Такое же могло случиться и с тобой…– Да. Ну и что? – Он говорил равнодушным тоном, хотя, когда он посмотрел на нее, его глаза сверкали. – Тогда мы не знали друг друга, поэтому тебе должно быть все равно. – Дженни слегка улыбнулась. Ей вовсе не было все равно. Но она не собиралась признаваться в этом даже себе.– Это ужасно… для тебя, твоих родителей, бедной Фиаммы, – в кухне повисла тишина.– Ангел пролетел – заметила София.– Скажите мне, – живо спросила Дженни, меняя тему разговора, – за какую работу в городе женщинам платят прилично? Пока я буду ждать дядю, мне надо на что-то жить.– Женщин принимают на работу на табачную фабрику, вышивальщицами в мастерские. Я предпочитаю работу на дому. Мои девочки делают цветы на продажу из проволоки и бумаги, которую я им приношу, склеивают коробочки, даже самые младшие работают, полируют пуговицы, – оживленно отозвалась София.– Я работала горничной в английском посольстве в Стокгольме. Может быть, найдется работа в доме…– Скоро придут леди из благотворительного общества и женщина – миссионер. Возможно, они подскажут тебе, куда обратиться. На что ты будешь жить, пока не найдешь работу? – София пожала плечами.– До тех пор я буду заботиться о ней, ребятишках и старушке. У меня еще есть деньги и у Дженни осталось восемь долларов. Этого достаточно, чтобы какое-то время продержаться, но мало, чтобы добраться до Калифорнии. Завтра я схожу поищу работу и скоро…– Я должна тебе двадцать долларов. Я верну тебе долг, когда заработаю. И ты сможешь уехать, – твердо сказала Дженни.– Выбрось это из головы. Просто отдай эти деньги тому, кто будет нуждаться в них. Слышишь, малыш плачет.Эллис долго и с наслаждением сосал грудь Мареллы, кузины Габриеля, у которой недавно родился ребенок. Его животик надулся, стал круглым, словно мячик. Потом Дженни перепеленала малыша и уложила спать в коричневую гофрированную коробочку, устланную стеганым пуховым одеяльцем, вынутым из ее плетеной дорожной корзинки.Медея и Ингри крепко спали на деревянной кровати. Когда все разошлись, Дженни прилегла рядом с ними, но ей не спалось. Она поднялась с постели. В квартире было тихо, свет погашен. Девушка подошла к окну, выходящему на улицу, и высунулась, опираясь на подоконник. Над нею проплывали освещенные лунным светом облака.«Надо выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха, прислушаться к ночным шорохам, ощутить аромат ночи».Дженни поправила одеяльце Эллиса, постояла рядом с Ингри и выскользнула за дверь. Габриель нашел ее на крыше их шестиэтажного дома. ГЛАВА 6 – Как ты выбралась на крышу? – в голосе Габриеля слышалось беспокойство.– Я тихонько прошла на цыпочках мимо спящих в первой комнате и поднялась по пожарной лестнице, что на фасаде. Разве нельзя?Дженни очень устала и говорила тихо. От бессонницы ее глаза стали огромными. Перед внутренним взором проплывали картины прошедшего дня, ее первого дня в Нью-Йорке: лица, многоэтажные здания, толпы людей на шумных вечерних улицах, переполненные кафе и бары, бистро, куда они зашли перекусить и собраться с мыслями, прежде чем идти к родственникам Габриеля.– Мне нужно найти работу, пока не кончились деньги, – Габриель налил ей вина из принесенной с собой оплетенной бутылки. Дженни подняла бокал, любуясь игрой лунного света в темно-красной бархатной глубине кьянти. Осторожно отпила глоток, откинулась назад и вытянулась на скате крыши.– Я позабочусь о тебе и о детях, Дженни Ланган. Дозволь мне чувствовать себя сильным и нужным, пока ты не найдешь своего дядю.