Игорь Пресняков
Банда Гимназиста


Время Януса Ц 2




Аннотация

Зампреду ГПУ Черногорову нужен свой человек в правоохранительных органах. Как никто другой на эту роль подходит умный и смелый фронтовик, с которым высокопоставленный чекист будет повязан кровными узами.
Так бывший белогвардейский офицер Нелидов, он же – бывший красный командир Рябинин, влюбленный в дочь Черногорова, оказывается в особой оперативной группе по розыску банды знаменитого Гимназиста. Налетчики орудуют все наглее, оставляя за собой кровавый след. Приступая к сыскной деятельности, Рябинин и не догадывается, какой сюрприз приготовила ему судьба.

Игорь Пресняков
Банда Гимназиста

Глава I

Несомненно, самой противоречивой и странной фигурой России двадцатых годов был нэпман. И по сей день существовавшее менее десятка лет сословие остается во многом загадочным.
В девяностые годы, после падения советского строя нашлось немало живых свидетелей и жертв той далекой эпохи – отпрысков дворянских фамилий, белоэмигрантов, раскулаченных, оппозиционеров режиму. Только от нэпмана не осталось и следа. А ведь он был личностью весьма примечательной! Словно робкая весенняя поросль, вышли нэпманы на свет после зимней стужи гражданской войны, поверили большевистской власти и принялись за дело. Они возрождали коммерцию, возвращались на фабрики и шахты, в ссудные кассы и питейные заведения. Предприниматель советской поры был уже не тем, чем раньше: исчезла спесь и уверенность завсегдатаев «Яров» и «Асторий», ушли в небытие безумная расточительность и бескорыстное меценатство.
За годы страха и лишений российский буржуа приобрел невиданную изворотливость, научился многосложному расчету, привык обставлять дела с крайним цинизмом – следствие всех осмеянных еще Гоголем российских пороков в сочетании с усвоенной от большевиков беспринципностью и хамством. Нэпман потерял веру в человеческую добродетель и «купеческое слово», в будущее и в Бога. Он продолжал верить только в себя, в свои силы и в свое дело.
Нэпман по праву стал отцом советской коррупции. Именно он в условиях зверского налогообложения находил неприметные тайные тропы к сердцам всемогущих фининспекторов и хозяйственных руководителей. Никто лучше нэпмана не знал, когда день ангела у детишек финансового контролера или какие духи предпочитает жена всесильного совработника. И уж никто так искусно не мог выведать последние новости у доверчивой секретарши местного совнархоза.
Однако если уж называть нэпмана отцом советской коррупции, то матерью, бесспорно, была новая бюрократия.
Российский деловой человек всегда вовлекался в государственную политику. Испокон века русские купцы и заводчики зависели от воли, заказов и подрядов власть предержащих, а посему усвоили укоренившееся правило не перечить принятым правилам игры. Советский предприниматель и не перечил. Большевики дозволили ему вернуться к прилавку и в фабричную контору, но дело не ограничивалось милостью правителей в отношении классово чуждой буржуазии – власть остро нуждалась в помощниках.
С переходом от войны к миру чрезмерно централизованный государственный аппарат Страны Советов не мог должным образом решать всех хозяйственных задач.
Для какого-нибудь Чеквалапа Чеквалап – Чрезвычайная комиссия по заготовке валенок и лаптей.

принять постановление о заготовке для Красной армии валенок не составляло особого труда, а вот выполнить при полном отсутствии в своих штатах специалистов-хозяйственников не представлялось возможным.
Грозные, наделенные огромными полномочиями «Чеквалапы» и «Чусоснабармы» Чусоснабарм – Чрезвычайное управление по снабжению армии.

