергнет ее слова большим сомнениям, но наверняка решит проверить их правоту и свяжется с правителем Туниса. Но не затянется ли томительное ожидание на долгие месяцы, как предсказывает Надия?
– А жены мусульман? – спросила Розалин. – Их положение так же бесправно, как и наложниц?
– Положение жены не сравнить с положением наложницы, – возразила Надия. – Жена имеет определенные права. Она может сама распоряжаться своим приданым, иметь собственные деньги, выходить из дома, когда пожелает. Может даже развестись с мужем, если он плохо к ней относится или не выполняет супружеских обязанностей. А наложница – всего лишь рабыня, у нее нет никаких прав. Если бы я родилась свободной мусульманкой, сейчас была бы чьей-нибудь женой и, может быть, еще и помыкала своим мужем. Бывает, что и наложница становится женой, если у господина еще нет четырех жен – именно столько разрешается иметь правоверному мусульманину. Кстати, мать Джамиля тоже сначала была наложницей. А когда одна из жен Мехмет-Али умерла, стала его любимой женой и властвовала над всеми женщинами гарема.
– А кем была мать принцессы Ясмин? Тоже одалиской бея?
– Нет. Ее мать была дочерью правителя одного из берберских племен и сразу стала женой бея. Поэтому принцесса так заносчива. Она гордится тем, что ее происхождение выше, чем у многих сестер и братьев. А между тем, – Надия склонилась к самому уху Элизабет, – поговаривают, что для своих постельных утех Ясмин предпочитает брать рабов!
– Да разве такое возможно? – Элизабет с сомнением посмотрела на подругу. – Ведь считается, что мусульманские женщины должны вести себя скромно и во всем подчиняться мужчине. Удел женщины на Востоке – жить в гареме и носить чадру.
– Все это так, но ты забываешь, что принцесса Ясмин – вдова. А значит, теперь она не зависит от мужчины. Вот она и выбирает себе того, кто ей больше по нраву.
– Но почему рабов, а не свободных мусульман? Ведь она – высокородная принцесса. Разве ей пристало обращать свой взор на каких-то жалких невольников?
– Говорят, что ей нравится повелевать мужчинами, а какой свободный мусульманин потерпит это? Ходят слухи, что в последнее время Ясмин завела шашни с рабом-христианином, который принадлежит Джамилю. Но смотри, Амина, не вздумай кому-нибудь рассказывать об этом! Иначе нас обеих вздуют плетьми, а то и того хуже.
* * *
Три гарема – бея и двух его сыновей – занимали отдельные строения, располагающиеся вокруг просторных внутренних дворов. Каждый гарем имел свою кухню, свою баню, штат евнухов и многочисленных слуг и служанок. Общим для всех гаремов был только обширный сад, и, как правило, наложницы Мехмет-Али и принцев встречались только там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42