Ассортимент, закажу еще
О, она знала эту необычную и опасную страсть мужа!
– Милый! – с гримасой легкого превосходства сказала она. – Я вижу, ты не изменяешь своим привычкам. Я обязательно уделю время твоим экспонатам, как только отдохну и приду в себя после дороги. Думаю, ты расскажешь мне много интересного.
– Милый, – продолжала Адель, – разреши представить тебе мисс Габриэль Джонсон, мою компаньонку и подопечную. Это милое, очаровательное дитя, и мне бы хотелось, чтобы она вошла в наш дом не как прислуга, но как член семьи.
– Да, Адель, у нас будет время поговорить, – кивнул граф. – А сейчас идем, дорогая, я покажу тебе твои покои. Их заново отделали и кое-что перестроили. Я нанял знаменитого архитектора из Берлина. Очень толковый малый! Привез своих специалистов по декору и художников. Идем, идем! Уверен, ты будешь поражена.
С улыбкой опираясь на руку графа, Адель поднялась по главной лестнице, прошла узкий коридор и вступила на винтовую лестницу, ведущую в ее апартаменты. Габриэль неслышно ступала следом.
– Милый, тебе бы следовало сделать лифт, – заметила она, слегка сдвинув брови. – Все это похоже на хождение по горам.
Они миновали маленькую гостевую, ванную и поднялись на несколько закругленных ступенек, отделанных стальными пластинами. На верхней площадке у стены возвышалась изящная статуя кошки из черного дерева. Адель с удивлением заметила, что Энтони не забыл и ее маленьких странностей: любви к изображениям разного вида кошек. На этой площадке начинался мир изящества, неги и цветов. Повсюду в больших и миниатюрных хрустальных вазах стояли букеты роз, бутоны которых были полураскрыты и влажны. Прямо был вход в обширную гардеробную, где, благодаря искусной подсветке и зеркалам, все искрилось и переливалось. Габриэль восхищенно ахала. Адель же спокойно рассматривала интерьер с видом пресыщенной дивы, то и дело устремляя на мужа ласковый взгляд. Они вошли в спальню. Все здесь, и резной портал камина, и картины в золоченых рамах, и обширная кровать с пологом, были отмечены чувством меры и хорошим вкусом. Окно было украшено буйной южной растительностью. Эта оранжерея более всего понравилась Адели.
Габриэле показали ее комнату и девушка с благодарностью, расслабленно опустилась в кресло.
Как только супруги остались одни, Адель увлекла графа в будуар и усадила в кресло, бросившись перед ним на колени и прижавшись щекой к его ногам. Слезы заструились по ее прекрасному лицу. Лорд Генри приподнял жену за плечи, жадно вглядываясь в ее облик, так мучивший его по ночам, наслаждаясь новой болью узнавания, желания, которое он с трудом сдерживал. Он старался успокоить ее, уверяя, что простил до конца, что никогда не попрекнет прошлым. Он осторожно снял с нее шляпку, провел дрожащими пальцами по линии бровей, носа, губ, маленького упрямого подбородка. Она глядела в его глаза так пристально, что у него заныли зрачки и стало жарко в груди. Наконец-то Адель рядом с ним. Как он ждал этого! Она, не смущаясь, помогла ему снять пиджак и вынула янтарные запонки из манжет. Когда Адель расстегнула ворот и узкой ладонью спустила платье с плеча, он застонал и страстно привлек ее к себе.
– Осторожно, прическа! – воскликнула она. – Ты просто мальчишка. Мой большой сумасбродный мальчишка.
Но он не слушал больше. Он слышал только, как колотится сердце, и руки его жадно скользили по изгибам женского тела.
Потом Адель долго лежала в голубоватой воде со взбитой пеной, наслаждаясь теплом, запахом лаванды и чувствуя приятную слабость во всем теле. После купания Адель, довольная и умиротворенная, улеглась на диване и с торжествующей улыбкой предалась мечтам. Потом незаметно для себя уснула.