– Я больше не позволю тебе содержать нас… меня, Медею, – она нахмурилась. В ее потемневших синих глазах блеснула тревога.Габриель выпил до дна бокал и наполнил его снова.– О Медее нечего беспокоиться. В Нью-Йорке ее ждет хорошая жизнь. Она сможет прокормить себя и даже тебя, предсказывая судьбу и продавая всякие снадобья и мази. Лай только женщинам узнать, что прибыла предсказательница с родной стороны. Уверен, что слух об этом уже пополз из дома в дом. Скоро они слетятся сюда стаями, как вороны, в своих черных шалях и с деньгами… пенни, центами, серебряными долларами. Особенно по воскресеньям, по дороге домой из церкви. Они будут приходить к Медее, чтобы узнать свою судьбу, спросить совета, найти утешение. Ее приемы хорошо известны и привычны им. Они с уважением будут внимать ее мудрым советам. Вот увидишь, – Габриель присел на корточки рядом с Дженни. – Я хочу поцеловать тебя. – Она не ответила, и он нежно поцеловал ее.– Нет, Габриель, не начинай все сначала. Мы не должны делать этого, – Дженни встала и шагнула к пожарной лестнице. Ее шелковистые волосы были распушены и отливали золотом в лунном свете. Он схватил ее за плечо, резко повернул к себе и снова поцеловал долгим настойчивым поцелуем. Он прижался к ее губам, проведя языком по небу. Его сильное трепещущее тело требовательно прильнуло к ней. И она в его объятиях стала податливой и покорной.– Я не хочу, – слабо протестовала она. – Я имею в виду… думаю, что хочу тебя, но… Я не должна. Я приехала в Америку, чтобы начать новую жизнь, стать лучше. Ты заставляешь менять решение, ломаешь мою жизнь и, возможно, губишь мое будущее. Пожалуйста, Габриель, отпусти меня. Я должна думать о детях, а ты – о Фиамме. – Его объятия ослабели, и Дженни вырвалась из его рук, отошла и прислонилась к стене небольшого сарайчика в углу крыши.– Я должен помнить о Фиамме, а ты – об отце Ингри? Расскажи мне о нем, Дженни. Кто он? Где он? Ты тоскуешь по нему? – Габриель подошел к ней. Его пальцы нежно скользили по изящному овалу лица, по изогнутым бровям, прямому хорошенькому носику. Габриель взял в ладони ее лицо, и его строгий профиль загородил луну, когда он снова поцеловал ее. Это был легкий, ласковый поцелуй.– Я совсем не тоскую по отцу Ингри, – она вздохнула.Они стукнулись лбами и рассмеялись, а когда Дженни снова попыталась спастись бегством, Габриель прижал ее к стене. Его бедра задвигались, словно сами собой. Сильные руки опять обняли ее.– Дженни… Дженни, я хочу тебя. Кому от этого станет хуже? Ты же не наивная девочка. Ты женщина. У тебя ребенок. И я…ну, что плохого в том, что мы доставим друг другу удовольствие? – Он касался губами ее уха, целовал шею.– О, медоточивый, сладкоголосый негодяй! Ты хочешь использовать в своих бесчестных интересах несчастную, засыпающую на ходу женщину… – Дженни деланно зевнула, прикрыв рот ладошкой. – Взять верх над изнуренной, опьяневшей женщиной… женщиной, которая… ужасно хочет вас мистер Ангел, – Дженни снова вздохнула. Лунный свет и пламя страсти зажгли огонь в ее глазах. – Даже, если вы не свободны.– Я останусь дорогим воспоминанием, Дженни. Обещаю тебе, – Габриель улыбнулся и поцеловал ее руку.– Мне хватит моих воспоминаний до конца жизни. Жаль, но почти все они не слишком приятны, – сказала она резко. – Расставаться… страшно трудно.– Когда будет нужно, я помогу тебе проститься, cara. А сейчас нас захватили безрассудные страсть и влюбленность. Такое не часто случается… очень редко… и это… прекрасно, – прошептал он пылко.