могли лишь заниматься реквизициями, ставшими в начале двадцатых весьма неэффективными и вызывающими недовольство в народе.
Помочь в реализации хозяйственных задач по снабжению, строительству, транспортировке, торговле, организации производства и сбыта мог только доселе ненавистный русский буржуа: «подлый торгаш», «рвач», «шкурник», «эксплуататор» и «мироед», а по-новому – нэпман. Так возник сей взаимовыгодный контакт большевистского государства и частника.
По замыслу высшего партийного руководства, государственные хозяйственные структуры должны были использовать нэпмана, чтобы самим научиться работать. Однако это не представлялось возможным.
Государственный административно-хозяйственный аппарат, превышавший по количеству чиновников царский в три раза, в подавляющей массе состоял из крайне невежественных людей, которые не могли работать или чему-либо учиться. С другой стороны, многие из совчиновников пришли в руководящие структуры далеко не из идеологических побуждений. Благодаря пролетарскому или крестьянскому происхождению можно было легко занять «теплое местечко» у кормушки…
Среди пестрой армии базарных торговцев, хозяев лабазов, трактирщиков, фабрикантов и оптовиков особенно выделялись воротилы новых времен – биржевики и подрядчики, нувориши гражданской, сколотившие состояния на жутких махинациях, голоде, войне, эпидемиях и тотальном бандитизме. Для этих волков беспредельной коммерции не существовало каких-либо моральных устоев или табу.
Ординарный честный западный буржуа и представить себе не мог, что купленный на Украине вагон с хлебом мог принести в голодном Петрограде более тысячи процентов прибыли. А если бы удачливый российский негоциант рассказал своему европейскому коллеге, как доставлялся вожделенный вагон в северную столицу, тот и вовсе сошел бы с ума. Разве мог приверженный букве закона западный делец поверить, что его российский собрат имел в своем саквояже поддельные «охранные грамоты» на прохождение его товаров всех «цветных территорий»: и белых, и красных, и зеленых, и черт знает, каких, на всякий случай. Что имелась у нэпмана и нужная, вовремя позолоченная ручка, открывавшая все подвластные ей семафоры и выдававшая разрешительный мандат?
Верхом развития коллективной творческой мысли биржевика, подрядчика и совчиновника была деятельность советских акционерных обществ, в которых контрольный пакет принадлежал государству. Такие общества явились новой почвой для самого разнузданного грабежа и без того ослабленного войной хозяйства страны.
Учреждая акционерное общество совместно с нэпманом и преследуя при этом весьма благие цели, государство передавало в качестве уставного взноса солидные денежные средства или имущество. Государственное управление обществом осуществлялось через уполномоченного представителя (совчиновника), который в сговоре с негосударственным акционером (нэпманом) ловко распределял по карманам не только прибыль, но порой и самый уставный фонд.
И все же, несмотря на все подлые ухищрения и жульничество, нэпман славно потрудился для народа. Хлеб, мука, масло, мясо и различные товары, еще вчера лишь предмет мечтаний, снова вошли в обиход и употребление. Стараниями пронырливого нэпмана и терпеливого русского крестьянина Россия смогла забыть о недавнем состоянии голода и холода. Именно нэпманы, вчерашние хозяева и управляющие заводов и фабрик, вернулись на предприятия, чтобы заставить их работать. И кто как не нэпманы прокладывали торговые пути на далекие окраины и проникали в самые захолустные уголки бескрайней матушки России.