Адель не была пошлой кокеткой, ставящей во главу угла количество связей. Она дорожила честью и блестящим положением в обществе. К тому же гордость и эгоизм, присущие ей, были стражами от любого бесчестия. Но по природе своей необузданная, пылкая и страстная, она порывисто отдавалась своим чувствам. Любовь была для нее целью, и она всегда искала ее. Эта женщина обладала сложным характером. Она умела быть безмерно великодушной, но, встречая на своем пути сопротивление, не останавливалась ни перед чем, чтобы сокрушить преграды и добиться желаемого. Обстоятельства жизни еще больше развили некоторые ее недостатки. Оставшись сиротой в раннем детстве, она вышла замуж в пятнадцать лет за своего опекуна, человека старше ее на двадцать четыре года, боготворившего ее. Граф Генри предупреждал все ее капризы, окружал роскошью, баловал. Она привыкла относиться к жизни как к приятному приключению, где перед ней с легкостью открывались все двери. Собственная красота стала для Адели своеобразным фетишем, и она поклонялась ей. Рано узнав вкус тонких чувственных наслаждений, она стремилась снова и снова испытывать их. Ни к кому по-настоящему не привязанная, леди Генри не считалась с чужими желаниями. Мужчин она поражала своими чарами, но, добившись победы, тотчас остывала, заставляя страдать очередную жертву. Это была истинная яркая, властная львица. Каждый мужчина, который к ней приближался, должен был сделаться ее рабом. Так, в сущности и было. Тонким, изощренным кокетством она его привлекала, но вскоре интерес пропадал, и взгляд сирены искал новую жертву. Это была опасная игра, послужившая началом несогласия между супругами. Бедный граф страдал от ревности, любви к этой нежной и жестокой нимфе, но больше всего – от сознания собственного бессилия, ибо понимал, что такая женщина, как Адель не может принадлежать ему одному. Напрасно он просил, увещевал, запрещал. Аделью владела страсть покорять мужчин, заставлять их терять голову и трепетать от одного только ее взгляда, быть во всем послушными ей. К тому же, лорд Генри не мог прямо обвинить жену в измене. Новое искушение подобного рода, любовь, вспыхнувшая вдруг в сердце гордой графини к молодому офицеру, изменили ход событий, и несчастный граф потерял свою возлюбленную. Правда, сколько мог, он держал ее в поле зрения, ибо любил искренне, чистой, жертвенной любовью. Он всегда готов был подставить руки, чтобы удержать ее от падения. Избалованная графиня жила на средства мужа, ни в чем не нуждаясь и ни в чем себе не отказывая. Но вдруг общество, его условности наскучили ей, и она, неожиданно для себя затосковала о муже и ребенке, которого год назад вернула в родовое гнездо. Может быть, семейные узы, жажда надежности и покоя, были не единственной причиной ее возвращения к мужу, но это Адель предпочитала держать в строгом секрете.
К обеду с прогулки вернулся Ричард, и Уотсон, принимая его промокшие башмаки, ибо юный граф неосторожно угодил в лесное озеро, с улыбкой сообщил, что прибыла ее светлость. Ричард, не веря ушам своим, уставился на Уотсона, потом, пообещав домоуправителю полкроны за хорошую новость, с воплем радости ринулся наверх. С великими усилиями миссис Уиллис удалось его изловить и, увещевая, она повела упирающегося графа в гардеробную. Умывшись и переодевшись, мальчик побежал в покои графини и прямо с порога кинулся к ней с криком: «Мама, мама, дорогая мама, наконец, ты приехала! Наконец-то я вижу тебя!» Адель, благоухающая и свежая, очнулась ото сна и с улыбкой раскрыла объятия. Она смеялась, тискала и тормошила сына, а тот, опасаясь испортить прическу или измять платье, только слегка прикасался к ней, отвечая на ее ласки. Он был уже достаточно взрослый, чтобы понимать женскую красоту, и гордился своей матерью.
– Как я рада видеть тебя, мой кумир! – восклицала графиня и отмечала изменения, произошедшие в его облике. – Как ты изменился, сын, повзрослел! Теперь я вижу перед собою юношу. Готовы ли вы стать моим рыцарем и совершать подвиги в мою честь, сэр Генри? – игриво спросила она.
– Да, миледи! Я к вашим услугам.
– Решено, я посвящаю вас в свои рыцари, Ричард. Отныне вы становитесь моим щитом и мечом! Я вверяю вам свое имя и честь! И еще любовь к тебе, мой милый мальчик.
Последние слова она произнесла негромко, с особой искренностью и теплотой. И, усадив мальчика подле себя на диване, она с особым участием стала расспрашивать его о жизни в замке.
