ванна jacob delafon.
- Лёш, спаси меня, мы же ещё не всех вытащили! Я не хочу снова в тюрьму!..
Он мягко отстранил Анну.
- Не паникуй, Анюта, Пышку упустим. Их двое и нас двое.
- Пока вы будете ворковать, голубки, вы её действительно упустите! раздался язвительный резкий окрик Марьи Павловны.
Она спокойно прищемила дверцей выползающую из заблокированной тачки кастеляншу.
Анна как с цепи сорвалась и бросилась на эту дверцу всем телом.
- Падла! Сволочь! Сука белесая! Ты мне за Катьку ответишь! - рычала она. - Лешка, забери меня, я убью её, а она нам нужна живая! - вопила, теряя последние остатки разума...
Алексей растерялся. Он ещё не видел Анну в таком состоянии: мимо его глаз прошло то, как она душила бывшую подружку Бориса, и как воевала за дочь в подвале у Пышки. Он помнил только тумаки, которыми она наградила его по дороге в Солотчу, и предостережение Евгении Осиповны: "Присматривайте за ней, девочка - на пределе!"
Как ни странно, помощь снова пришла от капитана Луканенковой:
- Арбузова! - раздался её грозный окрик. - Номер камеры!
Несчастная Анька затравленно посмотрела на неё и, опустив голову, сжавшись, как от удара, пробормотала:
- Не помню...
Марья Павловна обняла её, ещё раз пришибла каменным бедром торчавшую в двери, но уже обмякшую Пышку, и улыбнулась:
- Вот и хорошо, что не помнишь. А скоро и навсегда забудешь... Алексей, чего стоишь столбом, помоги!
Он подхватил свояченицу под руки, опустил прямо на землю.
- Что ж ты делаешь, изверг! - возмутилась Луканенкова. - Она же придатки застудит, балда! Есть что-нибудь подстелить?
- Там, в машине, - он кивнул в сторону "нивы".
Марья Павловна залезла в незапертый багажник и крикнула, чуть погодя:
- Это в сумке с арсеналом, что ли?
Алексей только крякнул, досадуя на свою тупость:
- Ну, давай быстрее, раз нашла!
- Не запрягал! - одернула его милиционерша, выныривая из машины с армейским одеялом. Оно пришлось как нельзя более кстати: Анну трясло такой мелкой дрожью, что зуб на зуб как раз попадал - и очень громко!
- Эх, ей бы сейчас глотнуть чего-нибудь...
- Удивляюсь я на мужиков: как выпить - это они первые, а чтобы заранее позаботиться - всё на нас рассчитывают, - вздохнула Марья Павловна и полезла под сиденье "москвича", пока художник закутывал побледневшую, спавшую с лица Анну в тёплую колючую шерсть. - Уж не обессудь: посуду не припасла! Ваше счастье, что хоть водку сегодня успела купить. Видишь, местная, "Сергей Есенин" называется!
Капитан Луканенкова чертыхнулась, открыла бутылку и, поддерживая голову Анны, влила ей в рот несколько хороших бульканий. Та, естественно, закашлялась, начала отфыркиваться, как щенок, попавший в воду, потом порозовела, открыла глаза...
- Плохо твоё дело, подруженька! - констатировала Марья Павловна.
- Чем это моё дело плохо стало? - слабо возразила Анна. - Я своё отсидела, теперь надо как-то жить.
- Чтобы хоть как-то дальше жить, надо сначала отлежаться!
Анна замотала головой:
- Просто у меня аллергия на сволочей... - Она всё ещё тяжело дышала, потому говорила через паузу. - Слушай, чего привязалась?.. Хочешь показать, какая добренькая?.. Видала я таких добреньких...
Марья Павловна усмехнулась:
- Ну, всё сказала? - она повернулась к Алексею: - Ты такой запасливый, может, там браслеты найдутся?..
- Найдутся.