Теперь Габриель точно знал, почему дуракам закон не писан, почему их ряды постоянно растут. И он тоже стремился примкнуть к ним, становился одним из них, дураком, который не мог остановиться вовремя… если только еще не поздно.«Он может остановиться», – подумал он. У него железная воля, абсолютное самообладание. Он может отказаться от Дженни, да и от любой другой женщины, когда… захочет. Но именно сейчас ему не хотелось отступаться. Его желание было безмерным.– Нас неотвратимо тянет друг к другу, cara. Есть только один способ погасить костер, – горячий с хрипотцой голос Габриеля волновал Дженни. Она взглянула в его сверкающие черные пленительные глаза и не смогла отвести взор. – Мы подходим друг другу, Дженни, – у него перехватило дыхание, когда он коснулся ее груди, погладил большим пальцем отвердевшие соски, провел ладонями по изгибу тонкой талии. Всем своим весом Габриель прижал ее к стене сарая. Его умелые руки нежно ласкали женщину. Дженни охватило неизъяснимое блаженство, которое накатывало на нее волна за волной.Их тела слились воедино. Дженни была изумлена, потрясена. Все ее тело пульсировало от наслаждения. Глаза закрыты. Полуоткрытые губы прижались ко рту Габриеля. Она обвила руками его шею и сникла в изнеможении с чувством удовлетворения и любви.Габриель целовал ее глаза, изящное ушко, стройную нежную шею. Он поправил сползшее с ее плеч одеяло. И только сейчас Дженни услышала за спиной приглушенное воркование.– У нас нет места, где бы мы могли остаться одни. Но наступит день, еще до того, как мы расстанемся, и я уложу тебя в постель из роз. Клянусь, так и будет, – решительно сказал он.– Любая постель подойдет, – Дженни беззаботно рассмеялась. Но веселое настроение быстро улетучилось. – Габриель, будь реалистом. Я должна быть практичней. Розы прекрасны… но у них есть шипы, а у меня дети, которых нужно кормить, – прижавшись к нему и глядя поверх его плеча, она увидела танцующие в лунном свете снежинки.«Как пылинки в луче солнечного света», – подумала она.– Пошел снег. Давай укроемся здесь, – Габриель взял ее за руку и повел в сарай, где было тепло и пахло кедровой стружкой. Они вошли, и воркованье стало громче, птицы беспокойно захлопали крыльями.– Габриель, что мы делаем? У нас нет будущего. Нас ожидают жестокое разочарование и позор. София гостеприимно приняла меня, незнакомку, в своем доме, и вот как я плачу за ее доброту. Уф… что здесь такое? Пахнет, как в курятнике.– Саверио и Рокко участвуют в голубиных соревнованиях. Когда я здесь, я всегда держу пари. Завтра, когда они вернутся с работы, мы покажем тебе, как это делается, – Габриель чиркнул спичкой. На них уставились, мигая, десятки маленьких круглых глаз. Птицы сердито взъерошили перья и громко заворковали. Он достал из-под голубки маленькое круглое яйцо кремового цвета и положил Дженни на ладонь.– В нем заключена жизнь. Как непостижимо и таинственно, – задумчиво сказала она. – Положи, пожалуйста, на место. Надеюсь, два тощих кота, которых Медея принесла в своей корзине с причала, не проберутся на голубятню.Они вышли из сарая. Снегопад уже прекратился.– Впервые я увидел тебя в Бремене. Наблюдал за тобой издали. Сегодня я вижу тебя своим сердцем. Кто знает, что может случиться завтра? Мы должны быть вместе каждую ночь, дарить друг другу счастье и не думать о расставании, чтобы ни случилось. – Габриель прислонился спиной к стене голубятни. Дженни положила голову ему на плечо.