Эту импровизацию, чувственную игру невольно наблюдал Анри, который поднялся в главную башню с целью повидаться с леди Адель до обеда, чтобы получше узнать ее. Он немало размышлял, прежде чем отправиться в ее покои. Но в конце концов, пришел к выводу, что имеет право поговорить со своей мачехой. В действительности, с первых минут он увлекся ею, но не признался бы в этом даже себе.
Растерянный Анри остановился на пороге, среди цветов и статуй маленького холла, у распахнутой двери будуара. Он многое бы дал, чтобы стать возлюбленным этой женщины, и столько же – чтобы никогда с ней не встречаться. Еще несколько месяцев назад, впервые увидев ее портрет, он обомлел, а, придя в себя, отрешенно и нежно вглядывался в ее полные тайной страсти глаза.
И вот она, здесь собственной персоной – хозяйка замка, супруга его отца. При воспоминании об отце, он едва не застонал. Да, эта женщина причинила графу много страданий, но, увидев Адель, молодой человек простил ей все. «Ты во всем виноват сам», – говорил себе Анри. Нужно было уезжать. Не давать чувству проникнуть в сердце. Ведь он уже давно подозревал неладное. И вот теперь попал в сети. Анри знал, что не посмеет сделать ни шага в сторону Адели, ибо дорожил честью отца, и значит обречен молча страдать.
– Ведь как глупо и несправедливо! – прошептал он с усмешкой, искривившей его красивый рот, – не успел сбежать. Ну и дела, Анри…
Он закусил губу и, растерянный, печальный, униженный быстро и бесшумно миновал холл и сумеречный коридор и ринулся вниз по винтовой лестнице.
Леди Адель провела рукой по блестящим волосам сына.
– Постой, Ричард. Дай поглядеть на тебя. В тебе столько перемен, мой кумир, мой славный рыцарь. За год ты так вырос и стал красив на диво! – сказала она, серьезно глядя в глаза сына. – Учишься ли ты чему-нибудь?
– Ах, мама! – воскликнул мальчик, с жаром целуя запястье и ладонь Адели. – Если бы ты только знала, что здесь происходит, и что я хочу тебе рассказать! Клянусь, ты не поверила бы, не будь это чистой правдой.
– Милый, ты говоришь загадками и пугаешь меня, – с улыбкой произнесла Адель.
– С тех пор, как папа нанял мистера Готфрида, моя жизнь стала похожа на ад. Мистер Готфрид мой воспитатель и очень жестокий человек. Дни напролет я сидел над учебниками. Сущая пытка! Правда, мне стало немного полегче, когда папа сделал его личным секретарем. Со мной теперь все больше миссис Уиллис. Ужасная зануда, скажу тебе по секрету, но все-таки лучше, чем этот тиран.
Слушая сына, Адель рассеянно перебирала волосы. Мистер Готфрид… Как же его зовут? Кажется Джек… Нет, нет, Джон. Джон Готфрид.
Еще там, на вокзале, когда он приблизился к ней, в ее сознании что-то шевельнулось, какая-то смутная догадка. Ей захотелось рассмотреть его ближе, и именно поэтому она не глядела в ту сторону, вела себя холодно и высокомерно, а, заговорив, была груба. Она разозлила его. Ну что ж, тем лучше! Когда Джон появился в зале, ее словно пронзило током, так похож оказался этот человек на Ивлина Стейна, ее возлюбленного, с которым она бежала от мужа. Три месяца спустя несчастный молодой человек погиб на дуэли, причиной которой стала она. Все было инсценировано как самоубийство, и полиция, понятное дело, ни до чего не докопалась. Но она-то знала правду! Тогда Адель сильно страдала, она ведь до сих пор помнит о нем. И вдруг этот Готфрид! Зеркальное отображение. Но когда он подошел ближе, Адель поняла, что ошиблась. Сходство было минимальным, разве что рост, жесты, гордая посадка головы… Она разозлилась на себя. Ничего, ничего, это пройдет, Ивлин не станет больше тревожить ее…
– Мама, ты слушаешь меня?
– Да, да, малыш.
– Я говорю, что был несчастлив.
– Несчастлив! – повторила с улыбкой Адель. – Как можно быть несчастным, имея такого прекрасного воспитателя!