Он попытался бережно прислонить к темной, почти черной полированной стенке машины Анну, но она всё время заваливалась на бок.
- Не дёргай ты её, - остановила его Луканенкова, - я уже свои нашла.
Как великий маг и волшебник, она достала откуда-то из сарафана наручники, покрутила их на одном пальце, подошла к ошалевшей от страха Пышке, велела перебраться назад.
- Поза новая: может, слегка непривычно, но достаточно сексуально, громко объявила капитан и пристегнула её правое запястье к левой дверце.
Дебелую руку, с трудом преодолевшую равнины и взгорья холмистого торса жутко резал браслет. Кастелянше пришлось поджать под себя левую ногу и перевернуться лицом к окну, чтобы ослабить натяжение.
- Ну вот. А теперь послушайте меня... - Луканенкова заговорила с выражением благородного негодования на челе. - Это - моя благодетельница! Вчера в неурочный час поселила она меня в шикарный номер с бассейном. (Бедная Маринка, как она там без воды? Одна надежда - нижние соседи, на которых, наверное, уже сыплется штукатурка.) Так вот, запомните: я её в обиду не дам! Да, тётя Люся? - та судорожно закивала головой, как норовистая лошадь. - Правильно, не дам! Она женщина в возрасте, положительная, не раз премирована почетными грамотами (я правильно говорю, тёть Люсь? - "лошадиный аттракцион" продолжался). Она ведь понимает, что сейчас лучше всего - рассказать Марье Павловне всё, что ей известно. Верно, тётя Люся? Ведь она человек подневольный! Ей велели: работай в пансионате, - пожалуйста! Назначили директором киностудии, - как скажете. В министры выберут - и там справится. Да вы - что, обижать тётю Люсю?! Такие люди - на вес золота! Да ведь она открывала новые перспективы начинающим дарованиям!
В этом месте монолога капитан одним движением бровей осадила "возникшую" было Анну. Алексей крепко прижал к себе голову свояченицы, якобы невзначай заткнув ей уши. Убедившись, что речь её не служит раздражителем для Анны, Марья Павловна направила теперь весь свой пафос в сторону Пышки:
- Разве ж она не кормила, не поила неблагодарную девчонку?! Разве она не хотела, чтобы та из обыденной серой жизни вошла в яркий, полный цветов и поклонников, мир кино?.. - Тут капитан Луканенкова сменила тон и запела: А теперь говори, сладенькая, кто тебе девочку привёз, что сказал, где её братья, где сестра?.. Всё говори! А то ведь я уеду дочку от наводнения спасать, а ты тут с ними останешься... Ты хочешь с ней вот, - капитан указала на Анну, - вдвоём остаться? - перманентная голова теперь судорожно сбрасывала лошадиную узду. - А ведь придётся, если быстренько язык не найдёшь! Я долго ждать не могу: моя Маринка - тоже очень хороший человек, хоть пока и не завхоз!..
Разомкнув пересохшие губы, Пышка пролепетала:
- Всё-всё скажу... Только выпить дайте... Хоть глоточек!..
Присосавшись к бутылке, как изголодавшееся дитя к груди, Пышка по-мужицки вливала в себя водку. Выпив, громко срыгнула, привалилась к открытому окну своими пережженными кудельками, заголосила, как над покойником:
- Ой, бедные, несчастные деточки-и... Ох и горькая их ждет судьбинушка-а... Ой, на кого ж их отец с матерью покинули и... покинули-оставили-и... Ой не видеть им света белого-о...
Марья Павловна проверила, сколько осталось водки в бутылке, завинтила крышку, продемонстрировала Алексею (симулирует опьянение!). Он понимающе кивнул и повернулся к Анне.
Хмель ударил свояченице в голову, поэтому она перестала контролировать свою манеру общения с зятем: на протяжении монолога Марьи Павловны она горячо и неадекватно реагировала на его поддержку. Он, в принципе, был доволен.
