– Что за вопрос, конечно, приеду!
Когда я, одевшись, сбежал вниз, патрульная милицейская машина уже тормозила у моего дома.
Погибшая лежала в пятнадцати метрах от щита, обозначающего границу города. Когда мы с начальником райотдела прибыли, вокруг места происшествия уже горели прожекторы дежурной бригады, а сами криминалисты занимались осмотром.
Услышав про эти самые пятнадцать метров, я крепко выругался.
– Судьбина наша горбатая, – согласился со мной шеф милиции.
На сей раз мы прекрасно поняли друг друга. Сшиби чертова тачка бедолагу на пятнадцать метров дальше, уже наши коллеги из варшавского воеводства мучились бы с «висяком». На первый взгляд дело казалось безнадежным.
Женщина лежала ничком, раскинув руки. Когда ее перевернули, специалист по трупной косметике лишь беспомощно пожал плечами. Он должен был приготовить лицо погибшей к фотографированию, но на сей раз мог не утруждать себя – лица попросту не было.
Раздавленное, вбитое в гальку и изуродованное до неузнаваемости. Это наводило на единственную гипотезу: речь идет не о дорожном происшествии, а об убийстве. О том же свидетельствовало еще одно обстоятельство: на убитой не нашли ничего, что позволило бы установить личность, никаких драгоценностей, на запястье нет часов, при этом погибшая одета в роскошную шубу.
– Норка, – сказал сержант. – Светло-бежевая норка, ее еще называют «опаловой». Шубка-то потянет тысяч на сто злотых.
В карманах шубы стоимостью в хороший автомобиль не обнаружилось даже трамвайного билета. Рядом с убитой валялась сумочка из блестящей коричневой кожи, очень элегантная и наверняка дорогая. Сумка, как и карманы шубы, была пуста – ни клочка бумажки, ни всех тех мелочей, которыми обычно набиты сумочки всех женщин мира. Только в боковом кармашке, как сюрреалистическая метафора, торчала игральная карта. Туз пик!
Таких мне видеть не доводилось. Карта была уже и длиннее обычных карт, яркая рубашка переливалась красными, золотыми, синими и черными арабесками. Такой же орнамент вился по периметру лицевой стороны. Сами пики ничем не отличались от обычной масти: одна пика в центре, четыре по углам. Карта была новехонькая: скользкая и жесткая.
С лакированной кожи удалось снять несколько отпечатков пальцев, скорее всего владелицы сумочки. Чуть в стороне, на обочине, обнаружили осколки от фары. Должно быть, машина задела бетонный столбик ограждения.
На этом находки исчерпывались. Единственным и весьма сомнительным свидетелем, да и то не самого происшествия, был абсолютно пьяный хозяин пары тяжеловозов и телеги.
Этот наш, прости господи, свидетель, Феликс Мачко, прославился в местном отделении милиции фантастическими выходками, которые учинял всякий раз, когда бывал в подпитии. Фелюсь, как его фамильярно именовали милиционеры, на рассвете подкатился к дежурному и долго что-то бормотал, прежде чем тот понял, о чем речь.
Поначалу дежурный не поверил: Фелюсь тем и снискал себе славу, что рассказывал небывальщины, порожденные алкоголем, и при этом клялся, что видел все своими глазами.
– Пан начальник, человек подыхает, а пан тут задницу греет! – начал бушевать Фелюсь, чего с ним в участке вообще-то не случалось. – Коли вру, пан меня может запереть, как последнюю суку, и под суд отдать за хиханьки над народной властью… А теперь пошли, может, еще дышит…
Фелюсь рассказывал, что до утра пировал в придорожной забегаловке. Когда же выехал с боковой дороги, которая ведет в деревню, и свернул на шоссе, сразу же заприметил машину.
Обнаружив труп, дежурный уже не отпустил Фелюся домой, тот мог куда-нибудь запропаститься. Сейчас этот оригинальный свидетель трезвел в камере.
Утром Фелюся доставили ко мне. Похмелье у него было жуткое, даже глаза был не в силах открыть.
Допрашивать стал начальник местного отделения милиции.
– Небось допился до провалов в биографии, а, Фелюсь? – заботливо спросил он.
– Никак нет, пан начальник, только трясет меня, впору по стеночке ходить… Пивка глотнуть дайте, а? Сразу в башке прояснится, а то сейчас у меня не мозги, а студень… Жизнь отдам за пузырек пивка, пан прокурор! – Он умоляюще уставился на меня опухшими глазками.
Я разрешил принести пиво, рассудив, что в таком виде от свидетеля толку мало.
Фелюсь жадно открыл бутылку и в один присест вылил содержимое себе в глотку. И прямо на глазах начал оживать. Он повторил то же, что ночью рассказывал милиционерам.