Широко раскрыв глаза, Ричард уставился на нее.
Обед прошел оживленно. Правда, пришлось ждать леди Адель и ее юную компаньонку, но зато появление их произвело такой ошеломляющий эффект, что граф приказал убрать вино и откупорить шампанское. Адель была в зеленом туалете с виридоновой отделкой по краю, ее высокую строгую прическу скрепляла серебряная диадема с тремя овальными изумрудами. Тонкое левое запястье обнимал браслет в виде двух сплетенных в страстном порыве рук – мужской и женской. А Габриэла вышла в бледно-розовом наряде с дымчатыми кружевами. Ричард, глядя на дивной красоты женщину, которая была его матерью, зарделся от наслаждения и гордости.
– Добрый вечер, господа, – сказала Адель. Ричард сорвался с места и галантно, насколько умел, помог женщинам сесть за стол. Обед получился превосходным. За столом царило истинно праздничное веселье.
Сказать по правде, миссис Уиллис чувствовала себя не в своей тарелке, а когда Адель прямо обратилась к ней, рука ее дрогнула, и фарфоровая чашечка едва не выскользнула из пальцев.
– Успокойтесь, дорогая, – шепнул ей на ухо Анри. – Нельзя быть такой нервной. Это вещь – старинного королевского завода, прошу учесть. Аналогов этому сервизу нет.
– Таких пруд пруди на базаре, – прошипела миссис Уиллис.
После обеда все общество отправилось на прогулку. К вечеру жара спала, и на прояснившемся небе показалось алое жидкое солнце, уже скользящее к горизонту. Вечер выдался великолепный, тихий, спокойный. Тенистые аллеи парка разбегались во все стороны, кое-где клубился туман. Был уже десятый час, солнце скрылось, полная луна изливала серебристый свет с похолодевшего неба, когда решили возвращаться в замок, Ричард забегал вперед, сбивал прутом росу с закрывшихся цветов и то и дело бросал реплики, мешавшие общему течению беседы. Торжественная тишина засыпающей природы действовала благотворно на души людей. И вдруг Анри, шедший впереди под руку с Габриэлой, обернулся и сказал Адели:
– Мы счастливы вашим возвращением, дорогая Адель, но более всех счастлив я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– Милый! – с гримасой легкого превосходства сказала она. – Я вижу, ты не изменяешь своим привычкам. Я обязательно уделю время твоим экспонатам, как только отдохну и приду в себя после дороги. Думаю, ты расскажешь мне много интересного.
– Милый, – продолжала Адель, – разреши представить тебе мисс Габриэль Джонсон, мою компаньонку и подопечную. Это милое, очаровательное дитя, и мне бы хотелось, чтобы она вошла в наш дом не как прислуга, но как член семьи.
– Да, Адель, у нас будет время поговорить, – кивнул граф. – А сейчас идем, дорогая, я покажу тебе твои покои. Их заново отделали и кое-что перестроили. Я нанял знаменитого архитектора из Берлина. Очень толковый малый! Привез своих специалистов по декору и художников. Идем, идем! Уверен, ты будешь поражена.
С улыбкой опираясь на руку графа, Адель поднялась по главной лестнице, прошла узкий коридор и вступила на винтовую лестницу, ведущую в ее апартаменты. Габриэль неслышно ступала следом.
– Милый, тебе бы следовало сделать лифт, – заметила она, слегка сдвинув брови. – Все это похоже на хождение по горам.
Они миновали маленькую гостевую, ванную и поднялись на несколько закругленных ступенек, отделанных стальными пластинами. На верхней площадке у стены возвышалась изящная статуя кошки из черного дерева. Адель с удивлением заметила, что Энтони не забыл и ее маленьких странностей: любви к изображениям разного вида кошек. На этой площадке начинался мир изящества, неги и цветов. Повсюду в больших и миниатюрных хрустальных вазах стояли букеты роз, бутоны которых были полураскрыты и влажны. Прямо был вход в обширную гардеробную, где, благодаря искусной подсветке и зеркалам, все искрилось и переливалось. Габриэль восхищенно ахала. Адель же спокойно рассматривала интерьер с видом пресыщенной дивы, то и дело устремляя на мужа ласковый взгляд. Они вошли в спальню. Все здесь, и резной портал камина, и картины в золоченых рамах, и обширная кровать с пологом, были отмечены чувством меры и хорошим вкусом. Окно было украшено буйной южной растительностью. Эта оранжерея более всего понравилась Адели.