- Ну, как, Анюта, ты ещё в состоянии держаться на ногах?
Она кивнула, процитировав вслух любимую Сэй-Сёнагон слегка заплетающимся языком:
- "Бамбуковая флейта-хитирики утомляет слух. Она пронзительно верещит, словно кузнечик осенью. Не слишком приятно, когда на ней играют вблизи от тебя, а уж если плохо играют, это невыносимо." Действуй, дорогой! Удави тварь!
- Сейчас, - рассмеялся Алексей, - сейчас я выключу эту программу! Мне тоже не нравится концерт!
- С бабой я как-нибудь сама, - остановила его Луканенкова. - Терпеть не могу самодеятельность, тем более, что сегодня мы с дочерью тети Люсину программу уже слышали...
Она подошла к Пышке, в упор просверлила её заюлившие глазки и пообещала:
- Другого шанса у тебя не будет! Выбирай: либо сейчас же выкладываешь, где её чада, и я скрываю тебя от твоего начальства, либо...
- В Рязани, в городе они... Во всяком случае, вчера были еще, заговорила Пышка, поняв, что не отвертеться...
- Кто такой Грек? - Алексей начал допрос по всем правилам.
Сбиваясь с мысли, запинаясь и увиливая от прямых ответов, Пышка рассказала, что есть один частнопрактикующий врач, хирург по профессии Греков Сергей Александрович (его наши иногда ещё Асклепием называют). Спонсируют деятельность его не совсем... легальной... частной клиники - те же люди, что вкладывали деньги в студию. Доверенным лицом и правой рукой у него служит заведующий паразитологическим отделом инфекционки.
Хирургическая клиника только строится - готовы лишь операционная в подвале, две-три палаты, лаборатория да зал заседаний - однако, всё это уже функционирует.
Самого Грека сейчас в Рязани нет: он уехал в Москву по своим коммерческо-служебным делам. Поэтому, его заместитель взял на себя заботу о детях.
Сначала все четверо прошли обследование в больнице, Катя и младшая девочка оказались по медицинским показателям "забракованы" Греком (кажется, год назад они переболели желтухой), а мальчики пока содержатся у его помощника.
Пышка добавила, что, в связи с событиями на её вилле (она так и сказала: "вилле"), заведующий наверняка завтра утром вообще в отпуск уедет! Давно собирался, тем более, что работы у него в последнее время было немного.
Она вздохнула и обиженно поджала губки:
- Ни разу меня с собой не взял, а мы ведь не первый год знакомы! Хотите, я вам его домашний адрес дам? Вот у него уж вилла настоящая!
Марья Павловна быстро запомнила названье улицы и номер дома (Беломорская, два), Алексей выслушал объяснение, как туда доехать, и они отошли к "ниве" посовещаться.
Анна, пока ещё нетвердо стоящая на ногах, вдруг плюхнулась на колени и голова её оказалась прямо на уровне глаз Пышки:
- А где моя Маруся? Ты, людоедка, где моя Манечка?
На Анну, похоже, снова "накатило": сгибом левого локтя она прижала белокурую прическу к окну так, что край стекла надавил на шею бандерши, а двумя пальцами правой руки норовила попасть в быстро мигающие куриные глазки. Спасло хозяйку наволочек только то, что прикована была она лишь частично и могла отмахиваться свободной рукой, а также - то, что мгновенно среагировали Алексей с Луканенковой...
- Не знаю я, где ваша Маша! Вот те крест! - божилась прошедшая и крым и рым проститутка-пенсионерка по выслуге лет. - Увезли её. Несколько дней, как увезли. У Асклепия спросите!
Анна поднялась с колен, высвободилась из караулящих каждое её движение Алексеевых рук. Отряхнулась.
- Спросим ещё... Ну, поехали, что ли? Эту - лучше не брать, а то ведь прибью или придушу по дороге. За неё, правда, много не дадут, но всё равно - неохота больше... - Она обратилась к Марье Павловне: - Эй, ты, добренькая, как, говоришь, тебя зовут?