– …сначала-то услышал, как взвыл мотор, а потом уже машину увидел, она никак с места тронуться не могла. Когда я из-за поворота выкатился, она как раз дернулась. Ка-а-ак газанет! Я и номера не заметил, грязью все заляпано, но буковки-то были точно варшавские. Чтоб я сдох, пан прокурор, ежели это мне приблазнилось. Факт! Ну, выпимши я был, но в состоянии… Загадка человеческой природы, понимаешь, никогда не ведомо, как человек назюзюкается. Один раз все в мозги шибает, а по половице пройти можешь, хоть и не знаешь, как до дому добрался. А иным разом башка– чисто компьютер, все видишь и помнишь, а ноги – как пришитые или вовсе чужие. А меня Господь таким уж создал, что я напиваюсь только половиночкой, когда верхней, когда нижней!
Сведения Фелюся нельзя было отмести – вполне могло статься, что наблюдения его трезвой половины заслуживали доверия. К тому же больше машину никто и не видел.
Протокол вскрытия ничего не прояснил: женщина в возрасте около пятидесяти лет, в организме – следы алкоголя, причина смерти – скорее всего, удушение, наступившее незадолго до того, как колесо размозжило голову. Эксперт был осторожен в своих выводах.
Убийца мог выволочь свою жертву и бросить под колеса еще живую, но без сознания.
Следы пальцев на сумочке принадлежали убитой, все, кроме одного. Милиция перевернула всю дактилоскопическую картотеку – впустую.
Одежда погибшей тоже мало что дала для опознания. Шуба, сумочка и высокие коричневые сапоги из мягкой замши не были ширпотребом, это единственное, что можно было утверждать наверняка.
На шубке ни одного ярлыка. Эффектными итальянскими сапогами забиты все варшавские комиссионки, в них щеголяла каждая вторая модница.
Постепенно выявились четыре направления работы для следственной бригады, все невероятно трудоемкие. Проверка автомашин марки «Варшава» со столичными номерами, просмотр объявлений о пропавших без вести, отслеживание пикового туза: эксперты решили, что работа ручная и изготовил карту настоящий профессионал.
Четвертую надежду я возлагал на сумочку, выполненную по индивидуальному заказу дорогую игрушку. Пластмассовый замок – имитация черепахового панциря – также был итальянского происхождения, подобные безделицы закупали мастера, работающие на заказ.
Началась сущая каторга. Тысячи проверок, во все концы страны полетели директивы и фотографии вещей, найденных на убитой.
Художникам показывали фотографию игральной карты. Увы, автора мы не нашли. Ну что ж, не все, кто умеет рисовать, состоят в Союзе художников.
Объявление о розыске прошло по радио, телевидению и в газетах. Я особо напирал на шикарную шубу, не у каждой женщины есть такая.
Автомобили… Это уж было и вовсе форменное безумие. Если б марка не такая популярная, но «Варшава»!.. В столице их несколько тысяч, невозможно же каждую тщательно осмотреть или исследовать в лаборатории.
Чтобы убедиться, что эта деятельность имеет хоть какой-то смысл, я старательно подверг Фелюся испытаниям: в условиях, максимально приближенных к настоящим, показывал ему номерные знаки автомобилей с различных расстояний. Должен признаться, что он ни разу не ошибся.
– Надо бы влить в него минимум литр, – на голубом глазу посоветовал мне начальник отделения милиции.
– С удовольствием! – возрадовался Фелюсь. – Сколько живу, а за счет народной власти еще не пил!
– А если на сей раз, как назло, наклюкается твоя верхняя половина, все пойдет насмарку. – Я не воспользовался его готовностью пострадать во имя благого дела.
Вскоре начали поступать сведения о «Варшавах».
Мы пытались решить, как взяться за эту целину. Надо было найти некий ключ для отбора, определить круг подозрительных машин для более детальной обработки.
– Работаем по районам?
В конце концов поделили автовладельцев на группы. Первая – организации, работа сравнительно легкая, поскольку в бухгалтерии есть путевые листы. Конечно, с поправкой на то, что там могут оказаться неточности и даже подделки. Особенно если водитель причастен к убийству на шоссе.
Вторая группа – таксопарки, та же самая картина. Третья группа – частные такси, здесь уже нужна другая тактика работы.
Четвертая группа – автовладельцы, в прошлом судимые. Этих надо было проверить внимательнее.
Еще одна группа – не судимые автовладельцы и, наконец, последняя – женщины. Нет, я отнюдь не женоненавистник. Женщин же выделил в отдельную группу лишь потому, что нужно было выяснить, не давали ли они машину кому-нибудь в тот роковой день.
Без посторонней помощи ни одна женщина не могла бы совершить этого убийства, если, конечно, она не скандинавская валькирия. Задушить, связать и бросить под колеса гражданку крепкого телосложения весом в добрых восемьдесят килограммов не каждый мужик способен…
Так по всему городу разошлось оперативное задание. Как всегда и бывает, оно породило самые фантастические сплетни, множество ненужных конфликтов, но при этом нашли несколько ранее угнанных машин и выявили немереное количество нарушений в использовании государственных легковушек.