– Я не собираюсь жить настоящим. У меня есть планы и мечты, которые могут сбыться, если я очень постараюсь. Я должна попытаться жить по-своему.– И я не вхожу в твои планы? Прекрасно. – Он пожал плечами. – Похоже, что отец Ингри тоже. Ты совсем не скучаешь по нему? – Габриель закурил, глядя прищуренными глазами на поднимающийся дымок.– Нет, я надеюсь, что больше никогда не увижу его, – Дженни почувствовала озноб от холода и от злости на человека по имени Чарлз Торндайк.– Ты любила его? – резко спросил он.– Думала, что люблю, пока не узнала поближе. Теперь я понимаю, что просто жалела его. Одинокий человек вдали от родного дома. Чарлз говорил, что его сведут с ума темные холодные дни скандинавской зимы… – Дженни сомневалась, стоит ли рассказывать об этом. – Его звали Чарлз Торндайк. Он был торговым атташе в посольстве.– Значит, этот чудесный джентльмен, атташе, научил тебя своему языку? – Габриель взорвался. Его ревнивый гнев был неожиданным для девушки. – И в знак благодарности ты согревала его постель в зимние холода? Не хочешь ли изучить итальянский? Я охотно сделаю это.Он швырнул папироску на крышу и злобно раздавил ее каблуком. Уперев руки в бока, он угрожающе навис над Дженни. Она отступила и тоже подбоченилась.– Не смей разговаривать со мной таким тоном, Габриель Агнелли! – сказала она холодно. Дженни побледнела, но держалась с достоинством. Она гордо выпрямилась и вскинула голову. – Человек, который живет сегодняшним днем и скоро станет для меня воспоминанием, не имеет права вмешиваться…– Моя фамилия Агнелли. Твой итальянский необходимо усовершенствовать, а я не знаю по-шведски ни единого слова. Может быть, ты меня научишь, а? Подумай-ка над этим. Возможно, ты научишь меня и еще чему-нибудь, не только языку?– Skal! Негодяй! Вот тебе шведское слово. Единственное, какое ты услышишь от меня, – в душе Дженни кипел гнев. Она схватила свой бокал. Ей хотелось выплеснуть ему в лицо драгоценное кьянти, но она сдержалась и с силой запустила им в стену голубятни. Жалобно закричали птицы.– Хотя тебя это и не касается, я скажу. До Чарлза и после него у меня никогда не было мужчин… до сих пор. Удивлен? Вы оба научили меня одному.– Чему же? – Габриель нахмурился. Ему явно не понравилось, что его сравнили с Чарлзом, кем бы он ни был.– Я поняла, что ничего не понимаю в мужчинах, что всегда… ошибаюсь и обрекаю себя на горькие неудачи, – Дженни резко повернулась и пошла к пожарной лестнице. Но спуститься ей не удалось. По лестнице поднимался Рокко Агнелли.– Доброе утро! – Он удивленно потер рукой заспанные глаза. – Вы встали так рано? Гейб показывал вам голубей? Он любит смотреть на птиц, – мальчик прошел в голубятню, и вскоре в розовеющее утреннее небо взмыла, шумя крыльями, стая птиц.– Утром и после роботы два-три часа мы тренируем летунов. Этих птиц мы называем «летунами». Тех серых, что на улице, – «крысами». Хорошо мы придумали? – спросил Рокко гордо. Дженни любовалась взлетающими птицами, вспыхивающими на солнце белыми перьями на концах крыльев. Отдельные голуби слились в одну, летящую клином стаю, дружно взмывали ввысь и кружили в синем небе. Габриель, как ястреб, хищно смотрел на Дженни.– Как прекрасны они в полете! – девушка улыбнулась мальчику.– Мы устраиваем голубиные соревнования три-четыре раза в неделю, а летом каждый день. Правда, Гейб?– Что это за соревнования? Гонки? – Дженни холодно посмотрела на Габриеля. Он стоял, скрестив на груди руки, говорил короткими резкими фразами.– Нет, не гонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39