Габриэле показали ее комнату и девушка с благодарностью, расслабленно опустилась в кресло.
Как только супруги остались одни, Адель увлекла графа в будуар и усадила в кресло, бросившись перед ним на колени и прижавшись щекой к его ногам. Слезы заструились по ее прекрасному лицу. Лорд Генри приподнял жену за плечи, жадно вглядываясь в ее облик, так мучивший его по ночам, наслаждаясь новой болью узнавания, желания, которое он с трудом сдерживал. Он старался успокоить ее, уверяя, что простил до конца, что никогда не попрекнет прошлым. Он осторожно снял с нее шляпку, провел дрожащими пальцами по линии бровей, носа, губ, маленького упрямого подбородка. Она глядела в его глаза так пристально, что у него заныли зрачки и стало жарко в груди. Наконец-то Адель рядом с ним. Как он ждал этого! Она, не смущаясь, помогла ему снять пиджак и вынула янтарные запонки из манжет. Когда Адель расстегнула ворот и узкой ладонью спустила платье с плеча, он застонал и страстно привлек ее к себе.
– Осторожно, прическа! – воскликнула она. – Ты просто мальчишка. Мой большой сумасбродный мальчишка.
Но он не слушал больше. Он слышал только, как колотится сердце, и руки его жадно скользили по изгибам женского тела.
Потом Адель долго лежала в голубоватой воде со взбитой пеной, наслаждаясь теплом, запахом лаванды и чувствуя приятную слабость во всем теле. После купания Адель, довольная и умиротворенная, улеглась на диване и с торжествующей улыбкой предалась мечтам. Потом незаметно для себя уснула.
Адель не была пошлой кокеткой, ставящей во главу угла количество связей. Она дорожила честью и блестящим положением в обществе. К тому же гордость и эгоизм, присущие ей, были стражами от любого бесчестия. Но по природе своей необузданная, пылкая и страстная, она порывисто отдавалась своим чувствам. Любовь была для нее целью, и она всегда искала ее. Эта женщина обладала сложным характером. Она умела быть безмерно великодушной, но, встречая на своем пути сопротивление, не останавливалась ни перед чем, чтобы сокрушить преграды и добиться желаемого. Обстоятельства жизни еще больше развили некоторые ее недостатки. Оставшись сиротой в раннем детстве, она вышла замуж в пятнадцать лет за своего опекуна, человека старше ее на двадцать четыре года, боготворившего ее. Граф Генри предупреждал все ее капризы, окружал роскошью, баловал. Она привыкла относиться к жизни как к приятному приключению, где перед ней с легкостью открывались все двери. Собственная красота стала для Адели своеобразным фетишем, и она поклонялась ей. Рано узнав вкус тонких чувственных наслаждений, она стремилась снова и снова испытывать их. Ни к кому по-настоящему не привязанная, леди Генри не считалась с чужими желаниями. Мужчин она поражала своими чарами, но, добившись победы, тотчас остывала, заставляя страдать очередную жертву. Это была истинная яркая, властная львица. Каждый мужчина, который к ней приближался, должен был сделаться ее рабом. Так, в сущности и было. Тонким, изощренным кокетством она его привлекала, но вскоре интерес пропадал, и взгляд сирены искал новую жертву. Это была опасная игра, послужившая началом несогласия между супругами. Бедный граф страдал от ревности, любви к этой нежной и жестокой нимфе, но больше всего – от сознания собственного бессилия, ибо понимал, что такая женщина, как Адель не может принадлежать ему одному. Напрасно он просил, увещевал, запрещал. Аделью владела страсть покорять мужчин, заставлять их терять голову и трепетать от одного только ее взгляда, быть во всем послушными ей. К тому же, лорд Генри не мог прямо обвинить жену в измене. Новое искушение подобного рода, любовь, вспыхнувшая вдруг в сердце гордой графини к молодому офицеру, изменили ход событий, и несчастный граф потерял свою возлюбленную. Правда, сколько мог, он держал ее в поле зрения, ибо любил искренне, чистой, жертвенной любовью. Он всегда готов был подставить руки, чтобы удержать ее от падения. Избалованная графиня жила на средства мужа, ни в чем не нуждаясь и ни в чем себе не отказывая. Но вдруг общество, его условности наскучили ей, и она, неожиданно для себя затосковала о муже и ребенке, которого год назад вернула в родовое гнездо. Может быть, семейные узы, жажда надежности и покоя, были не единственной причиной ее возвращения к мужу, но это Адель предпочитала держать в строгом секрете.