Особенно важен был первый отбор, первая сеть с крупными ячейками. Я отдавал себе отчет, что дальнейшие наши действия будут совершенно бессмысленными, если преступник проскользнет через эту сетку.
В те дни не позавидовал бы я милиции. По приказу Главного управления были задействованы городские отделения, уголовный розыск и даже часть разведки. Надо признать, все действовали быстро и слаженно.
Автомобилями, на которые обратили особое внимание, в дальнейшем занимались специально сформированные группы профессионалов.
Как-то мне позвонил начальник одного из городских отделений:
– Пан прокурор, у меня тут на участке есть одна маркиза-каприза, которая не пожелала снизойти до беседы с участковым. Жена какого-то типа из международного трибунала, а у меня из-за этой чертовой работы не голова, а Белый дом. – Не преминул-таки уколоть. Мол, вся работа им, а все лавры нам. – Кроме того, эта штучка аккурат для пана прокурора, я человек темный и простой, могу ненароком обидеть ясновельможную пани, особенно после того, как она обошлась с моим сотрудником. Поговорите с ней, пан прокурор.
Я понял, что как нельзя лучше подхожу на роль укротителя очередной строптивой.
– Вообще-то вопрос ерундовый, но никого нельзя исключить из проверки, – продолжал начальник. – А она готова нажаловаться на моего бедного парня во все верхи, даже Конституцией потрясала…
Я велел отправить дамочке повестку и безмерно удивился, когда она явилась по вызову. Ожидал увидеть тупую вульгарную бабу, полную спеси, сварливую и презирающую весь род человеческий, но в кабинет вошла элегантная и очень красивая женщина с прекрасными манерами. Она исчерпывающе и любезно отвечала на все вопросы.
Неужели возможна такая разница в поведении? С участковым – мерзкая мегера, с прокурором – само очарование?
Может быть, обиженный участковый слегка и преувеличил, но врать-то не стал бы… Я с самого начала знал, что это жена профессора Заславского, но не подавал виду. Меня интересовало, воспользуется ли она положением своего мужа. Однако снобизма в посетительнице не было ни на грош, она лишь мимоходом упомянула мужа в разговоре.
Вызов в прокуратуру носил скорее формальный характер, не было никаких поводов для подозрений, но все же меня насторожило ее намерение продать машину именно сейчас. Вроде бы все естественно, и все же…
Гораздо позже возник вопрос, кому она эту машину продала. Только тогда это уже не имело никакого значения.
В связи с опубликованным объявлением об опознании и фотографией шубы нас погребла лавина писем и анонимок, а то и обычных телефонных доносов. В головокружительном темпе множилось количество женщин в норковых шубках, которые куда-то пропали.
«Эта – трам-тарарам! – Ковальская воровала, тащила, крала, на людской беде наживалась, купила, сволочь, себе такую шубу, но уже две недели ни Ковальской, ни шубы не видать: дай Бог, шею себе сломала. Добропорядочный сын отечества».
Проверяли мы и такие сведения. Выяснялось, что шею Ковальская не сломала, просто лечила ревматизм в Крынице. Шуба тоже не пропала, к тому же шуба не из опаловых норок, а из бежевой стриженой нутрии, куплена в кредит за пятнадцать тысяч злотых.
Это была олимпиада завистников, конкурс бескорыстных недоброжелателей, лишь бы только подложить свинью коллеге из конторы, доставить неприятности соседке. Море лишней работы пожирало время, а время в этом деле играло решающую роль.
А вот телефонный звонок из ресторана, расположенного у шоссе, на котором нашли тело, показался очень интересным.
– Это официантка, – представился женский голос. – В тот день, о котором вы в газете написали, у нас обедала женщина в такой шубке… – Мы осторожно выразили недоверие: она уверена, что именно в такой? – Я в норках понимаю, у меня воротник норковый и шапка такая же, – с оттенком превосходства сообщила официантка.
Я достал из сейфа драгоценную шубку, и мы со следователем помчались в ресторан. Как множество других, и этот след оказался ложным.
Долгожданные сведения пришли совсем с другой стороны и не вязались ни с сумкой, ни с шубкой, ни с пиковым тузом.
Откликнулась варшавская гостиница «Саксонская».
– Может, это не имеет значения, – заранее оговорился портье, – но мы прочли в газетах объявление прокуратуры… День сходится. У нас остановилась одна дама и исчезла, забыв оплатить счет. Такое случается, причем не всегда это мошенничество. В подобных случаях мы высылаем на адрес, указанный в паспорте, платежное поручение… Вчера оно вернулось к нам с пометкой, что адресат там ранее проживал, но теперь куда-то выехал…
Марыля Кулик, родилась в Посвентном, в 1920 году, прописана в Свиноустье, улица…
В тот же день следователь, вооружившись фотографиями, которые могли помочь в идентификации тела, найденного в пятнадцати метрах от границы Варшавы, самолетом вылетел в Свино-устье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32