Луканенкова подошла к ней близко и сказала что-то на ухо. Глаза у полупьяной женщины наполнились счастливыми слезами:
- Так тебя мне Бог послал! Слушай, Машка, объясни своей благотед... благолед... блягодатнице, что мы её отпускаем... Пусть сидит в своей тачке - свободная как птичка для полёта...
Язык у неё заплёлся окончательно и она полезла в "ниву", тихо бормоча себе под нос: "Человек даже не особенно блестящего положения и не самого высокого рода все равно не пойдет пешком в сопровождении многих слуг, а поедет в парадном экипаже, правда, уже немного потрепанном в дороге."
Марья Павловна подошла к открытому окну пышкиного BMV, в котором та всё ещё размазывала тушь по щекам. Предупредила, что проверит лично, правду ли рассказала им тётя Люся. Лошадку снова взнуздали. Она засуетилась, насколько позволял наручник, стала возражать, что так они не договаривались, она выложила, что знала - вплоть до адреса близкого друга!
Для верности она даже дала московский телефон владельца клиники и порностудии.
- Ну, если всё подтвердится, - заверила капитан, запомнив номер, тогда и я сдержу слово. У меня тоже есть достаточно близкие друзья, которые обеспечат тебе своими личными связями другое имя. А уж тихую непыльную работенку с проживанием поищешь потом сама...
Пока она рисовала бывшей подпольной киношнице перспективы новой жизни, Алексей согнал Анну с переднего кресла на заднее. Она взобралась на сиденье с ногами, разулась, потянула носом воздух и поморщилась:
- Нет здесь поблизости какого-нибудь лягушатника?
- Чистые носки в пакете с юбилейной картинкой, - напомнил ей зять, усмехаясь: пьяная Анька была ужасно забавной, как ребёнок, строящий из себя взрослого. Но для порядка он всё же сказал: - Уймись, наконец, смотреть на тебя стыдно! Вот подарочек достался...
Анну это задело:
- Я вас не просила... Нечего было спаивать!
Натянув новую пару носок, она свернулась клубком, подложила под голову пакет и очень скоро сонно засопела.
Луканенкова подошла к "ниве", заглянула, удовлетворённо отметила:
- То, что надо! Пусть хоть с часик поспит!
- Ей давно это надо, - возразил Алексей, - за последние четверо суток она дай Бог восемь часов проспала.
- Что так? Некогда было?..
- Не стройте из себя всезнайку, мадам! - раздраженный намёком, прозвучавшим в голосе Марьи Павловны, Алексей подобрал с земли брошенное одеяло и прикрыл им Анну. - Если бы на вашу долю досталась хоть одна пятая всего, что пережила она, и ваш муж лишился бы не жизни, а всего-навсего ноги, руки, головы или иной части тела, да отсидели бы не пять, - один годик, прекрасно зная, что членовредительство причинили ему не вы, а вернувшись из мест "не столь отдаленных", обнаружили, что ваш ребёнок, ваша - как вы сказали, Маринка? - бесследно пропал, то есть пропала, а вы всё время заключения мечтали о встрече с ней, и вместо этого получаете свидание с любовницей благоверного, которая не скрывает, что именно благодаря ей он лишился своей любимой части тела: обещался подарить ребёнка, и - не смог, поэтому его должок лежит на ваших хрупких плечах, не вернёте - заплатите дочерью, так что о Марине забудьте!.. Ну?
- Прекрасный и очень полный доклад! - поаплодировала капитан. - Я вот только не до конца поняла, какого ребёнка обещался сделать Борис - и не сделал, и почему за это теперь должна ответить Анна?
- Мы и сами это не до конца поняли. Там всё завязано на последней археологической экспедиции Бориса. Договор какой-то он не выполнил, или документы не вернул, за это его и прирезали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41