К обеду с прогулки вернулся Ричард, и Уотсон, принимая его промокшие башмаки, ибо юный граф неосторожно угодил в лесное озеро, с улыбкой сообщил, что прибыла ее светлость. Ричард, не веря ушам своим, уставился на Уотсона, потом, пообещав домоуправителю полкроны за хорошую новость, с воплем радости ринулся наверх. С великими усилиями миссис Уиллис удалось его изловить и, увещевая, она повела упирающегося графа в гардеробную. Умывшись и переодевшись, мальчик побежал в покои графини и прямо с порога кинулся к ней с криком: «Мама, мама, дорогая мама, наконец, ты приехала! Наконец-то я вижу тебя!» Адель, благоухающая и свежая, очнулась ото сна и с улыбкой раскрыла объятия. Она смеялась, тискала и тормошила сына, а тот, опасаясь испортить прическу или измять платье, только слегка прикасался к ней, отвечая на ее ласки. Он был уже достаточно взрослый, чтобы понимать женскую красоту, и гордился своей матерью.
– Как я рада видеть тебя, мой кумир! – восклицала графиня и отмечала изменения, произошедшие в его облике. – Как ты изменился, сын, повзрослел! Теперь я вижу перед собою юношу. Готовы ли вы стать моим рыцарем и совершать подвиги в мою честь, сэр Генри? – игриво спросила она.
– Да, миледи! Я к вашим услугам.
– Решено, я посвящаю вас в свои рыцари, Ричард. Отныне вы становитесь моим щитом и мечом! Я вверяю вам свое имя и честь! И еще любовь к тебе, мой милый мальчик.
Последние слова она произнесла негромко, с особой искренностью и теплотой. И, усадив мальчика подле себя на диване, она с особым участием стала расспрашивать его о жизни в замке.
Эту импровизацию, чувственную игру невольно наблюдал Анри, который поднялся в главную башню с целью повидаться с леди Адель до обеда, чтобы получше узнать ее. Он немало размышлял, прежде чем отправиться в ее покои. Но в конце концов, пришел к выводу, что имеет право поговорить со своей мачехой. В действительности, с первых минут он увлекся ею, но не признался бы в этом даже себе.
Растерянный Анри остановился на пороге, среди цветов и статуй маленького холла, у распахнутой двери будуара. Он многое бы дал, чтобы стать возлюбленным этой женщины, и столько же – чтобы никогда с ней не встречаться. Еще несколько месяцев назад, впервые увидев ее портрет, он обомлел, а, придя в себя, отрешенно и нежно вглядывался в ее полные тайной страсти глаза.
И вот она, здесь собственной персоной – хозяйка замка, супруга его отца. При воспоминании об отце, он едва не застонал. Да, эта женщина причинила графу много страданий, но, увидев Адель, молодой человек простил ей все. «Ты во всем виноват сам», – говорил себе Анри. Нужно было уезжать. Не давать чувству проникнуть в сердце. Ведь он уже давно подозревал неладное. И вот теперь попал в сети. Анри знал, что не посмеет сделать ни шага в сторону Адели, ибо дорожил честью отца, и значит обречен молча страдать.
– Ведь как глупо и несправедливо! – прошептал он с усмешкой, искривившей его красивый рот, – не успел сбежать. Ну и дела, Анри…
Он закусил губу и, растерянный, печальный, униженный быстро и бесшумно миновал холл и сумеречный коридор и ринулся вниз по винтовой лестнице.
Леди Адель провела рукой по блестящим волосам сына.
– Постой, Ричард. Дай поглядеть на тебя. В тебе столько перемен, мой кумир, мой славный рыцарь. За год ты так вырос и стал красив на диво! – сказала она, серьезно глядя в глаза сына. – Учишься ли ты чему-нибудь?
– Ах, мама! – воскликнул мальчик, с жаром целуя запястье и ладонь Адели. – Если бы ты только знала, что здесь происходит, и что я хочу тебе рассказать! Клянусь, ты не поверила бы, не будь это чистой правдой.