* * *

Сергей Андреевич Татарников являл собой именно тот образчик советской буржуазии, что сформировала недавняя война. Коллеги-биржевики за глаза называли его «Императором», и это как нельзя лучше объясняло вес Татарникова в деловых кругах. Молоденькие маклеры и агенты города завидовали Сергею Андреевичу, мечтая со временем сделать столь же головокружительную карьеру. Сам Татарников считал себя просто удачливым и трудолюбивым человеком. Начинал он в 1904 году учетчиком на складе галантерейных товаров. Тогда семнадцатилетний выпускник реального училища и сын мелкого служащего почты мог только грезить о лучшей доле. Вечерами Татарников изучал бухгалтерскую науку в надежде, что знания когда-нибудь да пригодятся.
Через три года Сергей Андреевич стал помощником управляющего купеческого дома Маркедонова. Заметив честолюбивое рвение юноши и его организаторские способности, хозяин в 1913 году назначил Татарникова главным управляющим. Маркедонов торговал зерном и крупами, держал кожевенные мастерские. Сын Маркедонова был жандармским офицером, что, конечно, льстило отцу, как верноподданному Российской империи, но огорчало, как представителя купеческой гильдии.
Поэтому Маркедонов хотел видеть в Татарникове продолжателя своего дела. Начавшаяся в 1914 году война с Германией приумножила капиталы торгового дома. Используя связи в столице, Маркедонов добился военного заказа на поставку в армию сапог, упряжи и ремней. Для того чтобы верный помощник Татарников не угодил на фронт, Маркедонов ввел его в губернский комитет Земгора. Очень быстро Сергей Андреевич набирал вес и влияние: он завел дружбу с военными и гражданскими чинами и даже был представлен губернатору. Солидное положение двадцативосьмилетний коммерсант упрочил подобающей брачной партией: летом 1915 года Татарников женился на дочери председателя Дворянского собрания.
Самый неожиданный поворот в судьбе Сергея Андреевича произошел в октябре семнадцатого. Большевики взяли власть и объявили борьбу с буржуазными угнетателями. Сына Маркедонова, к тому времени уже бывшего ротмистром царской жандармерии, сочли врагом революции и попытались арестовать. С помощью отца он скрылся за границу, да и сам Маркедонов, побоявшись расправы, поспешил уехать в Париж. Так, волею судьбы, Татарников сделался хозяином «империи Маркедонова» – восемнадцати хлебных и крупяных складов, шести кожевенных мастерских, четырех барж и двух пароходов. Быстро смекнув, что на стороне большевиков сила вооруженного народа, Сергей Андреевич поспешил на поклон к новой власти. Он добровольно передал губкому запасы хлеба и предложил обмундировать отряд рабочей милиции. Луцкий благосклонно принял помощь Татарникова и выдал ему мандат на управление всеми маркедоновскими предприятиями.
В суматохе октябрьских событий очень немногие знали о том, сколько товарных запасов в действительности оставил Татарникову Маркедонов. Верные Сергею Андреевичу приказчики припрятали львиную долю хлеба, круп и кожаных изделий. Продовольствие Татарников продал за золото в голодающие губернии, а сапоги и упряжь переправил поставщикам Добровольческой армии генерала Корнилова.
Еще большую выгоду создали Татарникову большевистские продотряды. Весной 1918-го они принялись за свирепую реквизицию семенного фонда в деревне. Пронырливые агенты Татарникова разъезжали по селам и уговаривали крестьян продать семенной фонд за золото. Доведенные до отчаяния мужики соглашались – уж лучше было отдать хлеб за звонкую монету, нежели даром. Если с официальными хозяевами новой России у Татарникова были совет да любовь, то подпольные короли и князья жизни доставляли ему массу хлопот. Ночными хозяевами российских городов стали главари шаек налетчиков, наркодельцы и барыги. В уездах же и волостях бесчинствовали бандитские атаманы. Жиганы грабили обозы и баржи Татарникова, жгли его склады, убивали работников. Договориться с урками не представлялось возможным, ибо обстановка в криминальной среде постоянно менялась: ЧК и угро педантично истребляли одних, а на их месте появлялись новые и новые.
Так, лавируя между красными и белыми, ублажая партийных вождей заверениями в лояльности, а военных и хозяйственников щедрыми дарами, отбиваясь от бандитов где денежными вкладами, а где и силой оружия, дожил Сергей Андреевич до 1921 года. Объявление Лениным новой экономической политики сулило Татарникову новые барыши. Возобновлявшие работу заводы и фабрики нуждались в стройматериалах, сырье, топливе, станках и механизмах, а в стране, где хозяйственные связи разрушились, найти все это предприятиям было очень трудно.
К 1921 году Татарников обладал колоссальным капиталом. С приходом нэпа он не оставил хлебной торговли, но основные средства вложил в биржевые операции. Ко всему прочему Сергей Андреевич сделался ростовщиком. Татарников давал более выгодные, чем в государственных банках, кредиты. Уже в 1923 году он контролировал в губернии практически всю оптовую торговлю лесом, зерном и сырой кожей. Многочисленные артели, мастерские и заготконторы, возглавляемые подставными лицами, в действительности работали на Татарникова.


* * *

В понедельник 2 июня Татарников проснулся, как обычно, в девять часов утра. Он давно уже не подымался с рассветом. «Сладкий сон я себе, слава Богу, заработал», – говаривал Сергей Андреевич коллегам. Сунув ноги в турецкие туфли и накинув халат, Татарников направился умываться.
Глядя на свою розовую ото сна физиономию, Сергей Андреевич подумал, что за последний месяц наверняка прибавил в весе, и решил побольше ходить пешком.
Внешне Татарников был далек от созданного одиозной литературой образа пузатого «Мистера Нэпмана» или советского Скупого рыцаря с пшеничными усиками. Он был высок ростом и приятен лицом, но не настолько, чтобы назвать его записным красавцем. Глядя в его глубоко посаженные серые глаза, собеседник невольно понимал, что Татарников -большая умница и столь же большой пройдоха.
Женщины называли его «интересным», а мужчины легко попадали под обаяние блестящей эрудиции и способности мгновенно реагировать на любую ситуацию. Сергей Андреевич умел себя выгодно преподнести: на прием к важному чиновнику он ехал в скромной серенькой тройке и не пользовался дорогими одеколонами; на деловую встречу появлялся в шикарном смокинге, в окружении богато разодетой свиты помощников.
Если же, в силу обстоятельств, предстояла деловая встреча с дамой, Татарников отдавал предпочтение неброскому, но добротному костюму в сочетании с крикливо модным галстуком.
1 2 3 4 5 6 7