– Милый, ты говоришь загадками и пугаешь меня, – с улыбкой произнесла Адель.
– С тех пор, как папа нанял мистера Готфрида, моя жизнь стала похожа на ад. Мистер Готфрид мой воспитатель и очень жестокий человек. Дни напролет я сидел над учебниками. Сущая пытка! Правда, мне стало немного полегче, когда папа сделал его личным секретарем. Со мной теперь все больше миссис Уиллис. Ужасная зануда, скажу тебе по секрету, но все-таки лучше, чем этот тиран.
Слушая сына, Адель рассеянно перебирала волосы. Мистер Готфрид… Как же его зовут? Кажется Джек… Нет, нет, Джон. Джон Готфрид.
Еще там, на вокзале, когда он приблизился к ней, в ее сознании что-то шевельнулось, какая-то смутная догадка. Ей захотелось рассмотреть его ближе, и именно поэтому она не глядела в ту сторону, вела себя холодно и высокомерно, а, заговорив, была груба. Она разозлила его. Ну что ж, тем лучше! Когда Джон появился в зале, ее словно пронзило током, так похож оказался этот человек на Ивлина Стейна, ее возлюбленного, с которым она бежала от мужа. Три месяца спустя несчастный молодой человек погиб на дуэли, причиной которой стала она. Все было инсценировано как самоубийство, и полиция, понятное дело, ни до чего не докопалась. Но она-то знала правду! Тогда Адель сильно страдала, она ведь до сих пор помнит о нем. И вдруг этот Готфрид! Зеркальное отображение. Но когда он подошел ближе, Адель поняла, что ошиблась. Сходство было минимальным, разве что рост, жесты, гордая посадка головы… Она разозлилась на себя. Ничего, ничего, это пройдет, Ивлин не станет больше тревожить ее…
– Мама, ты слушаешь меня?
– Да, да, малыш.
– Я говорю, что был несчастлив.
– Несчастлив! – повторила с улыбкой Адель. – Как можно быть несчастным, имея такого прекрасного воспитателя!
Широко раскрыв глаза, Ричард уставился на нее.
Обед прошел оживленно. Правда, пришлось ждать леди Адель и ее юную компаньонку, но зато появление их произвело такой ошеломляющий эффект, что граф приказал убрать вино и откупорить шампанское. Адель была в зеленом туалете с виридоновой отделкой по краю, ее высокую строгую прическу скрепляла серебряная диадема с тремя овальными изумрудами. Тонкое левое запястье обнимал браслет в виде двух сплетенных в страстном порыве рук – мужской и женской. А Габриэла вышла в бледно-розовом наряде с дымчатыми кружевами. Ричард, глядя на дивной красоты женщину, которая была его матерью, зарделся от наслаждения и гордости.
– Добрый вечер, господа, – сказала Адель. Ричард сорвался с места и галантно, насколько умел, помог женщинам сесть за стол. Обед получился превосходным. За столом царило истинно праздничное веселье.
Сказать по правде, миссис Уиллис чувствовала себя не в своей тарелке, а когда Адель прямо обратилась к ней, рука ее дрогнула, и фарфоровая чашечка едва не выскользнула из пальцев.
– Успокойтесь, дорогая, – шепнул ей на ухо Анри. – Нельзя быть такой нервной. Это вещь – старинного королевского завода, прошу учесть. Аналогов этому сервизу нет.
– Таких пруд пруди на базаре, – прошипела миссис Уиллис.
После обеда все общество отправилось на прогулку. К вечеру жара спала, и на прояснившемся небе показалось алое жидкое солнце, уже скользящее к горизонту. Вечер выдался великолепный, тихий, спокойный. Тенистые аллеи парка разбегались во все стороны, кое-где клубился туман. Был уже десятый час, солнце скрылось, полная луна изливала серебристый свет с похолодевшего неба, когда решили возвращаться в замок, Ричард забегал вперед, сбивал прутом росу с закрывшихся цветов и то и дело бросал реплики, мешавшие общему течению беседы. Торжественная тишина засыпающей природы действовала благотворно на души людей. И вдруг Анри, шедший впереди под руку с Габриэлой, обернулся и сказал Адели:
– Мы счастливы вашим возвращением, дорогая Адель, но более всех счастлив я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22